В современном мире понятие «тщеславие» все менее воспринимается как негативное качество. В нынешнем словоупотреблении оно может приобретать вполне положительное значение, особенно с оговоркой: здоровое тщеславие.

Для многих художников, музыкантов, артистов, спортсменов, ученых оно представляется вполне нормальным движением души, которое заставляет их стремиться к все большему совершенству на избранном поприще, причем принцип этот распространяется не только на творческие профессии. В любой сфере человеческой деятельности очень трудно представить себе карьерный рост человека, не имеющего тщеславных побуждений (как правило, «замаскированных» под амбиции, которые уж точно расцениваются как ценное качество работника).

Но почему же в христианстве тщеславие рассматривается как тяжелый недуг человеческой души, который очень легко в себе развить и невероятно трудно вылечить? Ведь тщеславие, в сущности, всего лишь желание нравиться окружающим, предстать перед ними в лучшем свете. И если греховность убийства, воровства или супружеской измены очевидна даже для человека, далекого от религии, то тщеславие сложнее воспринимать как нечто опасное и плохое. Правда, интуитивно нецерковные люди чувствуют, что не так уж оно и хорошо, что есть в нем какая-то двойственность и нравственная неопределенность. Безудержное желание славы может выглядеть в человеке очень несимпатично. И как обидчивы тщеславные люди, тоже, наверное, знает каждый, кто хотя бы однажды имел неосторожность уделить их талантам недостаточно внимания.

Так что же это такое — тщеславие?

Явное и тайное

В рассказе Чехова «Радость» коллежский регистратор Митенька Кулдаров восторженно сообщает родным, что о нем написали в газете и теперь его имя узнает вся Россия. Правда, речь в газетной заметке шла всего лишь о том, как он в нетрезвом состоянии попал под извозчичьи сани, предварительно получив оглоблей по лбу, но даже такая сомнительная популярность вызвала у молодого чиновника бурный восторг.

СИНДРОМ КУЛДАРОВА

Может быть, это не самый типичный случай проявления тщеславия, однако здесь очень хорошо видна вся его несостоятельность: ведь человеку хвалиться в общем-то нечем. И дело не в комичности ситуации, описанной Чеховым. Конечно, пьяные приключения с лошадью случаются не у всех, а уж хвастаться ими способны и вовсе немногие. Как правило, люди тщеславятся более благовидными поступками и достижениями. Но все же любой человек, сколь бы высокого ни был он о себе мнения, прекрасно знает, что есть в его жизни такие стороны, которые он ни за что на свете не осмелился бы вынести на публику. Да и тот же Митенька Кулдаров, получи он вдруг фантастическую возможность прославиться на весь мир с условием, что не только пьяные выходки, но абсолютно все его дела и мысли станут известны окружающим, в ужасе отказался бы от подобной «славы». Ведь в глубине души почти всякий человек знает себе цену, и недаром преподобный авва Исайя говорил: «…Горе нам, что мы, исполненные всякой скверны, услаждаемся похвалами человеческими». Об этом же писал Борис Пастернак в известном стихотворении с красноречивым названием «Быть знаменитым некрасиво»:

…Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Тщеславие вынуждает человека выставлять напоказ то, что он считает в себе достойным людского почитания. Но при этом оно с такой же силой заставляет его тщательно маскировать свои отрицательные качества, потихоньку укрепляя его в мысли, что всех этих плохих, греховных, страшных качеств в нем как бы и вовсе нет. В таком самообмане можно провести всю жизнь, но после смерти обманывать себя не удастся уже никому. Страшный суд, по учению Церкви, как раз и будет заключаться в том, что жизнь каждого человека окажется открыта в мельчайших подробностях, и такое «прославление» для многих может оказаться страшнее самой ужасной муки. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы (Лк 12:2).

