Во время Первой мировой войны Татьяну сделали почетной председательницей Комитета по оказанию временной помощи пострадавшим от военных бедствий. Как-то на заседании один из членов комитета обратился к ней: «С позволения Вашего Высочества…» Татьяна удивленно посмотрела на него. А когда он снова сел рядом с ней, слегка толкнула его локтем и прошептала: «Вы что, с ума сошли — так со мной разговаривать?» Татьяна ненавидела подобные церемонии и формальности. Куда больше ей нравилось быть простой сестрой милосердия и день за днем трудиться в лазарете.
В детстве Татьяне, в отличие от Ольги, не так просто давалась учеба, зато в рукоделии она превосходила старшую сестру. Она своими руками шила блузы себе и сестрам, вышивала, вязала. Современники отмечали, что из всех детей именно Татьяна больше других внешне и внутренне похожа на Александру Федоровну. И если Ольга была любимой собеседницей отца, то Татьяна стала такой собеседницей для матери.
«Если только императрица делала разницу между дочерьми, — писал учитель Пьер Жильяр, — то ее любимицей была Татьяна Николаевна. Не то чтобы ее сестры любили мать меньше ее, но Татьяна Николаевна умела окружать ее постоянной заботливостью и никогда не позволяла себе показать, что она не в духе».
Но и Николай II горячо любил вторую дочь — он тоже видел в ней черты своей супруги. Сестры даже шутили, что если надо обратиться к государю с какой-то просьбой, то «Татьяна должна попросить papá, чтобы он нам это разрешил». Но в других случаях сестры называли Татьяну «гувернанткой» — за то, что она была сдержанней их, всегда останавливала их и напоминала им наставления матери.
«У нее были красивые,
правильные черты лица,
она была похожа на cвоих царственных красавиц родственниц,
чьи фамильные портреты украшали дворец».Баронесса С. К. Буксгевден
Впрочем, «абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если появлялась возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами семьи. У нее был практический ум императрицы и детальный подход ко всему», — писала о Татьяне фрейлина императрицы баронесса Буксгевден.
В Первую мировую войну все, кто видел ее в военном госпитале, утверждали: Татьяна — «прирожденная сестра милосердия». В лазарет она ездила ежедневно и после записывала в специальном дневнике имена, звания и названия частей, где служили те люди, которым она помогала в этот день.
Ольга и Татьяна, «большая пара», как их называли в семье, были очень дружны, хотя по характеру были совсем разными. Баронесса Буксгевден как-то описала разницу между ними: по ее словам, Ольга Николаевна «была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу. От нее часто слышали: “Ой, надо помочь бедняжке такому-то или такой-то, я как-то должна это сделать”. Татьяна же была склонна более оказывать помощь практическую, она спрашивала имена нуждающихся, подробности, записывала все и спустя некоторое время оказывала конкретную помощь просителю, чувствуя себя обязанной сделать это».
«Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моем идеале, мне бы нужно было только написать портрет великой княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию ее, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: “Вот сестра милосердия”», — писала медицинская сестра С. Я. Офросимова.
Для императрицы Татьяна была не только дочерью, но и другом, «самым близким человеком». Именно в переписке с ней в последние годы Александра Федоровна делилась своими мучительными размышлениями о той клевете, которую распускают против нее. А вот как ласково обращалась к матери в переписке Татьяна: «Моя дорогая мама, мой ангел, сегодня вечером я чувствовала себя такой несчастной, милая мама, оттого, что ты была такой печальной. Я прошу у тебя прощения за то, что как раз сейчас, когда тебе так грустно и одиноко без папы, мы так непослушны. Я даю тебе слово, что буду делать все, чего ты хочешь, и всегда буду слушаться тебя, любимая. 1000 поцелуев от твоей Татьяны» (16 июня 1915 года).
Со временем зрелость характера Татьяны стала все более отчетливо проявляться в отношениях с сестрами и даже с Ольгой. Это было заметно и в мелочах: «Обе младшие и Ольга ворчат на погоду, — рассказывает в письме Александра Федоровна, — всего четыре градуса, они утверждают, будто видно дыхание, поэтому они играют в мяч, чтобы согреться, или играют на рояле, Татьяна спокойно шьет». В ссылке в Тобольске полковник Кобылинский заметил, что в отсутствие родителей все всегда ориентировались на вторую сестру: «Как Татьяна Николаевна». «Она ведала за болезнью Матери, распорядками в доме, заботилась об Алексее Николаевиче и всегда сопровождала государя на его прогулках». А Клавдия Битнер, ставшая в Тобольске учительницей царских детей, считала даже, что если бы семья лишилась Александры Федоровны, то Татьяна стала бы для нее такой же «крышей».
Была в личности Татьяны Николаевны и общая черта с императором: как и отец, она зачастую скрывала свои чувства от других, держала их исключительно при себе. Особенно заметной ее замкнутость стала в последние месяцы заточения. «Было невозможно угадать ее мысли, — вспоминал учитель английского языка Чарльз Сидней Гиббс, — даже если ее мнение было более категоричным, чем у сестер».
После объявления о расстреле Татьяна вместе с двумя младшими сестрами лишилась чувств. Когда пелена дыма после первых выстрелов рассеялась, по свидетельствам исполнителей приказа, Татьяна была среди тех, кого пули лишь ранили. Оставшихся в живых «пристреливали, прикалывали штыками, добивали прикладами».
Другие Спутники царской семьи
