Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его. Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает. Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры.
Евангелие от Матфея 8:5—10
Подвиг обыкновенный
В один из моих поездок — я летел из Симферополя в Москву — я стал свидетелем чуда. Женщина родила ребенка у меня на глазах, прямо в самолете. Самое удивительное, конечно, не в самом этом факте, а в том, как среагировали те, кто оказался в этот момент рядом. Врачей на борту не было, и когда у роженицы начались схватки, ей на помощь пришла 23-летняя безработная москвичка Софья, по профессии — просто массажист, и одна из стюардесс. Я видел своими глазами, как Софья, стоя на коленях у лежащей на полу салона и истекающей кровью женщины, принимала на свои руки младенца — до этого ни разу не принимая родов! — потом реанимировала новорожденную девочку. Ребенок родился на 29-й неделе, весил чуть больше килограмма и, появившись на свет, уже не дышал... Софья ртом отсосала у умирающего ребенка слизь из ротика и носика, потом сделала ему искусственное дыхание. И случилось чудо: малышка зашевелилась, задышала и тихонько заплакала! А в эту минуту наш самолет, стотонная махина «Эйрбас-320», словно пушинка, коснулся посадочной полосы — мы совершали экстренную посадку в Харькове... Командир корабля знал, что в салоне рожает женщина, он держал штурвал так, словно за спиной у него стоял ангел.
К самолету подогнали пожарные машины, скорую помощь. Уже врачи «скорой» перерезали пуповину девочке (мама назвала дочурку Варварой). Оказалось, что у молодой женщины это уже третий ребенок, третья девочка! Среди пассажиров начался сбор денег для малышки, на пеленки — за несколько минут собрали около 50-60 тысяч рублей! Некоторые пассажирки плакали...
Маму и новорожденную дочку бережно выгрузили через аварийный выход, самолет дозаправили, и мы вылетели в Москву. В ночь после всего увиденного я не спал ни одной минуты. Эта картина стоит и сейчас у меня перед глазами...
Владимир Захватов
Опасный Дед Мороз
Лет десять назад в электричке я разговорилась с милым старичком. Он взялся вспоминать, как в молодости, в советское время, работал воспитателем в детском доме. Вот одна из его историй, которую я, легкомысленная, тогда восприняла как забавный анекдот.
Дело было под Новый год. Наш герой очень хотел устроить своим подопечным настоящий зимний праздник — веселый и радостный, как в семье. Но ни блестящей мишуры, ни елочных игрушек, ни других атрибутов достать было невозможно. Тем не менее праздник получился — да еще какой! С Дедом Морозом! «Основу» для него нашли на чердаке: ею стал… бюст Ильича. Вместе с двумя старшими ребятами он был тщательно замаскирован под нужного персонажа и вызвал неописуемый восторг детишек.
«Представляете, что со мной было бы, если бы начальство узнало?» — закончив рассказ, спросил меня собеседник.
Я вежливо кивнула, хотя на самом деле представляла слабо. А сейчас уже могу представить… И еще — теперь знаю цену подлинного милосердия, не отступающего даже перед страхом.
Ольга, г. Дзержинск
365 удивлений
Есть у меня одна знакомая, которая ухитряется удивлять все 365 (или 366) дней в году. Все время думаю: как один человек за несколько десятилетий сделал столько, сколько десятерым вполне хватило бы на целую жизнь? Она воспитала (одна, без мужа) пятерых приемных детей, причем брала из детского дома самых сложных, обычно подросткового возраста. Теперь все они выросли, и моя подруга стала молодой бабушкой бесчисленного количества внуков!
И тут бы поставить триумфальную точку, но нет! После детей начались бездомные, бродяги и бомжи, которым она приносила еду, одежду и даже… мыла и перевязывала им раны. Параллельно — ездила в психоневрологические интернаты, к забытым всем миром бабушкам и дедушкам из домов престарелых, в бесчисленные добровольческие лагеря и, наконец, в «горячие точки».
Вообще ее смело можно назвать человеком-аккумулятором. Всякое новое и уже освоенное дело она начинает с таким вдохновением и оптимизмом, что прямо тянет присоединиться. Смотришь: один, «подзарядившись», уже едет с ней к бомжам, другие решили взять ребенка из детдома («Уж раз она смогла пятерых вырастить, мы и подавно с одним справимся!»), третьи едут к сирым бабушкам на край света…
Юлия, г. Москва
Белая ворона
Не знаю, как на других автобусных маршрутах и в других городах, но на маршруте, которым мне ежедневно приходится ездить на работу, кондуктора отборные. Если коротко, без бодрящей утренней перебранки или раздраженного подведения итогов трудового дня (во всеуслышание и с нелестными отзывами о пассажирах — виновниках его загубленности) не обходится ни одна поездка.
Но однажды хмурым утром толпящиеся у выхода пассажиры услышали напутствие, сказанное неожиданно теплым для работника транспорта — и совершенно искренним! — тоном: «Всем желаю здоровья, удачного дня и хорошего настроения». И невольно заоглядывались в недоумении...