В поисках утраченной славы

У тщеславия есть одна весьма любопытная особенность: оно всеядно. Топливом для этого костра может стать абсолютно все: человеческие пороки и высочайшие добродетели, нищета и богатство, красота и безобразие… Тщеславие возникает на любой почве, для него не существует эстетических, нравственных или каких-либо иных ограничений. Если мы внимательно рассмотрим это свойство человеческой души, то с удивлением обнаружим, что нет в природе такого качества, которым тщеславный человек не смог хотя бы в душе кичиться перед окружающими. Главное — прославиться, а уж какого рода будет эта слава, в общем-то неважно. Так, артисты или художники стремятся к популярности и признанию своего таланта, бандит и убийца находит удовлетворение в страшной молве, которая идет о его кровавых делах, а развратная женщина пишет книгу о своих интимных похождениях и радуется ее успеху у определенного круга читателей.

Из всего этого многообразия напрашивается вывод: очевидно, жажда славы в человеке не вполне обусловлена его нравственным состоянием или родом занятий. Скорее она является неким свойством, присущим самой человеческой природе.

Как это ни парадоксально, но в Церкви желание славы имеет положительное определение. Христианство утверждает, что Бог сотворил человека как владыку всего материального мира, как единственное в мироздании существо, объединявшее в себе телесное и духовное естество. Он стал венцом творения, его украшением и следовательно — пребывал в великой славе до тех самых пор, пока грехопадение не отняло у него это величие. Отпав от своего Создателя, человек оказался всего лишь частью мира, над которым он изначально был призван царствовать. Грех исказил природу человека, лишил людей той славы, которую они получили от Бога при сотворении, но именно такое бесславное его состояние Церковь и считает противоестественным. Поэтому жажда славы и стремление к ее восстановлению отнюдь не считается в христианстве чем-то противоречащим человеческой природе. Напротив, Священное Писание прямо говорит, что именно слава будет итогом праведной жизни христианина: нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим 8:18); …я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться (1 Пет 5:1).

Почему же, призывая людей к славе, Церковь так категорично осуждает тщеславие? Ответ прост и без труда прочитывается в самом слове: тщеславие — это тщетное стремление к ложной цели, напрасный поиск истинной славы там, где ее нет и быть не может.

Очень странные люди

Христианская аскетика рассматривает тщеславие как страсть, или, иначе говоря, как свойство человеческой природы, которое оказалось изуродовано грехом до неузнаваемости и превратилось в собственную противоположность. Вот как объясняет происхождение страстей преподобный Иоанн Лествичник:

«Бог не есть ни виновник, ни творец зла. Посему заблуждаются те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе; они не разумеют того, что мы сами природные свойства к добру превратили в страсти. По естеству, например, мы имеем семя для чадородия; а мы употребляем оное на беззаконное сладострастие. По естеству есть в нас и гнев, на древнего оного змия; а мы употребляем оный против ближнего. Нам дана ревность для того, чтобы мы ревновали добродетелям; а мы ревнуем порокам. От естества есть в душе желание славы, но только горней».

Очевидно, что желание человека стать лучше, чем он есть сейчас, жажда совершенства, стремление к добру — все это нормальные и здоровые движения нашей души. Но так же закономерно для человека и ожидание оценки своих трудов, надежда на то, что эта оценка будет положительной. Весь вопрос лишь в том, от кого мы ждем этой оценки и чьим мнением о нас мы так дорожим? Вот здесь и проходит разделительная черта между возрастанием в добродетели и страстью. Естественная жажда славы превращается в тщеславие там, где люди по слову Писания возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию (Ин 12:43). При этом человек совсем не обязательно добивается от окружающих только похвалы. Нет, он может стремиться и к тому, чтобы его боялись, ненавидели или даже смеялись над ним. Страшнее всего для тщеславного — остаться незамеченным, затеряться в толпе и не получить очередной порции той самой человеческой славы, которая стала главным смыслом его существования. Но сами люди, мнением которых он так дорожит, ему малоинтересны. По большому счету он ценит окружающих лишь в качестве «благодарных зрителей» и не испытывает к ним любви, не стремится послужить им своими талантами. Люди нужны ему только как зеркало, в котором он мог бы вдоволь полюбоваться на свое «совершенство». Очень хорошо выразил это состояние самолюбования французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери в знаменитой сказке «Маленький принц»:

На второй планете жил честолюбец.

— О, вот и почитатель явился! — воскликнул он, еще издали завидев Маленького принца. Ведь тщеславным людям кажется, что все ими восхищаются.

