Студенты и преподаватели МГИМО побывали в духовном и научном центре – закрытом городе Сарове
Наш поезд напоминал материализовавшийся фантом. Он стоял в освещении сутуловатых желтых фонарей, как в павильоне Мосфильма. Хлопьями летели белые снежные мухи. Вокруг пушистые, ослепительные сугробы. Торжественные ели. Под ногами – хрустящая от мороза дорога вдоль вагонов. Хвост нашего состава “оттяпали” где-то на последней станции, в “большом мире”: следовать в закрытый научный город можно только по пропускам.
Шесть утра. КПП при въезде в Саров. Ощущение нереальности происходящего.
Нам очень хотелось увидеть эти места, кому-то снова, кому-то – впервые. Студенты факультета Международной журналистики МГИМО, во главе с деканом Ярославом Скворцовым и заместителем декана Владимиром Легойдой приехали в Саров не на поиски приключений. Цель поездки была познакомиться с историей этих мест. А конечная цель – у каждого получилась своя, понятная лишь по окончании путешествия, точнее, паломничества.
ГОРОД
Его долго не было на карте. Местные жители с детских лет называли его просто “Город”, а себя самих – горожанами. Как в “Белой гвардии” Булгакова. Саров был засекречен от мира Муромскими лесами. Здесь жили ученые. Они работали над ядерным оружием. Их достижения не дали холодной войне развернуться в мировую – третью и последнюю.
Александр СКВОРЦОВ:
“Скажи, а никакой подписки о неразглашении вы не давали?” – спросила моя бабушка, слушая рассказ о посещении Сарова. “Закрытость” и “секретность” остаются здесь и по сей день, хотя теперь основная угроза – не разведка потенциального противника, а террористы. Так, например, чтобы попасть на огражденную колючей проволоку территорию, где живут и работают почти сто тысяч человек, въезжающие и выезжающие проходят паспортный контроль. Самый настоящий. С суровыми “пограничниками”: солдатами и офицерами внутренних войск, приглашающими подходить по одному к небольшому окошечку…
Исторические пейзажи Сарова запечатлены на тысячах икон преподобного Серафима, где образ святого обрамляют сцены из его жития. Здесь был монастырь, здесь Преподобный прожил большую часть своей жизни. Его имя словно вдыхаешь вместе с воздухом.
Семьдесят лет безбожия изуродовали Саровский монастырь и стерли с лица земли несколько храмов. Но прежняя территория монастыря постепенно возвращается Церкви. Уже отстроен храм над кельей преподобного Серафима, вновь обрела купола обезглавленная когда-то церковь Иоанна Предтечи, на колокольне вместо антенны снова золотится крест… Низкий поклон одному из бывших директоров ВНИИЭФ, который в 50-е годы, получив сверху приказ взорвать колокольню, благоразумно рассудил: “Городу необходима антенна для приема сигналов, это раз. На разбор колокольни уйдет масса бюджетных средств, это два”, – и сэкономил народное добро, водрузив на самую высокую точку города антенну.
В 90-е годы в Саров начали приезжать не только для того, чтобы работать над созданием “изделий”, как называют здесь бомбы. В городе появились люди, перебравшиеся из московских квартир “поближе к батюшке”… те, кто пожелал жить в местах, связанных с преподобным Серафимом. Побывав здесь, начинаешь их понимать.
– Здесь все пропитано преподобным Серафимом. Он здесь в каждой досочке, в каждом прутике, в каждой капле воды, – сказала одна из участниц нашей поездки.
МУЗЕЙ
Истории ядерного оружия в городе посвящен целый музей. Здесь – вся летопись ядерного центра: в зале стоят оригинальные корпуса (без “начинки”) первой советской атомной бомбы РДС1, первой водородной бомбы РДС-6С (детища знаменитого академика Сахарова – самой мощной в мире экспериментальной водородной бомбы), атомной ракеты и других “изделий”.
Попадая сюда, невольно задаешься вопросом: как можно совместить в себе христианскую веру (которую исповедуют многие ученые) и производство смертоносного оружия?
