У средиземноморской цивилизации, наследниками которой мы являемся, есть два культурных основания: это ценности античности и ценности христианства. Но основные формы нашей современной культурной жизни заложило именно христианство.
Посмотрим на нашу политическую культуру: современная демократия — отнюдь не калька с афинской. Современная демократия зародилась в средневековье, а окончательно сформировалась в Новое время. Обратимся к экономике: Макс Вебер в статье «Протестантская этика и дух капитализма» прямо говорит о том, что капитализм возник во многом благодаря протестантизму, который сформировал принципиально новое отношение к труду, его результатам и его целям.
А наука? Несмотря на то, что историки науки всегда предлагают несколько версий ее появления, необходимо признать, что вклад христианства в то, что сегодня понимается под наукой, колоссально велик. Достаточно назвать только несколько принципиальных моментов.
Во-первых, христианство демифологизировало космос, который в античном сознании представлялся неким высшим «божеством», никем не сотворенной красотой, порядком и гармонией, в которую включено все — и боги, и природа, и люди, и которой все подчиняется. Для античного философа бог моря — это не божество, живущее в нем, а само море, поэтому его нельзя изучать «по-базаровски»: не подобает препарировать божественную действительность. Христианская же идея о том, что Бог сотворил мир, но Сам не тождествен этому миру, создает принципиально иное интеллектуальное поле: если солнце — не бог Гелиос, который едет по небу на своей колеснице, а сотворенное Богом небесное тело, то человек, будучи сам венцом творения, вполне может его изучать.
Во-вторых, идея бесконечности, которая чрезвычайно важна, к примеру, для математиков, тоже утвердилась в мире вместе с христианским сознанием. Кроме того, античное видение мира не позволяло соединить физику с математикой: оно исходило из жесткого деления всех вещей на естественные и искусственные, из противопоставления мира космоса миру артефактов. Надлунный мир — мир вечного порядка и неизменных движений, и подлунный — мир непостоянства и изменчивости, четко различались. И математика — подлинная, идеальная наука — изучала идеальные конструкции и применялась, прежде всего, в астрономии, исследовавшей надлунный мир. Физика же была способом констатации изменчивости мира подлунного и занималась изучением природы и сущности вещей. А механика, позволявшая создавать то, чего в природе нет, в свою очередь, никак не могла являться частью физики или быть с нею связанной.
Новое время, исходя, безусловно, из утвердившихся на тот момент христианских догматов, коренным образом пересмотрело взаимоотношения Бога, природы и человека. Излюбленной аналогией ученых стало отождествление природы с механизмом. Именно это позволило наконец соединить физику с математикой, и Коперник, Галилей, а затем и Ньютон создавали физическую картину мира, оперируя уже ее языком. Так родилась современная наука.
В-третьих, научно познавать мир возможно только будучи убежденным в его реальности. А ведь именно христианство категорически утверждает реальность существующего мира и происходящих в нем процессов, которые мы можем наблюдать. Современному человеку это может показаться странным, но в свое время в спорах об этом ломалось немало копий. Чтобы сформировалась необходимая для изучения мира интеллектуальная среда, должен был появиться стимул. И он появился — и тоже оказался связан с христианской культурой.
Правда, справедливости ради надо признать, что и христианство порой сдерживало развитие науки. Но дело было, на мой взгляд, не в преследованиях Бруно или Галилея, а в общем настрое: блаженный Августин провозгласил, что только две вещи достойны познания — Бог и душа, и это вывело из сферы интересов средневекового человека окружающий физический мир. Но как только европейская научная мысль ушла от схоластики, первыми, кто снова обратил на него внимание, стали монахи. Именно они и занялись его изучением — задолго до XVIII-XIX веков, когда появились профессиональные ученые.