<...> — Похлопай-ка в ладоши, — сказал ему честолюбец.

Маленький принц захлопал в ладоши. Честолюбец снял шляпу и скромно раскланялся.

«Здесь веселее, чем у старого короля», — подумал Маленький принц. И опять стал хлопать в ладоши. А честолюбец опять стал раскланиваться, снимая шляпу. Так минут пять подряд повторялось одно и то же, и Маленькому принцу это наскучило.

— А что надо сделать, чтобы шляпа упала? — спросил он. Но честолюбец не слышал. Тщеславные люди глухи ко всему, кроме похвал.

— Ты и в самом деле мой восторженный почитатель? — спросил он Маленького принца.

— А как это — почитать?

— Почитать значит признавать, что на этой планете я всех красивее, всех наряднее, всех богаче и всех умней.

— Да ведь на твоей планете больше и нет никого!

— Ну, доставь мне удовольствие, все равно восхищайся мною!

— Я восхищаюсь, — сказал Маленький принц, слегка пожав плечами, — но что тебе от этого за радость?

И он сбежал от честолюбца.

Синдром Кулдарова: о грехе тщеславия и славе без греха

Трудно не согласиться с таким отношением Маленького принца. В своем стремлении понравится окружающим мы просто не понимаем, что перед Богом каждый из нас живет как бы на своей маленькой планете, где кроме Него и нас никого больше нет. И все, что мы делаем, по здравому рассуждению может и должно быть устремлено лишь к одному виду славы — славе от Господа, который видит не только все наши дела, но и их мотивы, наши помышления и движения сердца. А чтобы вместо славы не подпасть под осуждение собственной совести, нужно стараться навести порядок в самых укромных и потаенных уголках своей жизни, о которых не знает никто на свете, кроме Бога и нас самих. Но именно такого устремления людям катастрофически не хватает. По точному определению преподобного Максима Исповедника, «тщеславие есть отступление от цели по Богу и перехождение к другой цели, противоположной Божественной». И наивно было бы считать, будто хотя бы кто-то из людей полностью свободен от этого тяжкого недуга души. Ведь даже величайшие подвижники православного монашества с горечью признавали, что так и не сумели полностью избавиться от страсти тщеславия. Вот что говорил об этом один из самых авторитетных духовников нашего времени архимандрит Иоанн (Крестьянкин):

Господи! Мы еще страдаем тщеславием, то есть тщетной славой.

…Это столь тонкий и отвратительный вид духовной гордости, что оно старается быть при всяком добром деле. Послушайте, как говорит об этом грехе святой Иоанн Лествичник, и кайтесь Господу, узнавая себя, свое тщеславие в этих образах: “…когда, например, храню пост — тщеславлюсь, и когда, скрывая пост от других, разрешаю пищу — опять тщеславлюсь благоразумием. Одевшись в светлую (красивую) одежду — побеждаюсь любочестием, и, переодевшись в худую, опять тщеславлюсь. Говорить ли стану? Попадаю во власть тщеславия. Молчать ли захочу? Опять предаюсь ему. Куда ни поверни эту колючку, она всегда иголками кверху”.

Мы любим похвалы! Если совестно, что хвалят в глаза, то хочется, чтобы хвалили нас заочно и думали о нас хорошо.

Господи, прости нас, мы все страдаем этим недугом!

Перед лицом Господа

Тщеславие может проявлять себя очень разнообразно. Иногда эта страсть действует в человеке настолько открыто, что становится заметной даже со стороны. Но гораздо чаще она бывает скрытой, завуалированной и искусно прячется под благими деяниями: щедростью, безотказностью, воздержанием. Как это ни странно, но даже скромность может стать лишь удобной личиной для удовлетворения этой страсти. Ведь иногда так хочется выглядеть в глазах окружающих скромным. Любое, самое благородное движение нашей души может оказаться подверженным разрушительному воздействию тщеславия. А главным его признаком остается все то же предпочтение славы человеческой славе Божией.

