Наталья ВОЛОШИНА
Однажды мы с папой поехали на дачу на электричке. Стояла ранняя осень, тополя отчаянно роняли сухую листву, по утрам изо рта уже шел пар, и приходилось надевать куртки. Но днём солнце шпарило так неистово, что все носили утренние куртки в руках.
Электричка опаздывала, мы стояли на перроне и высматривали, когда она появится вдалеке. Тут папа закурил и сказал: «Замри!»
— Ты же не куришь, — удивилась я.
— Иногда курю, — сказал папа. — Маме не говори.
Он выдохнул дым и пристально посмотрел на меня.
— Запомни это мгновение! — попросил таким голосом, что я сразу поняла, это серьёзно. — Пройдёт много-много лет, ты забудешь, куда ехала и зачем, забудешь, о чем думала и тревожилась в этот день, забудешь всё, что сейчас кажется важным. Но будешь помнить вот это! — И папа медленно обвёл рукой вокруг.
Я прерывисто вдохнула. И запомнила всё-всё-всë: прохладный тихий воздух вокзала, пахнущий дымом и углем, зеркальные рельсы, устремленные к самому горизонту, желтеющий лес там вдали, деревянные шпалы, между которыми треплется на ветру ковыль-трава. И ту небесную сентябрьскую синь, от которой одновременно грустно и радостно.
— Ты, доча, цени вот это, — сказал тогда папа. — Это будет наполнять тебя всегда, этого много вокруг, с избытком, только умей заметить. Собирай такие мгновения в сердце. Именно о них больше всего жалеет человек, когда приходится уходить. Потому что это и есть жизнь.
Вчера я не выдержала, и сама позвонила сыну в лагерь. Так бывает: держишься, держишься, ходишь с независимым видом, а потом сорвешься, схватишь телефон, сожмешь до боли в пальцах, только бы услышать родное «привет».
— Мам, я опаздываю! — деловито сказал сын. — У нас вечернее мероприятие, свечка. Все давно ушли, я один тут в столовой болтаюсь.
— А чего болтаешься?
— Долго с рыбой провозился: такая костлявая! Потом ещё запеканку ел. Она была вкусной.
— А сейчас?
— Сейчас стою на крылечке, слышишь, море шумит?
— Хорошо у вас там?
— Очень. Тепло и море. Шумит постоянно, оно тут близко совсем, сразу за забором, даже ночью в комнате слышно. Мы спим, а оно за окном шумит и шумит.
— Замри! — сказала я сыну серьёзным голосом. — Запомни это мгновение.
— Ты чего, мам?
— Твой дедушка учил собирать такие моменты в сердце.
— Ясно.
— Пройдёт много лет, ты начисто забудешь, как опоздал на лагерное мероприятие. Но всегда будешь помнить, как стоял теплым сентябрьским вечером на крылечке столовки, смотрел в ночное небо и слушал море.
— Тут правда красиво.
— Тогда постой ещё немножко.
— Стою.
— Розами пахнет?
— Пахнет.
— Цикады стрекочут?
— Да.
— А море?
— Шумит.
— Отлично. А теперь беги. Если спросят, почему опоздал, скажи, что говорил с мамой о самом важном.
— Врать нехорошо.
— А я не вру.