Ольга Схиртладзе
Стать чудесным человеком
«Я уже почти ни во что не верю, ни на что не надеюсь, — пишет девушка в Интернете после рассказа о своей тяжелой болезни, — но чудо, что мой муж меня до сих пор любит». Для этой девушки чудесный человек — ее муж.
У знакомой художницы, два ребенка, оба с ДЦП. Когда встречаю ее, всегда удивляюсь ее виду — он у нее такой, как будто жизнь приготовила ей чудесный подарок. И картины ее красивые, светлые.
«Да ты не переживай, со мной все в порядке...» — утешает меня девочка-подросток с тяжелой генетической болезнью.
Все эти чудесные люди, мне кажется, сказали себе однажды словами чудесной поэтессы Анны Логвиновой:
Иду на экскурсию маленечко не в себе
а там — вот так радость — дети золотые
вот так праздник — я думаю — ничего себе
дети золотые, подносы золотые
золотые подносы, серебряные козы
встретились в жизни рассеянному москвичу
а я не хочу, не хочу под наркозом,
а я по любви, по любви хочу.
Стать чудесным человеком можно — просто действительно взаправду полюбить не свою боль, не свое геройство, не свое терпение, а другого человека...
Аня Студеная
Мой друг Саша Стронин
Когда спрашивают об удивительных людях, я вспоминаю друга, которого мы похоронили три года назад. Сашу Стронина.
...После очередной химиотерапии у Саши была температура под сорок — причем примерно четверть года он проводил с высокой температурой. Такие люди редко занимаются какой-то активной деятельностью. Но Саша по-другому не мог. Я к нему заехал, смотрю — улыбается и с необыкновенным воодушевлением рассказывает мне историю. В Брянской области беременной девушке поставили страшный диагноз. Скоро от нее отказался парень, отец ребенка. Врачи пытались заставить ее сделать аборт. Но она решила рожать, и болезнь дала осложнение — так девушка потеряла ногу. Ребенок родился раньше срока. Что дальше — непонятно. И вот Саша Стронин с двумя своими друзьями, такими же онкобольными, садится в машину и едет в Брянск этого ребенка крестить, общаться с девушкой, решать, что дальше. И только-только вернувшись, рассказывает мне эту историю. И весь светится радостью... Таких историй были десятки! Он вытаскивал людей из депрессии, помогал им преодолевать жуткое ощущение богооставленности.
Жизнь Саши Стронина для меня была жизнью-проповедью. Причем напрямую Саша никогда ничего не проповедовал. Он просто жил и боролся за то, чтобы делать, действовать, помогать другим: организовал общество помощи людям, страдающим онкологическими заболеваниями. Люди в состоянии стресса звонили ему, рыдая в трубку: «Все пропало, жить дальше незачем...». А он с таким человеком как-то по-особеному разговаривал, рассказывал, как сам, вскоре после рождения ребенка, узнал о своем диагнозе — саркоме, перенес уже около сорока химиотерапий и вот уже девять лет (вместо обещанных врачами трех месяцев), живет, уповая на Бога.
Своего рода чертой, разделившей все на «до» и «после», оказался момент, когда Саша перестал ходить. Но меня тогда поразило то, что это состояние и этот возникший вопрос «а как жить дальше?» — все это привело не к унынию или отчаянию, а к какой-то особой — тоже новой — молитве Богу, желании довериться Его святой воле. С тех пор Саша передвигался только на коляске и внешне он был немощным инвалидом, но я прекрасно понимал, что это только внешне. Внутренне, духовно он здоров, а инвалиды — мы…
Вера Саши Стронина мне всегда казалось детской — в том смысле, что живой, искренней, легкой. Близость Бога была для него чем-то естественным. Он никогда не пытался никого ничему научить. Просто иногда рассказывал о чем-то своем: как молитва помогла, как пришло понимание того или иного и т. д. И все же сам вид улыбающегося, радостного человека, прикованного при этом к инвалидному креслу, — это было своего рода неосознанным миссионерством.
Мы разговаривали с Сашей за несколько часов до его смерти. Ему было уже очень тяжело, он уже с трудом дышал, в легких скапливалась жидкость... Тем не менее он был совершенно благодушен. Для меня это и есть Богоприсутствие. В его немощи отражался Господь.
Свет дарила его улыбка, которую не смогла стереть даже смерть…
После кончины его тело находилось в храме при Пятой градской больнице. В нас — тех, кто там собрался, — не было скорби и уныния. Было чувство доверия Богу и, самое удивительное, ощущение, что Саша теперь поддерживает нас еще больше. Конечно, рядом с гробом мы плакали — это были нормальные человеческие слезы. Но нам не было ни тяжело, ни плохо. Не только Сашина жизнь, но и его смерть стала утверждением присутствия Бога рядом с нами — во всех ситуациях, малых и больших...
Сергей Рудов
