Стояла зима. Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями тёплая дымка плыла…
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
Именно эта звезда из стихотворения Бориса Пастернака вела за собой волхвов с востока, которые пришли поклониться родившемуся Христу и принесли Ему в дар золото, ладан и смирну (благовоние). Они пришли в Иерусалим и спросили Ирода: «Где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Услышав это, Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним» (Мф 2.2-3).
Следует оценить смелую наивность волхвов. Слово «ирод» неслучайно стало нарицательным для обозначения крайне жестокого человека, изверга и изувера. Еще до избиения вифлеемских младенцев про Ирода, занимавшего тогда Иудейский престол, римский император Август как-то сказал, что при нем безопаснее быть свиньей, чем царским сыном. Действительно, свиней иудеи не едят, а не имевший законных прав на престол Ирод убивал даже собственных сыновей, если начинал их подозревать в царских амбициях. И вот этого царя-изверга волхвы спрашивают, где новый Царь Иудейский.
Коварный Ирод притворился, что тоже хочет поклониться только что появившемуся на свет Мессии и попросил волхвов выведать, где Он родился. И те пошли за новой звездой в путь в Вифлеем, где Бог появился не во дворце и уютном доме, а в хлеву, среди домашних животных, потому что Его с Его земными родителями никто даже не пустил переночевать.
Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.
Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.
Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.
Пастернак назвал волхвов звездочетами. Интересно, что в оригинале Нового Завета волхвы названы как μάγοι, т.е. маги. Дело в том, что слово ὁ μάγος (magos) пришло в древнегреческий язык из Персии (современный Иран). Оно означало персидских жрецов, астрономов и астрологов, обладавших различными тайными знаниями. Интересно, что и русское слово «волшебник» тоже образовано от слова «волхв».
Приход волхвов к Младенцу Христу очень символичен. В их лице словно тогдашнее человеческое знание, явные и тайные человеческие умения приходят к Богу и признают Его власть. Волхвы приходят к Христу не просить чего-то для себя, а лишь поклониться Ему и принести Ему дары. Они словно задают модель того, каким должно было бы стать настоящее человеческое знание, настоящая культура (если бы человек не пал): не грандиозной науко-технической системой для обслуживания собственных нужд и капризов, а бескорыстным познанием и восхвалением Бога и созданного Им мира
Поэтому Пастернак, возможно, и пишет, что вслед за волхвами будто бы и шли все будущие «мысли веков, все мечты, все миры», а также «все дела чародеев». Приход волхвов был словно анонсом всех великий деяний в будущей культуре, а также тех радостей, которые отныне будут сопровождать Рождество: ёлки и ёлочные шары, сны детворы, мечты о чем-то настоящем и нездешнем…
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали всё пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры…
Смотрите также:
Волхвы и Рождество: встреча двух миров
На заставке фрагмент рисунка Manuel Millway.
