ПИСЬМА О РАДОСТИ***

Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе.



1 Послание к Фессалоникийцам 5:16—18

Я нужен таким, какой я есть

До определенного времени моя инвалидность не сильно заботила меня. То, что я был «прикован» к инвалидной коляске, не мешало мне учиться в обычной школе, быть отличником, активным, общительным человеком, хотя и замечающим, насколько мир здоровых людей далек от моего.

Так продолжалось до 14 лет, когда начался кризис. Он совпал с первым прочтением мною Библии, хотя читал я изредка, да и то «по диагонали». Многое было непонятно, но главное, что я усмотрел, было представление о том, что Бог посылает болезни и карает грешников. Кроме того, мне было знакомо мнение людей, считающих себя верующими, которые немилосердно выносили мне вердикт: «Виноват ты или кто-то из твоих родных. Это Божье наказание!» А я не мог понять — за что?! Мне казалось очень несправедливым пожизненное пребывание в инвалидной коляске. Я искал виноватых в своей ситуации и не находил, а потому всегда был внутренне подавлен...

К тому же я стал обращать внимание на то, как люди смотрят на меня. Я заметил жалостливость, а порой и презрение, злобу, осуждение, мрачность. Мне было очень больно от этого...

И, наконец, наступил день, когда этот «кровоточащий нарыв» прорвался. Мне к тому моменту исполнилось 15 лет. Однажды мы с другом решили пойти на концерт известного певца, заехавшего в наш город. Мы отправились в кассу. С большим трудом нам удалось «выцепить» билеты, они оказались чуть ли не последними. Но вместо радости и удовлетворения главное, что мне запомнилось, — это людская злоба в глазах тех, кому билетов не хватило. А потом — еще круче. Я вдруг  услышал, как кто-то сказал мне в спину: «Эти калеки! Мало того, что путаются под ногами...»

Это была последняя капля...

Поздним вечером я закрылся у себя в комнате. Мне вспомнились все обиды, все колкие слова в мой адрес, вспомнились мои страдания в мире здоровых людей, тоска больничных палат. Захотелось темноты... Я протянул руку, чтобы погасить ночник, и наткнулся на лежавшее на моем столе Евангелие. Я схватил его и сказал самому себе: «Вот пусть Бог Сам и ответит мне, за что или за кого Он меня наказал!» И открыл Книгу на первой попавшейся странице. Там была история о слепорожденном:

И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин 9:1-4).

В этот момент я прозрел!

И не передать словами ту теплоту и радость, которую ощутил при чтении этого ответа Бога. Я, уже со слезами радости, перечитывал вновь и вновь эту главу! Потом мне попались и такие слова: «Страдающий плотию перестает грешить». Не знаю, как я, далекий от Православия, сумел тогда понять смысл этой фразы. Но эта мысль воодушевила меня и вела меня потом по жизни, не давая сорваться в пропасть уныния: вера в то, что я всегда нужен Богу, даже в инвалидном кресле, потому что Он смотрит на мое сердце, а не на мои немощные ноги! Он любит меня таким, какой я есть.

И этой радости уже никто не смог у меня отнять! Так мне открылась вера — в моем сомнении и неверии, через скорбь я обрел радость. Иду теперь с ней по жизни и делюсь ею со всеми, кто нуждается в помощи.

В.

***

Жизнь — тяжелое испытание, и наши горести не оставят нас до смерти: идиллии и комфорта христианин не имеет никогда. Но зато и радости, которые посылает Бог христианину, не сравнятся ни с какими радостями мира сего.

Священник Александр Ельчанинов (1881—1934)

***

Из жертвенности происходит наибольшая радость.

Когда отдаешь любовь, тогда приходит радость... Радость, которую испытывает человек, когда получает, человеческая радость. А радость, которую испытывает, когда отдает, — святая, Божественная. Божественная радость приходит, когда ты себя отдаешь!

Схимонах Паисий Святогорец (1924—1994)

Юлька-Столовая

В школе у меня было прозвище Столовая. Юлька-Столовая. Почему? Ежедневно мама давала мне с собой увесистый пакет с едой, чтобы можно было перекусить в перерыве между обычной школой, музыкальной школой, художественной школой и танцевальной школой: то есть обед, полдник и ужин! Таскать его повсюду за собой было сущим наказанием. И однажды… я решила раздавать еду одноклассникам. Это оказалось так здорово и так приятно — угощать! Гораздо приятнее, чем поглощать. Вот ходит на перемене угрюмый голодный Петька, не знает, чем себя занять, а ты ему… два бутерброда с сырокопченой колбасой! Он не верит своему нежданному счастью и преображается на глазах! Через несколько минут он уже готов подкладывать кнопки на учительский стул или участвовать в битве портфелями (портфельбол).

