Чувство подлинного ужаса не раз пытались фиксировать в литературе. Характерно, что опыт подобного поистине посюстороннего переживания в равной степени был знаком и Льву Толстому, и Федору Достоевскому. Наиболее известен опыт первого из них, так как именно столкновение с ужасом сыграло, быть может, определяющую роль во всей жизни Льва Николаевича.
Доподлинно известно, что случилось это 1 сентября 1869 года, когда Толстой, в то время уже весьма преуспевающий автор, направляясь в Пензенскую губернию с целью приобретения земли, остановился заночевать в городе Арзамасе. Что на самом деле случилось с ним той ночью в гостинице, известно лишь по его короткому письму жене. Но и по свидетельству его близких, и по истории всего его творческого пути очевидно, что это серьезно изменило классика, заставив его обратиться к теме глубокого религиозного поиска. Толстой писал жене: «Было 2 ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас, такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал и никому не дай Бог испытывать».
Рассказал ли он подробности или нет — опять же неизвестно. Однако позже, в «Записках сумасшедшего», которые он то начинал, то бросал писать вплоть до самой смерти, Толстой попытался в художественной форме реконструировать те события. В тексте есть совершенно автобиографический отрывок на этот счет.
«Как, я помню, мучительно мне было, что комнатка эта была именно квадратная. Окно было одно, с гардинкой, — красной. Стол карельской березы и диван с изогнутыми сторонами. Мы вошли. Сергей устроил самовар, залил чай. А я взял подушку и лег на диван. Я не спал, но слушал, как Сергей пил чай и меня звал. Мне страшно было встать, разгулять сон и сидеть в этой комнате страшно. Я не встал и стал задремывать. Верно, и задремал, потому что когда я очнулся, никого в комнате не было и было темно... Заснуть, я чувствовал, не было никакой возможности. Зачем я сюда заехал. Куда я везу себя. От чего, куда я убегаю? — Я убегаю от чего-то страшного и не могу убежать. Я всегда с собою, и я-то и мучителен себе. Я, вот он, я весь тут. Ни пензенское, ни какое именье ничего не прибавит и не убавит мне. А я-то, я-то надоел себе, несносен, мучителен себе. Я хочу заснуть, забыться и не могу. Не могу уйти от себя. Я вышел в коридор. Сергей спал на узенькой скамье, скинув руку, но спал сладко, и сторож с пятном спал. Я вышел в коридор, думая уйти от того, что мучило меня. Но оно вышло за мной и омрачало все. Мне так же, еще больше страшно было. “Да что это за глупость,— сказал я себе, — Чего я тоскую, чего боюсь”. — “Меня,— неслышно отвечал голос смерти. — Я тут”...».
Интересно провести параллель между этим событием и тем, что чуть ранее Федор Михайлович Достоевский описывал в книге «Униженные и оскорбленные».
«...Надо сознаться во всем откровенно: от расстройства ли нерв, от новых ли впечатлений в новой квартире, от недавней ли хандры, но я мало-помалу и постепенно, с самого наступления сумерек, стал впадать в то состояние души, которое так часто приходит ко мне теперь, в моей болезни, по ночам, и которое я называю мистическим ужасом. Это — самая тяжелая, мучительная боязнь чего-то, чего я сам определить не могу, чего-то непостигаемого и несуществующего в порядке вещей, но что непременно, может быть, сию же минуту, осуществится, как бы в насмешку всем доводам разума придет ко мне и станет передо мною как неотразимый факт, ужасный, безобразный и неумолимый. Боязнь эта возрастает обыкновенно все сильнее и сильнее, несмотря ни на какие доводы рассудка, так что наконец ум, несмотря на то, что приобретает в эти минуты, может быть, еще большую ясность, тем не менее лишается всякой возможности противодействовать ощущениям. Его не слушаются, он становится бесполезен, и это раздвоение еще больше усиливает пугливую тоску ожидания. Мне кажется, такова отчасти тоска людей, боящихся мертвецов. Но в моей тоске неопределенность опасности еще более усиливает мучения…»
В продолжение темы читайте:
Все материалы темы номера "Мода на ужасы"