Юлия БЛАТУН:
Дмитрий Сладков, помощник директора ВНИИЭФ РФЯЦ по связям с общественностью, вспоминал: когда в Саров в 1991 году приехал богослов Алексей Осипов, его спросили, считает ли он изобретение ядерной бомбы – грехом? И Осипов ответил, что создатель бомбы должен понимать, для чего он эту бомбу делает. Есть четыре варианта: для завоевания мира, из интеллектуальной похоти, чтобы денег заработать или, все-таки, Родину спасти. Только последний аргумент оправдывает человека.
Марина ГАРБАРУК:
Вряд ли когда-то из памяти сотрутся воспоминания о нашем посещении Музея ВНИИЭФ. Одно дело заучивать в школе устройство и принцип действия некой бомбы, другое – абсолютно рационально понять, что такое 100 мегатонн тротилового эквивалента и дотронуться до корпуса этого водородного чудища, способного уничтожить жизнь, не оставив шанса на спасение. Что удивительно – даже в пространстве музея, хранящего результаты смертельных исследований – чувствуется Его присутствие.
СВЯТЫНИ
Ранним утром, еще не успев увидеть город, мы отправились через Мордовские леса в Санаксарский монастырь. “Тут по лесам – тонны разных железок”, – говорят местные жители. Аллея мохнатых елочек вдоль белоснежной ленты дороги, бегущей под горизонт, скрывает от глаз “объекты” ядерной физики…
Анна ВАВИЛОВА:
В Санаксарском монастыре мы успели на завершение Литургии в нижнем храме Церкви Преображения Господня, где для меня было ново слышать пение исключительно мужского хора на клиросе. Еще меня поразил обед. Не сама трапеза как таковая, а символичность, которая почувствовалась во всем. Просторная трапезная, полусумрачное освещение, широкие деревянные лавки и столы, расписанные на евангельские сюжеты стены... После молитвы за одним столом ели простую пищу и гости из Москвы, и сменявшие друг друга группы послушников и трудников монастыря, голодных бедняков и прихожан храма. Именно здесь отчетливо читалось, что все равны перед Богом. Удивительно было осознать себя частицей Христовой Церкви вне стен храма, в некоем совершенно новом воплощении. А когда ежесекундно чувствуешь себя частью Тела Христова, это накладывает огромную ответственность. Не покидало постоянное чувство внутреннего напряжения...
Мы поднялись на колокольню. Запомнилась не столько открывшаяся нам красота безграничных полей, перед которыми лес будто отступает, сколько восхождение по крутой лестнице и спуск нашей группы. Ступенька за ступенькой мы шли друг за другом, и каждый твердо знал, что идущий впереди и следом готов в любую секунду поддержать, подать руку. Это чувство братской ответственности друг за друга проявлялось во всем и везде.
Назад, в Саров, наш путь лежал через… пустыньки. На первый звук – очень странное слово. Словно пустыня, но только маленькая.. Означает оно уединение от людей в глухом месте, для глубокой и непрестанной молитвы, особый тип монашеского подвига. Преподобный Серафим нес его многие годы.
Дальняя пустынька связана со знаменитым молением Преподобного на камне, в течение тысячи дней. Когда саровскому монаху Серафиму предложили стать игуменом монастыря, он решил бежать от искушения славой и удалился в лес. Известно, что питался он травами, и дикие звери не причиняли ему никакого вреда. С тех пор многое изменилось. Могучий сосновый лес не уцелел под звонкими пилами предприимчивых строителей посткоммунизма. Но некоторые деревья чудом сохранились. Стройная сосна с высокими ветвями, возрастом в триста с лишним лет, должна помнить батюшку Серафима. От нее путь лежит вниз, через узкую речку к роднику. Неглубокий деревянный колодец со студеной водой. Не успеешь зачерпнуть, прорвав, словно пенку от молока, тонкую иглистую корочку, как водяная гладь снова затягивается пленкой чистейшего льда. Мороз выдался такой, что сводило пальцы. Однако нашему гиду Дмитрию Сладкову это не помешало опрокинуть черпак святой воды себе за шиворот и, растерев грудь от удовольствия, громко выразиться: “Уухххорошо!”
…Ближняя пустынька связана уже с другим периодом жизни батюшки. Здесь в последние годы земной жизни он принимал своих духовных чад, неизменно приветствуя словами: “Радость моя!” Здесь тоже был источник, воду из которого преподобный Серафим брал для приходящих к нему. Теперь источник залит бетоном. И эту потерю, кажется, не возместить…
В Дивеевский монастырь мы приехали к вечеру следующего дня.
Константин МАЦАН:
У Андрея Макаревича есть такие строки: “Что же мы все кричим невпопад и молчим не про то”. Эти слова – о мирской суете. В Дивеевском монастыре не “кричат невпопад”, его тишина – другой природы. С каждой минутой, проведенной здесь, все лучше и лучше слышишь, что в Дивеево как раз “молчат про то”. Казалось бы, разве можно слушать тишину? Здесь можно – потому что это молчание о Боге.
Огромная территория монастыря казалась абсолютно пустынной. Только на пятачке напротив входа в храм под иконной лавкой мирно спала мохнатая собака, лениво поднявшая голову, когда мирянин проходил мимо. Она ждала девяти часов вечера. Ровно в это время двери церкви открылись, и настоятельница мать Сергия повела монахинь за ограду монастыря, оттуда – к святой Канавке. Они шли друг за другом, не произнося ни слова, и лишь несколько раз останавливались для молитвы. Собака пристроилась в хвост процессии, а за ней – дюжина мирян, видимо, привыкших к таким вечерним “прогулкам”.
У начала святой Канавки собака замедлила шаг, пропустив идущих за нею вперед. Сама же по узкой дорожке не пошла – осталась ждать возвращения людей здесь же. Мирянин, который этим вечером уже проходил по “святому маршруту”, на этот раз был поглощен созерцанием величественной процессии. Он неожиданно поймал себя на мысли, что в предыдущий проход даже не обратил внимания на те места вокруг, по которым провела его дорожка вдоль святой Канавки. “А они, наверно, – подумал мирянин о монахинях, – каждый день, проходя тут, не замечают ничего, что их окружает. Молятся…”
“Так вот каким должен быть разговор с Богом!” – вдруг захотелось воскликнуть мирянину. Но он не посмел нарушить тишину и возрадовался про себя. По словам Преподобного Серафима Саровского, для того, кто пройдет вдоль святой Канавки и сто пятьдесят раз прочтет молитву Богородице, Дивеево станет и Иерусалимом, и Афоном, и Киевом в одном лице. И все же едва ли для мирянина возможность приложиться к мощам Преподобного Серафима была сопоставима с чем-либо вообще. Впрочем, мирянин никогда не видел те великие места, которые упомянул батюшка. Может быть, Дивеево станет первой ступенькой на лестнице его “паломнической” жизни?..
…Вряд ли Андрей Макаревич написал свои строки под впечатлением от посещения Дивеевского монастыря. Вряд ли он хотел противопоставить мирскую суету монастырской тишине. Но так или иначе для меня его песня – про Дивеево. И название ее – точное: “Место где свет”.
Александр СКВОРЦОВ:
Когда мы подошли к Канавке, ветер разыгрался не на шутку и отец Игорь Пчелинцев, сопровождавший нас эти два дня, заботливо так предложил: “Братья и сестры, давайте пройдем не медленно, но все же с молитвой в душе…”
Об отце Игоре хочется сказать отдельно: никогда прежде я и подумать не мог, что священнослужитель может быть таким располагающим к себе, открытым и остроумным в разговоре. Отче стремительно разрушил в моем сознании образ немногословного, несколько “насупившегося” “старца”, именно “старца”, невзирая даже на юный по “мирским меркам” возраст…
Должен признаться, что в Дивеево я испытал какие-то абсолютно новые для себя переживания. Еще никогда, кажется, при посещении храмов и святых мест не доводилось мне чувствовать себя так легко и свободно…
Юлия БЛАТУН:
Вся поездка – она какая-то гулкая. Как отзвук в колоколе. Было очень холодно. От мороза все выглядело четко и просто. Так и внутри осталось: собранно, сосредоточенно, тихо и правильно.
Я пообещала себе постараться внимательно слушать все, что увижу. Увидела тишину. Услышала молитву. Я поймала себя на мысли, что есть очень много слов, которые не о том и в никуда. Они просто пропадают. А вот молитва – это живое слово. Ее слова – стопроцентные, что ли. Есть, конечно, и “молитвы по инерции”, от которых Отцы Церкви предостерегают. Но ведь это ж и не молитва, по большому счету.
Для меня это было впервые. Два дня молитвы в храмах и церквях. Два дня с молитвой перед едой и перед сном. С постоянной молитвой преподобного Серафима рядом с тобой. Если я раньше заходила в храм и там не пели – мне хора не хватало. А в поездке я даже не обратила на это внимания. Оказалось, это не так важно. А молитва стала какой-то не специальной, а во мне (чуть не сказала – привычной). Ощутимой стала.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
…Лично я была в Сарове не первый раз. И очень волновалась: какими увидят эти места наши спутники? Что заметят, чего уже не видим мы – ведь и к великолепию дворца “привыкаешь”, и перестаешь удивляться? Чего недоскажут им из того, что прежде рассказывали нам? Признаюсь честно, я не сразу поняла, какое это малодушие: “переживать” о том, что кто-то недочувствует, недопоймет, недораскроет. Ведь мир открывает не человек. Это Бог открывает человеку на мир глаза… И не всегда, наверно, с первого раза.
Вокруг Сарова есть несколько мест, прославленных именами великих русских святых.
Рождество-Богородичный Санаксарский мужской монастырь был основан в 1659 году. Период его расцвета связан с именем преподобного старца Феодора Ушакова – великого подвижника 18 века. Племянник старца, адмирал Российского флота праведный воин Феодор Ушаков провел последние годы земной жизни рядом с обителью. За время военного служения он не потерял ни одного корабля и не проиграл ни одной битвы. К мощам этих святых, а также преподобного Александра Исповедника, открытых для поклонения в Санаксарской обители, в монастырь стекаются многие сотни паломников.
Дальняя пустынька – место, где преподобный Серафим тысячу дней молился, стоя на камне. Указано оно приблизительно. От “того” камня ничего уже не осталось – его растащили по кусочкам благочестивые люди. Нынешний валун найден недалеко, в лесу, по возрасту и размеру он вполне соответствует камню Батюшки.
Ближняя пустынька – место, где преподобный Серафим беседовал с приходящими к нему людьми. Здесь состоялась знаменитая беседа Батюшки с Мотовиловым.
Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь, один из крупнейших в России, ведет свою летопись с 1788 года, когда Агафьей Симеоновной Мельгуновой, в иночестве Александрой, в селе Дивеево, вокруг построенной на ее средства Казанской церкви были сооружены три келлии с надворными строениями. Это стало началом женской общины, которая в 1861году была возведена в монастырь. Перед кончиной матушка Александра завещала монаху Серафиму, будущему великому святому, заботиться о сестрах обители. Серафим наставлял их советами – и духовными, и хозяйственными. Его связь с Дивеевским монастырем никогда не прерывалась. Именно по его указанию сестрами была вырыта Канавка, указующая путь, которым прошла явившаяся Серафиму Богородица. Проходящий по Канавке с искренней молитвой человек неизменно получает от Бога утешение.
В Троицком соборе Дивеевского монастыря находятся мощи преподобного Серафима и некоторые вещи, принадлежавшие святому старцу: мотыжка, лапти и другие. В Казанском монастырском храме находятся мощи блаженных дивеевских жен, Пелагеи, Параскевы и Марии, в 2004 году прославленных в лике святых. А в Рождество-Богородичной церкви открыты для поклонения мощи преподобных жен Александры, Марфы и Елены.
