Демократия в Церкви

«Власть народа» — в какой степени она возможна в Русской Православной Церкви? Почему настоятелей и архиереев в ней выбирают не прихожане? Какова доля участия мирян в управлении Церковью сегодня и есть ли необходимость в ее увеличении? Об этом мы беседуем с доктором церковной истории, профессором Московской духовной академии протоиереем Владиславом Цыпиным.

Демократия и каноны

— В общественном сознании есть сегодня некий идеал общественного устройства, который принято отождествлять с демократией. Очевидно, и в Церкви тоже должен быть некий идеал устроения. Насколько он близок или далек от демократии? 

— Действительно, сегодня в большинстве государств так или иначе действуют демократические формы правления. Они, конечно, не идеальны и весьма относительно связаны с властью народа. Критерием демократии обычно считается наличие политического плюрализма, когда власть является предметом борьбы в законных формах, и на нее претендуют разные партии. Но все это относится лишь к политическому устройству общества. К иным сферам жизни эти принципы приложимы далеко не всегда. Скажем, едва ли демократическим образом должны решаться дела в академической научной среде. Было бы странно, если бы научные решения принимались при подаче равных голосов, что машинисткой, что сторожем, что академиком. Не нужно думать, что демократия всюду и везде адекватна. Внутри же Церкви демократии в собственном смысле вообще быть не может. Ее устроение определяется канонами, а они не полагают церковного управления на демократических началах. Ответственность за Церковь, а потому и власть в Церкви прежде всего принадлежит преемникам апостолов — епископам. Наверное, на уровне приходского собрания в какой-то мере проявляется и демократическое начало. Но повторяю — это все-таки другая сфера жизни, которую нельзя отнести только лишь к реалиям человеческим и, значит, общественным. Церковь — все же мистическая реальность. И поэтому все эти аналогии имеют лишь относительное значение. 

— Одним из основных признаков демократии является как раз выборность, представительность. И здесь, на мой взгляд, вопрос о параллелях в устройстве Церкви вполне закономерный. Из истории Церкви мы знаем, что когда-то епископы были избираемы. Каким же образом этот раннехристианский образец устроения Церкви потом трансформировался? И почему?

— Не следует думать, будто на ранних этапах истории Церкви такое избрание епископов народом было правилом. Всегда от начала и до наших дней в избрании кандидата на кафедру обязательно присутствовало поставление его собором епископов, а пресвитеров и дьяконов — одним епископом. И уже как элемент возникало и исчезало участие в этом процессе иных клириков и мирян. Причем мы имеем фрагментарные сведения о самом раннем периоде истории христианства. И Православная Церковь в своем конфессиональном сознании исходит из того, что церковный строй времен Вселенских соборов был развитием того церковного устройства, которое предшествовало этой эпохе, то есть существовало во времена гонений на Церковь. Исходя из канонов, которые в большинстве своем рождены правосознанием Церкви эпохи Вселенских соборов, мы видим следующую картину: народ может участвовать в избрании, а может и не участвовать. Некоторые каноны описывают процедуру избрания кандидатов в епископы, священники или дьяконы, предусматривая участие народа. А другие каноны такое участие возбраняют: там употреблено слово «охлос». Оно имеет негативную окраску, и его приходится переводить либо как «толпа», либо как «чернь». Но это все-таки тоже народ, а не какие-то отбросы. Что же касается решающего слова епископа, так было во все времена, всегда и всюду. И каноны в этом пункте нигде не расходятся. Епископа поставляют два или три епископа — это первое апостольское правило. Пресвитера же поставляет епископ.

О чем писал святитель Игнатий

— У святителя Игнатия (Брянчанинова) есть работа, которая так и называется: «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви». В ней он говорит об идее «восстановить древнейший обычай Церкви: епархия да избирает для себя архиерея, а приход — иерея, диакона и причетника, свидетельствуя о их благочестии». 

— Я думаю, он не мог иметь в виду, что этими выборами дело завершается. Это было бы какое-то пресвитерианство*, крайний протестантизм. Разумеется, это обозначало лишь начальный этап, с его точки зрения, необходимый. А дальше — действия тех же канонов, о которых я сказал ранее. 

— Но святитель Игнатий в упомянутой работе говорит также о необходимости «уничтожения касты так называемого духовного звания, как неправильности, которая вкралась сама собою, в противность правилам Св. Апостолов». 