Как же выстраивать свою жизнь, чтобы разрушить в себе эту трагическую подмену ценностей, каким образом возможно человеку возлюбить славу Божию не на словах только, а и на деле? Очевидно, точно так же, как и в случае со славой человеческой. Ведь когда мы ищем славы у людей, то чаще всего стараемся им понравиться и делаем именно то, чего они ждут от нас. Значит, и для того, чтобы понравиться Богу, нужно хотя бы попытаться делать то, чего Он от нас ожидает. То есть — исполнять заповеди. И не в том дело, чтобы жизнью по заповедям можно было снискать некую благосклонность Бога. Господь любит нас, даже когда мы грешим и живем беззаконно, потому что любовь Божия неизмеримо сильнее человеческих грехов и беззаконий. Но вот усвоить себе эту любовь, войти в нее, сделать ее доступной для своего поврежденного грехом сердца человек может лишь сам, через осознанное волевое усилие, потому что, по слову Блаженного Августина, Бог спасает нас не без нас. Нам самим необходимо участвовать в собственном спасении, и самый прямой путь этого участия — жизнь по Евангелию. Православие утверждает, что нравственные нормы, содержащиеся в заповедях Христовых, присущи самой природе человека и являются таким же объективным законом ее нормального существования, как биологические, физические и прочие законы. И когда человек нарушает эти нормы, он идет наперекор собственному естеству, со всеми вытекающими из этого печальными для себя последствиями. Поэтому заповеди «не укради», «не ненавидь», «не завидуй» следует понимать в том же смысле, что и «не суй руку в горящие угли», «не ешь битое стекло», «не лижи железо на морозе». То есть не навреди себе.

Если человек игнорирует эти предостережения, данные в заповедях, то просто калечит себя собственными грехами. Если же старается жить по заповедям, кается в грехах, то с Божией помощью потихоньку восходит к замыслу Создателя о нем, восстанавливая в себе утраченный образ Божий. Который и есть подлинная слава человека, та самая великая слава, к которой мы все призваны и которая в полной мере воссияет в нас после Второго Пришествия.

Сегодня трудно представить себе, в чем эта слава будет выражена конкретно. Писание говорит о ней образно, и образы эти могут показаться современному человеку неинтересными и малопонятными. Белые одежды, пальмовые ветви, венцы вряд ли покажутся привлекательными современному человеку. Можно, конечно, попытаться объяснить, что две тысячи лет назад в римской империи белые одежды считались символом чистоты и нравственной безупречности кандидата на государственную должность, а венец являлся знаком царского достоинства, но вряд ли такие пояснения сделают эти библейские образы близкими для нас. Слишком много веков прошло с тех пор, слишком сильно изменился мир со времен Апостольской проповеди. И все же сегодня можно хотя бы отчасти понять смысл грядущей славы и радости, к которой призваны христиане. Ведь стяжать эту славу означает в сущности не что иное как стать таким, каким тебя задумал Создатель. И радость рождается от сознания, что у тебя это все-таки получилось, что результат твоих усилий приятен Ему. Наверное, трудно сказать об этом лучше английского писателя-христианина К.С. Льюиса:

…в Царство не войдешь, если не будешь, как дитя; а ребенок — не наглый, не капризный, хороший — сильно и открыто хочет, чтобы его похвалили. И собака этого хочет, и даже независимый кот. То, что я много лет принимал за смирение, мешало мне понять самую смиренную, самую детскую, самую благочестивую радость — радость собаки перед лицом человека, ребенка перед лицом отца, ученика перед лицом учителя, твари перед лицом Господа. Я не забыл, как страшно она искажается, как быстро ее заглушают плевелы тщеславия и любования собой. Но бывает она и чистой — хоть ненадолго, хоть на минуту, в самом начале. И тот, кто знает эту минуту, может представить себе, как спасенная душа узнает то, на что и надеяться не смела: Господь ею доволен. Тщеславие не грозит ей, она уже точно знает меру своей немощи; миг, навсегда излечивающий ее от ощущения приниженности, излечивает ее и от гордыни. Совершенное смирение освобождает от скромности. Если Бог нами доволен, мы и сами в новом, непохожем на земной смысле можем быть довольны собой.

Глава из книги Александра Ткаченко «Бабочка в ладони».

В оформлении использованы авторские иллюстрации к «Маленькому принцу» Антуана де Сент-Экзюпери.

1
1
Сохранить
Поделиться: