Из всего Платоновского «Пира» наибольшую известность получила речь то икающего, то чихающего Аристофана, в которой изложен миф об андрогине. Шутника Аристофана, думаю, очень потешил бы тот факт, что его рассказ про прыгающих то на четырех, то на двух, а затем и одной ножке людях получит романтическую интерпретацию и будет подпитывать уверенность миллионов людей по всему миру в том, что у них есть свой soulmate, он(а) же — «вторая половинка». Гораздо меньшее сочувствие вызывает попытка Сократа решить проблему soulmate в трехмерной плоскости, переведя разговор на тему «бессмертия и вечности»: слишком мудреная и не слишком волнующая геометрия.
Однако понятны и Аристофан, и Сократ лишь вместе: любовное влечение становится объектом философского осмысления именно потому, что оно прочно встроено в человеческую природу. Даже стоики, объявившие бесстрастие философским идеалом, соглашались в том, что и мудрец достоин любви, да и сам он может влюбиться.
Эта связка эроса и философии проявилась в одном очень шаловливом сравнении, которое у античности позаимствовало христианство. Со ссылкой то на Аристиппа, то на Биона* говорят, что как женихи Пенелопы, не сумев с ней сойтись, сближались с ее служанками, точно так же и те, кому не дается философия, чахнут в занятиях другими науками, ни на что не годными. В «Одиссее» упоминается некая служанка Меланфо, которая «находилась в связи и любилась» с Евримахом, одним из женихов Пенелопы. Эта самая Меланфо отличилась, в частности, тем, что набросилась с бранью на Одиссея, когда он в образе странника вошел в свой дом.
Думаю, не будет актом герменевтического вандализма предположить, что речь у Биона не о том, что любовь царицы лучше любви служанки (хотя кто бы спорил). Служанка — это про другое. Это про распущенность и вздорность Меланфо. Однако не слишком ли несправедлив философ к женихам? Пенелопа все-таки не была благосклонной невестой — да и невестой, строго говоря, не была. Они бы, может, и рады не «чахнуть» в других науках, но что уж тут поделать. Не дается философия. На это уже без оговорок возразим: плохо старались. Ведь в чем состояло их сватовство? В том, что они «чужое добро, ничего не платя, поедали». Такая кулинарная разнузданность рачительную Пенелопу очень огорчала. Не подобает людям, рабствующим чреву, свататься к царице. И рассчитывать не на что.
Этот мотив был остроумно использован иудейским платоником Филоном Александрийским. В трактате «О соитии ради предварительного обучения» он сравнивает добродетель (философию) с женой Авраама Сарой, а прочие науки — со служанкой Агарью, говоря: «Есть такие, кто, соблазнившись чарами служанок, пренебрегли их госпожой — философией — и состарились одни за чтением поэтов, другие — за черчением линий, третьи — за соединением модуляций, а иные — за множеством иных занятий, и не смогли они возвыситься до законной жены».
Христианскую инструментовку античному мотиву придал, опираясь на Филона, Климент Александрийский в «Строматах». По его словам, как все «свободные искусства ведут к их госпоже философии, так и сама философия в конечном итоге приводит к мудрости», то есть христианству. Поэтому «Писание позволяет извлекать пользу из человеческих знаний, при условии, что мы не останемся там навсегда», ведь «постоянно встречались обмороченные любовным зельем служанок и презревшие госпожу дома, философию, состарившиеся кто на музыке, кто на геометрии, кто на грамматике, а большинство — на ораторском искусстве».
Все эти сравнения исходят из того, что в самой человеческой природе заложена возможность неравенства. Это, конечно, не социальное неравенство, оно не связано ни с распределением благ, ни с «социальными лифтами», а потому проявляться может не только между разными людьми (служанки — госпожа), но и в душе одного человека. И Филону, и Клименту, конечно, хорошо была известна изложенная в «Тимее» Платона теория трехчастного строения души. «Чрево», то есть живот и все, что около, — это физические влечения, «служанки». В груди стеснен яростный дух, или гнев. Выше, в голове, заключен logos, разум. Человек иерархичен, и внутри него есть своя «госпожа», или Пенелопа, — разум, а есть та ворчливая и распущенная часть, которой по природе подобает подчиняться.
Поэтому у свт. Василия Великого сватовство к госпоже — философии становится не таким уж безнадежным делом:
«Например, гнев овладел твоим рассудком, и раздражительность влечет тебя к неприличным речам, жестоким и зверским поступкам? Если внемлешь себе, то усмиришь гнев. Опять худые пожелания, распаляя твою душу, ввергают ее в неудержимые и нечистые стремления? Если внемлешь себе…, то удовольствия тотчас исчезнут, обратившись в бегство, и в душе произойдет какая-то чудная внутренняя тишина и безмолвие, подобно тому как в присутствии целомудренной госпожи умолкает шум распутных служанок...»
Платоновское учение о человеке сочетается здесь с игривым гомеровским образом, указывая путь к божественному и господствующему началу внутри человека.
Поиск своего soulmate может привести к интересным открытиям — если, конечно, ворчание служанок не заглушит голоса Пенелопы.
От редакции: Аристипп — древнегреческий философ, основатель гедонической школы. Бион — древнегреческий философ-киник и писатель.