— Это — о другом. Что такое кастовость, иначе говоря, сословность? Она заключалась в том, что резервом пополнения кадров священства было священство же. Дети священников, как правило, также становились священниками. Хотя духовное сословие не было абсолютно замкнуто, подобно касте. Это было именно сословие, в которое можно было войти, из которого можно было выйти. Но все-таки, по большей части, люди в нем рождались и пребывали до конца жизни. Однако проблема решена была не внутрицерковными актами, а полной отменой всех сословий в России в 1917 году. 

— Про сословность Вы объяснили. А что с выборностью?

— Появление духовного сословия не было случайностью и имело свои причины. Кандидат в священство — это лицо, которое должно соответствовать определенному образовательному цензу, должно иметь каноническую правоспособность и опыт жизни в церковной традиции. Сама жизнь показывала, что крестьянство — как основная часть жителей страны — не было в состоянии избрать священника из собственной среды. Для них поставление священником сына прежнего батюшки или соседнего батюшки было естественным и понятным. В сочетании с этой самой сословностью, надлежащим образованием и преемственностью. Кроме того, никуда не девается одно простое обстоятельство: избирать можно из тех, кто имеет аттестат семинарии. Выборность какое-то время существовала после Поместного собора 1917 года. Решения Собора предусматривали, что избрание кандидатов в епископы происходили на епархиальных собраниях, а приходского духовенства — на приходских собраниях. Но опять-таки: эти решения не вышли за рамки канонических норм — последнее слово в случае с выбором епископа принадлежало епископскому собору в лице Священного синода. И, разумеется, — епископу (в случае поставления священников и дьяконов). Такая процедура была выработана, однако из-за гонений вся церковная жизнь тогда проходила в совершенно ненормальных условиях… 

Синодальный период: Император = Народ

— Когда упомянутые Вами решения Собора о выборности на практике осуществлялись в Церкви? 

— Это угасало быстро, в 1920-е годы. Жизнь Церкви протекала тогда в экстремальных условиях, и более приемлемым все-таки оказалось прямое избрание Синодом без ожидания епархиального собрания. Власти просто запрещали их проводить. Приходские собрания еще кое-как существовали. Дело в том, что советское государство в юридическом плане вообще не признавало Церковь как целое. Юридическими субъектами были только приходские собрания, вот они и проводились. А что касается епархиальных — они просто перестали созываться. Сама жизнь заставляла прибегать к похожему на дореволюционный (за исключением участия императора) способу поставления епископов. 

— А как поставление происходило до революции?

— Святейший синод избирал епископа, а на основании синодального избрания императорским указом он назначался на кафедру. Но предварительно правительство через обер-прокурора Святейшего синода также участвовало в рассмотрении кандидатур. А Победоносцев, как известно, сам по большей части и предлагал их. Хотя как до Победоносцева, так и после него Святейший синод мог иметь своих кандидатов, а обер-прокурор — своих. Но это происходило лишь на предварительном этапе. Если же иметь в виду юридически значимые акты, то это — избрание Синодом. Причем часто избирали трех кандидатов. После чего император из этих трех избирал уже одного. Как правило, он избирал того, чье имя стоит первым. А двое других становились кандидатами на следующую вакансию. Часто император делал свой выбор, условно говоря, формально, потому что правительством это избрание было уже согласовано через обер-прокурора. Хотя бывали случаи, когда монарх выбирал второго или третьего. Например, когда он лично знал кандидата. 

— Разве такое участие императора не противоречило каноническим нормам? 

— Не всё так просто. Есть некий парадокс. С точки зрения канонической теории, участие императора в таком избрании как раз и обозначало или — замещало… участие народа. Потому что император — мирянин, в личности которого сосредоточена власть. А власть императору вручил народ, который действовал в том числе и как церковное сообщество. И вот таким образом миряне в лице императора тоже участвовали в избрании епископата. Но даже если считать такое участие народа фикцией, то этой фикции в наше время больше нет… 

Наши дни  

— Что мешает эту выборность восстановить в наши дни, когда никаких гонений на Церковь нет уже четверть столетия?

