Свет настольной лампы обнимал книгу, защищая от полумрака комнаты. Человек сидел за столом и вглядывался в строки, как в морщины задумчивости, так, кажется, у Рильке.
Голос наполнял комнату, он звучал уверенно, без навязчивой выразительности: «… князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что-нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
— Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока…»
— Папа, хватит телефон занимать, мне Юрка должен позвонить. Мы же договаривались, что по субботам с трех до четырех телефон мой!
Эта история происходила в то время, когда телефонный аппарат был привязан к стене или столу, а не человек привязан к телефону, как сейчас.
— Анна Ефимовна, простите, придется прерваться на таком интригующем моменте. Дочке жених должен позвонить…
— Ну, пап, не жених он мне, а так…
— Мы продолжим вечером во вторник. Я позвоню.
Он закрыл книгу, заложив страницу газетной вырезкой.
— Катенька, ты же знаешь, что Анна Ефимовна плохо видит и совсем не может читать, а ей без этого невыносимо плохо.
— Всё знаю, но мы же договаривались, пап…
Он познакомился с ней в глазном отделении, где регулярно проходил обследование. Она не видела ничего, а он смотрел на мир одним относительно здоровым глазом. Он не дочитал ей «Войну и мир», потому что Анна Ефимовна переехала в другой город к сестре, которая могла за ней ухаживать. Междугородние звонки тогда были ему не по карману.
А Юрка женился на Кате, не вняв советам князя Болконского. И потом родилась я.