Особенно неоценим обед-пакет ближе к вечеру, когда на лицах учеников художек-музыкалок-танцевалок загорается тоска о маленьком кусочке чего-нибудь вкусненького... и тут — фокус-покус! Из моего пакета появляются маленькие мечты: яблоки, шоколадки, печенье…

Вскоре раздача еды стала традицией. Уже после второго урока одноклассники начинали интересоваться, что сегодня значится в меню. Я раздавала-раздавала… а потом оказывалось, что сама мало что успела съесть. Зато все кругом были радостными и насытившимися!

Но что интересно: в старших классах многочисленные дополнительные школы были закончены, так что обед-пакет уменьшился до одной порции. По привычке приходилось делиться и ей… и целый день пребывать в мрачном расположении духа! Однако мои вечно голодные одноклассники вскоре стали брать с собой завтраки — и каждый предлагал угоститься мне. Каждая перемена стала превращаться в пир-на-весь-мир. И вообще было приятно, что кругом столько друзей, готовых поддержать тебя в голодный час! Казалось бы, такая ерунда — предложить соседу откусить от своей булочки, а почему-то радостно!

Юля, Москва

***

Когда мы ожесточаемся и то и дело брюзжим по всякому поводу, — это очень опасный признак. Надо иметь если не радость, то хотя бы благодушие, а если не благодушие, то хотя бы юмор к своим напастям и искушениям. В глазах Христовых наше «интеллигентское изнеможение» от жизни есть уже какой-то отказ от креста. Первую историческую Церковь Он хвалит в таких словах: «Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал» (Откр 2:3).

Сергей Фудель (1900—1977)

***

Современный оптимист оказался унылым и лживым — он тщился доказать, что мы достойны этого мира. Христианская же радость стоит на том, что мы его недостойны.

Раньше я пытался радоваться, повторяя, что человек — просто одно из животных, которые просят у Бога пищу себе. Теперь я и впрямь обрадовался, ибо узнал, что человек — исключение, чудище. Я был прав, ощущая, как удивительно все на свете, — ведь я сам и хуже, и лучше всего остального. Радость оптимиста скучна — ведь для него все хорошее естественно, оно ему причитается; радость христианина — радостна, ибо все неестественно и поразительно в луче нездешнего света.

Гилберт Честертон (1874—1936)

***

Начало ложной религии — неумение радоваться, вернее — отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. Первое, главное, источник всего: «Да возрадуется душа моя о Господе...» Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает. Чувство вины, морализм не «освобождают» от мира и его соблазнов. Радость — основа свободы, в которой мы призваны «стоять».

Протопресвитер Александр Шмеман (1921— 1983)

***

Как бы мы ни были слабы и худы порознь, но так радостно чувствовать, что для всех нас — одно самое главное.

Священник Александр Ельчанинов (1881—1934)

Взрослая «детская» привилегия

Видели ли вы когда-нибудь, когда все, находящиеся в храме на службе, смеялись? Один раз я попала на такую службу. Это было на пасхальной неделе, на вечерней...

В тот год Пасха совпала с майскими праздниками, время было свободное, дети у бабушки, а мы с подружкой взяли мольберты и пошли рисовать. Мы забрели в уютное местечко на Таганке — храм Покрова на Лыщиковой горе. Там было очень уютно, тихо, цвели тюльпаны. Храмик такой маленький, белый, а вокруг — тополя, большие и пахучие. Вокруг храма бродили и сидели бабульки, которые вышли после Литургии и ждали вечерни. Меня тоже потянуло на службу. В пять часов, оставив подружку и краски, я пошла в храм.