— Да, внешних помех нет. Но я полагаю, что раз она, эта выборность, не восстанавливается — значит, в ней не видится особенно большой ценности сегодня. Она не представляется необходимой. Тут ведь вот что надо иметь в виду. Выбирать могли бы лишь приходские собрания. Но наше приходское собрание сегодня по факту не является собранием всех вообще прихожан. Оно у нас существует в виде некоторого ядра прихода, тех людей, которые берут на себя содержание храма, ответственность за храм, в том числе и юридическую. Другого учреждения, которое бы включало в себя более широкий круг прихожан, сегодня нет. Уместен вопрос: а почему бы нам не образовать широкого состава приходские собрания с участием в них сотен людей? Тут есть опыт. По уставу 1988 года можно было считать членами приходского собрания всех вообще участвующих в церковной жизни прихожан. И в 1990-е годы собирались такие многолюдные приходские собрания. Они протекали очень трудно, и решения порой принимались неадекватные. То есть получался тот самый «охлос», о котором предупреждали еще древние каноны. Поэтому формулировка устава образца 2000 года ограничивает участие в приходском собрании установленного круга лиц. 

— А епархиальные собрания почему сегодня не избирают архиереев? 

— Я думаю — потому, что весьма ограничено само число кандидатов. Мы видим, насколько часто бывает так, что в епархию поставляют епископом человека, который до этого служил не на ее территории. Это объективная проблема. Под рукой у Патриархии, у Синода попросту нет нескольких десятков или сотен кандидатов, распределенных по разным епархиям. Как нет и ситуации, когда та или другая епархия может сказать: «Вот у нас пять или десять архимандритов, и каждый из них годится в епископы». Число кандидатов очень ограниченно. Если Церковь будет укрепляться дальше и люди будут приобретать опыт церковного управления, я не исключаю, что будет введен выборный порядок. Но в настоящее время кадровая проблема является главным затруднением для подобного решения. Тем более что требования к кандидату в епископы в наше время значительно возрастают. Прежде всего, это должен быть монах — это уже ограничение. Кроме того, это монах, уровень образования которого должен быть намного более солидным, чем у кандидата в священство. Далее: он должен обладать еще и административным и пастырским опытом. А самое главное — чистотой жизни и вероисповедания. Можем ли мы говорить, что таких людей в Церкви сейчас множество?..

Демократия в аду?

— И все-таки с точки зрения канонического права является ли выборность священников и епископов в Церкви сущностно необходимой? И стоит ли сейчас снова обращаться в этом вопросе к опыту 20-х годов? — Еще раз подчеркну: во-первых, выборность для Церкви канонически не является главным элементом поставления епископа и священника. Во-вторых, выборность не является самостоятельной ценностью. Это всего лишь инструмент, который в одних ситуациях может быть полезен, а в других — неполезен. При этом в отношении общецерковного управления элементы выборности есть: степень участия церковного народа в подготовке и проведении Соборов и выборов Патриарха очень велика. В других Поместных Православных Церквах такой практики зачастую просто нет. 

Но если говорить конкретно о том, почему мы сразу не возвратились к выборности епископов и священников, то, суммируя, отвечу по пунктам. 

Первое. Канонически выборность не является необходимой. Она возможна, но не обязательна. 

Второе. Есть кадровая проблема, когда внутри епархий фактически некого избирать. И в этих условиях решения приходится принимать Патриархии и Синоду. Они лучше знают, кто сейчас готов понести служение епископа. 

Третье. Необходимость срочно реформировать систему поставления неочевидна. Не ощущается острой нужды в реформе. Существующий порядок вещей не просто привычен, он — работает. Быть может, когда-то он будет изменен. Но тогда, когда Церковь остро ощутит в этом потребность. 

— И напоследок, можете как-то прокомментировать известный слоган: «Демократия в аду, а на небе — Царство»?

— Это всего лишь выразительная фраза. Думаю, в той части, что на небе — Царство, она вполне точна. Что же касается демократии в аду, это не более чем острая шутка, несмотря на то, что демократия как устройство может вызывать много вопросов. Мне кажется, ее зря сегодня идеализируют. Но в любом случае, это всего лишь человеческое установление со своими человеческими сложностями. Нет смысла всерьез обсуждать, существует ли в аду демократия. Что там? Кто знает… Быть может, там как раз очень и очень жесткая иерархия. Понятно одно: на небе демократии тоже нет. Там — Царство Небесное.

* Пресвитерианство — ветвь кальвинизма. Зародилось во время протестантской революции в Шотландии в середине XVI века. У пресвитериан нет епископов, церковь управляется конгрегациями. В их состав входят пасторы приходов и выборные старейшины из числа прихожан. Несколько конгрегаций объединяются в пресвитерии, в которые наряду с церковнослужителями входят и выборные миряне. Пресвитерии посылают своих представителей на проходящие регулярно генеральные ассамблеи пресвитерианских церквей. — Ред.

Беседовал Александр Ткаченко.