Я хотел бы поделиться своими воспоминаниям о владыке митрополите Никодиме (Ротове). Это был иерарх, который жил духовными школами. Сейчас это, наверное, трудно представить, но, будучи секретарем владыки, я был свидетелем того, как он до глубокой ночи принимал студентов и воспитанников. Иногда эти приемы заканчивались в час ночи или даже позже. Около его двери всегда толпились студенты. Кого-то он сам вызывал, у кого-то была потребность пообщаться со своим наставником.
Удивительно, что первый инфаркт случился у него еще в молодом возрасте, когда ему было 45 лет. А умер он от седьмого инфаркта. Это свидетельствует о том, что сердце его надрывалось. Помимо того, что митрополит Никодим возглавлял Санкт-Петербургскую кафедру, он был председателем Отдела внешнецерковных сношений, как тогда называлась эта организация, и был на стыке церковно-государственных отношений.
Владыка митрополит обладал поразительным умом и необычными способностями. Достаточно сказать, что он очень хорошо говорил по-английски, по-гречески и по-древнееврейски, хотя никогда систематически не учил эти языки. Он обладал феноменальной памятью и любил, чтобы близкие устраивали ему экзамен. Помню, отец Ливерий Воронов, профессор Ленинградской академии, в то время лучший богослов нашей Церкви, нередко, завтракая с владыкой, с легкой улыбкой спрашивал его, а какие святые поминаются, допустим, 20 ноября. И владыка называл имена тех святых, кто поминается в этот день. А в такой-то день? Владыка опять называл всех, чья память приходится на этот день. Пораженные, мы спрашивали: как Вы можете все это помнить? Владыка отвечал, что, будучи молодым священником (а священником он стал в юные годы), каждый день совершал Литургию и считал, что нужно помянуть всех святых, вот и запомнил, какие святые празднуются в каждый день года.
И этот человек, обладавший незаурядными способностями и дарами от Господа, все свои силы направлял на то, чтобы защитить Церковь. В то тяжелейшее время, когда удары по ней наносились со стороны государственной власти, он как председатель Отдела внешних церковных сношений первым принимал эти удары. Нужно сказать, что до владыки Никодима мы имели иерархию, надломленную гонениями. Большинство послевоенных архиереев были людьми, прошедшими через тюрьмы и лагеря. Их освободили после исторической встречи Сталина с митрополитом Сергием, митрополитом Николаем и митрополитом Алексием. Они вернулись в церковную ограду со страшными воспоминаниями о скорбях и потому были не готовы к противоборству с властью. А владыка Никодим часто говорил: я родился в Советском Союзе; я верю в Бога, но мы граждане одной и той же страны. Отталкиваясь от этого основания, он защищал Церковь так, как не могли ее защищать архиереи довоенного рукоположения.
Некоторым казалось, что он поступает очень рискованно, очень дерзко, но другого пути не было. С его архиерейского подвига началось выстраивание иных отношений Церкви и власти. Когда сегодня мы говорим о полной свободе Церкви и ее автономии от государственной власти, то, конечно, нужно понимать, что решающими в данном случае были те политические изменения, которые произошли в стране. Но именно владыка Никодим воспитал в своих учениках способность и готовность выстраивать отношения с властью так, как они выстраиваются сегодня. То, что он умер в 47 лет от седьмого инфаркта, принимая на себя все эти удары, это свидетельство о его исповеднической жизни.
Я благодарю Бога за то, что, будучи воспитанным в очень благочестивой семье, я поступил в семинарию и оказался среди людей, окружавших митрополита Никодима. Владыка проявил особую отеческую любовь ко мне и достаточно рано избрал меня своим личным секретарем. Я вместе с ним работал, был свидетелем огромных трудов, которые он нес, и храню в себе то, что он в меня вложил. И поэтому в момент Патриаршей интронизации, восходя на Патриарший престол, я мысленно восходил на него вместе с владыкой Никодимом.
Из слова при посещении
Александро-Невской лавры.
Санкт-Петербург, 2 ноября 2014 года.
Заголовок дан редакцией
На заставке: Митрополит Ленинградский Никодим (Ротов)