Что это была за служба! Не переставая пели и хор, и прихожане. Стихиры Пасхи («Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...») пропели, наверное, раз семь, и, наверное, столько же раз выбегал из алтаря батюшка с кадилом — он буквально бежал по периметру храма! — и восклицал не переставая: «Христос Воскресе!» И каждый раз он был одет в облачение другого цвета. Тетеньки с любопытством ждали, какого цвета облачение будет на этот раз. И, радостно шептали: «Зеленое!» или, в другой раз: «Фиолетовое!» Людей было немного, и от этого чувствовалась какая-то радостная, тихая сплоченность всех нас.

Это был настоящий праздник! У всех были улыбки на лицах, а у меня — шире всех. А когда бегал батюшка, тоже широко улыбаюшийся, и кричал: «Христос Воскресе!» — невозможно было не засмеяться. Особенно, когда он произносил это по-гречески, а некоторые пытались ответить тоже по-гречески: «Алифос анести», и все смеялись!

У взрослых редко бывают такие «разноцветные» и веселые праздники, это больше детская привилегия. Мы, стоявшие на этой службе, почувствовали себя Божьими детьми на празднике, и так радоваться, как дети, нам, взрослым, можно, наверно, только в храме, с Богом, с красными лампадками вокруг, с запахом ладана, с бесконечным пением стихир. И хотелось ко Христу бежать веселыми ногами и всех обнять, и радоваться, и веселиться!..

Ксения, Москва

***

Радуюсь, еще осталось много

Впереди счастливых, долгих лет,

Солнцем освещенная дорога,

А в конце дороги — яркий свет.

И пускай порой пустым обманом

Тешится мятежная душа,

Ищет путь на ощупь, чуть дыша

От сомнением сотканных туманов.

Может быть, однажды забреду

В темноте на огонек случайный,

Отведу нечаянно беду,

Невзначай обрадую в печали.

От ненастных дней своих вдали,

От любви очнувшись как от боли,

Сердце встрепенется, и на волю

Вырвется из будничной петли.

И опять рассвет, и снова в путь,

Ранним утром, под ноги не глядя,

Оглянусь потом, когда-нибудь,

А пока с собой не в силах сладить.

Без оглядки вдаль уходит след,

Пройдено пока еще немного,

Солнцем освещенная дорога,

И в конце дороги — яркий свет!

Алексей Романов, группа «Воскресение»,

песня «Радуюсь»

Сильнее смерти

Вы когда-нибудь видели радостную смерть? Думаете, это парадокс? Оксюморон? Нет. В одном монастыре, где я частый гость, на Светлой седмице умер старец. Многие годы он проводил ночи в Благовещенской башне, зорко охраняя монастырскую тишину. А днем он заботился о монастырском саде, все делал сам, не желая ни на кого перекладывать своего креста послушания. Умер он в своей башне, ночью под Благовещение, которое выдалось на Пасхальной неделе.

Многие паломники, знавшие старца, приехали на похороны, любой желающий в течение трех дней, когда гроб находился в… Благовещенском  крошечном храме, мог почитать Апостол об умершем. Это не было тем, что мы обычно называем «прощанием» — тугим узлом из боли, тоски, тревоги и призрачной надежды (что-то подобное мы все испытываем на похоронах и близких, и совсем далеких людей). «Непрощание» вызывало умиление, умиротворение и восторг (именно так!) от зримого величия Божия. Люди подходили ко гробу не столько скорбеть и молить о помиловании, а желая прикоснуться к чуду, убедиться, что смерть может быть нестрашна, что ее вообще нет, а есть только жизнь и воскресение вечное. Ты, я, мы все — никогда не умрем!

Отпевания не было. Того отпевания, к которому мы привыкли. Удивительно, что есть особый чин пасхального отпевания. Почти не звучат заупокойные молитвы, нет горечи, нет страха. Вместо канона об умершем поется радостный, легкий канон Пасхи. То, что чувствовали люди, стоявшие в храме, точнее всего было бы назвать удивлением, восхищенным изумлением  — затаив дыхание, мы все слушали вечность. Настоятель монастыря произнес слово, которое нельзя было назвать последним, — праздничное, торжественное, искреннее: «Вы знаете, за всю мою жизнь в монастыре я еще никогда не видел таких похорон…» Я замечала, что многие люди как-то застенчиво, робко вытирали слезы и улыбались. Это было похоже на солнечный дождь. Перед нами свершилось великое таинство. Воистину воскресе Христос!

Вероника, Псков

***

Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир. Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас.

Евангелие от Иоанна 16:21—22

0
0
Сохранить
Поделиться: