28 ноября у православных христиан начался свой путь к Рождеству. Мы предлагаем нашим читателям пройти его с «Фомой» и нашим Рождественским онлайн-календарем.
Каждый день «Фома» будет создавать для вас праздничное настроение: один день — один сюрприз.
Сегодня мы дарим Вам стихи о Рождестве видеопроекта "Живая поэзия".
Стихи: Иосиф Бродский, Вячеслав Иванов, Константин Фофанов, Дмитрий Мережковский, Афанасий Фет, Владислав Ходасевич, Владимир Набоков, Федор Глинка.
Читают: Игорь Костолевский, Андрей Панин (1962 - 2013), Антон Шагин, Егор Бероев, Александр Коршунов, Владимир Зайцев, Сергей Чонишвили.
Иосиф Бродский. "Представь, чиркнув спичкой..."
Читает Антон Шагин
Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере,
используй, чтоб холод почувствовать, щели
в полу, чтоб почувствовать голод -- посуду,
а что до пустыни, пустыня повсюду.
Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере,
огонь, очертанья животных, вещей ли,
и - складкам смешать дав лицо с полотенцем --
Марию, Иосифа, сверток с Младенцем.
Представь трех царей, караванов движенье
к пещере; верней, трех лучей приближенье
к звезде, скрип поклажи, бренчание ботал
(Младенец покамест не заработал
на колокол с эхом в сгустившейся сини).
Представь, что Господь в Человеческом Сыне
впервые Себя узнает на огромном
впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном.
1989
Владислав Ходасевич. "Мечта моя! Из Вифлеемской дали..."
Читает Андрей Панин
Мечта моя! Из Вифлеемской дали
Мне донеси дыханье тех минут,
Когда еще и пастухи не знали,
Какую весть им ангелы несут.
Всё было там убого, скудно, просто:
Ночь; душный хлев; тяжелый храп быка,
В углу осел, замученный коростой,
Чесал о ясли впалые бока,
А в яслях... Нет, мечта моя, довольно:
Не искушай кощунственный язык!
Подумаю — и стыдно мне, и больно:
О чем, о чем он говорить привык!
Не мне сказать...
Январь 1920, ноябрь 1922
Владимир Набоков. "И видел я: стемнели неба своды..."
Читает Андрей Панин
И видел я: стемнели неба своды,
и облака прервали свой полёт,
и времени остановился ход…
Всё замерло. Реки́ умолкли во́ды.
Седой туман сошёл на берега́,
и наклонив над влагою рога́,
козлы не пили. Стадо на откосах
не двигалось. Пастух, поднявши посох,
оцепенел с просте́ртою рукой
взор устремляя ввысь, а над рекой,
над рощей пальм, вершины опустивших,
хоть воздух был безтрепетен и не́м,
повисли птицы на крылах застывших.
Всё замерло. Ждал чутко Вифлеем…
И вдруг в листве проснулся чудный ропот,
и стая птиц звенящая взвилась,
и прозвучал копыт весёлый топот,
и водных струй послышался мне шёпот,
и пастуха вдруг песня раздалась!
А вдалеке, развея сумрак серый,
как некий Крест, божественно-светла,
Звезда зажглась над вспыхнувшей пещерой,
где в этот миг Мария родила.
1918
Иосиф Бродский. "Бегство в Египет"
Читает Антон Шагин
В пещере (какой ни на есть, а кров!
Надёжней суммы прямых углов!),
В пещере им было тепло втроём;
пахло соломою и тряпьём.
Соломенною была постель.
Снаружи молола песок метель.
И, припоминая его помол,
спросонья ворочались мул и вол.
Мария молилась; костёр гудел.
Иосиф, насупясь, в огонь глядел.
Младенец, будучи слишком мал,
чтоб делать что-то ещё, дремал.
Ещё один день позади – с его
тревогами, страхами; с «о-го-го»
Ирода, выславшего войска;
и ближе ещё на один – века.
Спокойно им было в ту ночь втроём.
Дым устремлялся в дверной проём,
чтоб не тревожить их. Только мул
во сне (или вол) тяжело вздохнул.
Звезда глядела через порог.
Единственным среди них, кто мог
знать, что взгляд её означал,
был Младенец; но Он молчал.
1988
Владислав Ходасевич. «Вечер»
Читает Андрей Панин
Красный Марс восходит над агавой,
Но прекрасней светят нам они —
Генуи, в былые дни лукавой,
Мирные, торговые огни.
Меркнут гор прибрежные отроги,
Пахнет пылью, морем и вином.
Запоздалый ослик на дороге
Торопливо плещет бубенцом...
Не в такой ли час, когда ночные
Небеса синели надо всем,
На таком же ослике Мария
Покидала тесный Вифлеем?
Топотали частые копыта,
Отставал Иосиф, весь в пыли...
Что еврейке бедной до Египта,
До чужих овец, чужой земли?
Плачет мать. Дитя под черной тальмой
Сонными губами ищет грудь,
А вдали, вдали звезда над пальмой
Беглецам указывает путь.
Весна 1913
Фёдор Глинка. "И видели - по утренним зарям..."
Читает Александр Коршунов
И видели — по утренним зарям,
Когда роса сребрилась по долинам,
И ветерки качали ветви пальм, —
Шли путники дорогой во Египет:
Был Старец сед, но бодр и величав,
В одной руке держал он жезл высокий,
В другой, сжимая повод, вел осла,
И на осле сидела, как царица,
Младая Мать с своим Младенцем чудным,
Которому подобного земля
Ни до Него, ни после не видала!..
И матери подобной не видали!..
Какой покой в лице ее светился!
