16 апреля скончался российский поэт, переводчик и эссеист Игорь Меламед.
Игорь Меламед родился во Львове 14 июля 1961 года, в еврейской семье. В 1978-1981 годах учился в Черновицком университете на филологическом факультете, затем поступил в Литературный институт имени Горького в семинар поэзии Евгения Винокурова (окончил в 1986 году).
Первые его стихотворные публикации появились в журналах «Литературная учеба» (1981), «Смена» (1982), «Юность» (1983, 1987). В дальнейшем активно печатался в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Арион», «Континент», в «Литературной газете» и различных альманахах.
Автор книг: «Бессонница» (1994), «В черном раю» (стихотворения, переводы и статьи о русской поэзии) и «Воздаяние» (2010).
В 1988-1990 годах работал редактором отдела критики журнала «Юность». В 1990-1997 годах работал научным сотрудником в музее Бориса Пастернака в Переделкине.
Лауреат Горьковской литературной премии (2010) за книгу стихов «Воздаяние». Книга «Воздаяние» отмечена также Почетным дипломом премии «Московский счет» (2011) и специальной премией Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии, 2011).
Предлагаем читателям материал из спецвыпуска «Фомы» за 2009 год «Год равных возможностей».
Игорь Меламед «Под вечную кровлю»
Преображение событий внешней и внутренней жизни в творчестве художника — занятие неизбежное. Кажется, Лев Толстой, рассуждая о перемещении жизни в произведения, беспощадно заключал: вот потому наше искусство так хорошо и столь дурна жизнь. Но если под «внутренней жизнью» мы будем понимать жизнь духовную, то толстовские слова для полнокровного разговора о композиторе, живописце или поэте мало что объяснят. Ведь, размышляя о качестве нашего бытия, мы наверняка задумаемся об изначальной греховности человека, вспомним, что мы — вечные духовные инвалиды. И «в утешение» из памяти выплывут слова Баратынского: «Болящий дух врачует песнопенье».
Тем не менее, это сдвигает на второй план тему переживания художником физической немощи — приобретенной или врождённой. В каких отношениях со своим дарованием были оглохший Людвиг ван Бетховен и обезножевший Борис Кустодиев? Как влияет физическое страдание на творчество?
Однажды мы печатали в «Строфах» стихи московского поэта Игоря Меламеда, который уже несколько лет после травмы позвоночника не выходит из дома, мучится бесконечными болями, но продолжает писать стихи, которые становятся всё совершеннее. В них, как это было ещё до травмы — и совпавшего с нею обращения, — по-прежнему соединяются главные линии его поэзии: поиск Бога и попытка преодоления боли. Говоря об этом главном, исследовательница его стихов Екатерина Иванова из Саратова точно отметила, что поэзия Меламеда рождает в наших душах не чувство торопливой жалости, но высокое сострадание и даёт представление «о той норме человеческого поведения, которая сегодня не может претендовать даже на статус исключения».
И далее: «ропот и сомнения в его творчестве удивительным образом сочетаются с непоказным смирением, поэтому с полным правом можно говорить о том, что в его стихах звучит отзвук молитвы Иова, не только многострадального, но и праведного».
Бережно представляю вам стихотворения поэта Игоря Меламеда, о здоровье которого мы будем продолжать молиться, и понадеюсь на обретение им новых читателей.
* * *
Глядишь с икон, со снежных смотришь туч,
даруя жизнь, над смертью торжествуя.
Но вновь и вновь — «Оставь меня, не мучь!» —
Тебе в ночном отчаянье шепчу я.
Прости за то, что я на эту роль
не подхожу, что не готов терпеть я, —
Ты сам страдал и, что такое боль,
не позабыл за два тысячелетья.
Прости за то, что в сердце пустота,
за то, что я, как малодушный воин,
хочу бежать от своего креста,
Твоей пречистой жертвы недостоин.
* * *
Веет холодом, как из могилы.
До рассвета четыре часа.
Даже близкие люди немилы —
отнимают последние силы
телефонные их голоса.
Днем и ночью о помощи молишь,
заклиная жестокую боль.
Милосердный мой, выжить всего лишь
мне хотелось бы, если позволишь, —
но хотя бы забыться позволь.
Неужели такие мытарства,
отвращение, ужас и бред
исцеляют вернее лекарства,
открывают небесное царство,
зажигают божественный свет?
Псалом
Ветер воет, проносясь над шатром,
и вокруг меня колышется мрак.
Был когда-то я могучим царем,
но свирепый сокрушил меня враг.
В черном воздухе ищу Твою длань,
и душа моя всю ночь напролет
порывается к Тебе, словно лань
на желанные источники вод.
А засну — так чем блаженнее сны,
тем кошмарней ненавистная явь.
И бездонней не сыскать глубины,
из которой я взываю: избавь!
Возврати мне прежний царственный вид
и по слову Твоему оживи!..
Так терзается несчастный Давид
от пронзительной Господней любви.
* * *
Каждый шаг дается с болью.
Жизнь твоя почти не жизнь.
Положись на Божью волю,
если можешь, положись.
Что случилось — то случилось.
Не оглядывайся вспять.
И рассчитывай на милость
давшего Себя распять.
Памяти отца
На кладбище еврейском в светлый рай
тяжелый ветер сор осенний гонит
с разбитых плит — приюта птичьих стай.
На кладбище, где больше не хоронят,
вот здесь твоя могила родилась
вблизи чужой — забытой и умершей,
где я к тебе приник в последний раз,
не веривший и плакать не умевший.
Сквозь прах и ветер мне не разобрать,
не разгадать среди родного мрака,
какую ты вкушаешь благодать
у Бога Авраама, Исаака...
Благословив свистящий этот серп,
сквозь прах и ветер на твоей могиле
я лишь шепчу: «Да будет милосерд
к тебе Господь Иакова, Рахили...»
* * *
...И ангелов я вопрошаю Твоих:
зачем я остался в живых?
Осеннею ночью с промозглой травы
зачем меня подняли вы?
Уж лучше б меня унесли далеко,
где так бы мне стало легко,
в ту местность, куда провиденьем благим
ко мне бы — один за другим —
в свой срок прибывали любимые мной
из горестной жизни земной.
* * *
В ненадежных и временных гнездах
и тела обитают, и души.
Но Спаситель приходит, как воздух,
посреди мирового удушья.
Посреди мирового мороза,
в безысходных глубинах страданья,
раскрывается сердце, как роза,
от Его дорогого дыханья.
Все оплачено было сторицей
и искуплено страшною кровью,
чтобы ты бесприютною птицей
возвратился под вечную кровлю.
Смотрите также:
Игорь МЕЛАМЕД. В покаянной ночи