Казалось все ее свершились думы,
И лучшие надежды уж сбылись;
И ничего ей более не надо:
Все радости и неба и земли,
Богатства все, все счастье мировое,
Лежали тут, — в коленях, перед ней,
Слиянные в одном ее Младенце.
Который сам — прекрасен так и тих, —
Под легкою светлелся пеленою,
Как звездочка светлеет и горит
Под серебром кристального потока…
В одежды алые жена одета,
Скроенные как будто из зари,
И голубой покров — отрезок неба, —
Вился кругом главы ее прекрасной…
Константин Фофанов. "Ещё те звезды не погасли..."
Читает Игорь Костолевский
Еще те звезды не погасли,
Еще заря сияет та,
Что озарила миру ясли
Новорожденного Христа…
Тогда, ведомые звездою,
Чуждаясь ропота молвы,
Благоговейною толпою
К Христу стекалися волхвы…
Пришли с далекого Востока,
Неся дары с восторгом грез,-
И был от Иродова ока
Спасен Властительный Христос!..
Прошли века… И Он, распятый,
Но вс по-прежнему живой,
Идет, как истины Глашатай,
По нашей пажити мирской;
Идет, по-прежнему обильный
Святыней, правдой и добром,
И не поборет Ирод сильный
Его предательским мечом.
1891
Вячеслав Иванов. «И снова ты пред взором видящим...»
Читает Егор Бероев
И снова ты пред взором видящим,
О Вифлеемская Звезда,
Встаешь над станом ненавидящим
И мир пророчишь, как тогда.
А мы рукою окровавленной
Земле куем железный мир:
Стоит окуренный, восславленный,
На месте скинии кумир.
Но твой маяк с высот не сдвинется,
Не досягнет их океан,
Когда на приступ неба вскинется,
Из бездн морских Левиафан.
Равниной мертвых вод уляжется
Изнеможенный Легион,
И человечеству покажется,
Что все былое — смутный сон.
И бесноватый успокоится
От судорог небытия,
Когда навек очам откроется
Одна действительность - твоя.
1944
Дмитрий Мережковский. «Ёлка»
Читает Владимир Зайцев
Не под кровом золочёным
Величавого дворца,
Не для счастья и довольства,
Не для царского венца —
Ты в приюте позабытом
Вифлеемских пастухов
Родился — и наг, и беден —
Царь бесчисленных миров.
Осторожно, как святыню,
В руки Мать Его взяла,
Любовалась красотою
Безмятежного чела.
Ручки слабые Младенец
В грозно-сумрачный простор
С беспредельною любовью
С лона Матери простёр.
Всё, что борется, страдает,
Всё, что дышит и живёт,
Он зовёт в свои объятья,
К счастью вечному зовёт.
Ликовала вся природа,
Величава и светла,
И к ногам Христа-младенца
Все дары свои несла.
Близ пещеры три высоких,
Гордых дерева росли,
И, ветвями обнимаясь,
Вход заветный стерегли.
Ель зелёная, олива,
Пальма с пышною листвой —
Там стояли неразлучной
И могучею семьёй.
И они, как вся природа,
Все земные существа,
Принести свой дар хотели
В знак святого торжества.
Пальма молвила, склоняя
Долу с гордой высоты,
Словно царскую корону,
Изумрудные листы:
«Коль злобой гонимый
Жестоких врагов,
В безбрежной равнине
Зыбучих песков,
Ты, Господи, будешь
Приюта искать,
Бездомным скитальцем
В пустынях блуждать,
Тебе я открою
Зелёный шатёр,
Тебе я раскину
Цветочный ковёр.
Приди Ты на отдых
Под мирную сень:
Там сумрак отрадный,
Там свежая тень».
Отягчённая плодами,
Гордой радости полна,
Преклонилася олива
И промолвила она:
«Коль, Господи, будешь
Ты злыми людьми
Покинут без пищи —
Мой дар Ты прими.
Я ветви радушно
Тебе протяну
И плод золотистый
На землю стряхну.
Я буду лелеять
И влагой питать,
И соком янтарным его наливать».
Между тем, в унынье тихом,
Боязлива и скромна,
Ель зелёная стояла;
Опечалилась она.
Тщетно думала, искала —
Ничего, чтоб принести
В дар младенцу-Иисусу,
Не могла она найти;
Иглы острые, сухие,
Что отталкивают взор,
Ей судьбой несправедливой
Предназначены в убор.
Стало грустно бедной ели;
Как у ивы над водой,
Ветви горестно поникли,
И прозрачною смолой
Слёзы капают обильно
От стыда и тайных мук,
Между тем как всё ликует,
Улыбается вокруг.
Эти слёзы увидала
С неба звёздочка одна,
Тихим шёпотом подругам
Что-то молвила она.
Вдруг посыпались — о, чудо! —
Звёзды огненным дождём,
Ёлку тёмную покрыли,
Всю усеяли кругом.
И она затрепетала,
Ветви гордо подняла,
Миру в первый раз явилась
Ослепительно-светла.
С той поры доныне, дети,
Есть обычай у людей
Убирать роскошно ёлку
В звёзды яркие свечей.
Каждый год она сияет
В день великий торжества
И огнями возвещает
Светлый праздник Рождества.
Афанасий Фет. "Ночь тиха. По тверди зыбкой..."
Читает Сергей Чонишвили
Ночь тиха. По тверди зыбкой
Звезды южные дрожат.
Очи Матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.
Ни ушей, ни взоров лишних,
Вот пропели петухи —
И за Ангелами в вышних
Славят Бога пастухи.
Ясли тихо светят взору,
Озарен Марии лик.
Звездный хор к иному хору
Слухом трепетным приник.
И над Ним горит высоко
Та звезда далеких стран:
С ней несут цари востока
Злато, смирну и ливан.
1843 или 1845
Больше стихов - на сайте "Живая поэзия"