Иеромонах Амфилохий (Пушкарев)
Военный госпиталь — это мощнейшая духовная школа для священника. Здесь он не узнает ничего нового, но хрестоматийные истины, известные ему с детства или из семинарии, именно здесь, в госпитале, обретают ту силу, которая разбивает закостенелость сердца, подобно току от дефибриллятора, вновь заставляет его жить.
Недавно я был в реанимации, причащал человека. Прочитал положенное чинопоследование. Было видно, что больной очень искренне молился вместе со мной. Я его причастил и, когда стал собирать вещи в свой требный чемоданчик, он неожиданно взял меня за руку и заплакал. В его глазах был страх. Он не мог разговаривать. Но его взгляд просил только об одном, чтобы я от него не уходил. Пришедший к нему священник был его надеждой на то, что весь ужас, происходящий с ним, прекратится, смерть отойдет, и жизнь снова вступит в свои права. Со мной было такое впервые, я растерялся. Он сжимал мою руку, а я его. Происходящее сопровождала полная тишина, прерывавшаяся лишь его плачем. Так прошло около 5 минут. Иногда мне казалось, что он перестал сжимать мою руку, и тогда я пытался ее убрать, но он начинал со всей силой вновь прижимать ее к себе. От происходящего было очень больно, но я не знал, как ему помочь. И вдруг, сам не понимая, как это произошло, я уверенным голосом сказал ему: «Всё будет хорошо!» И эти простые слова были им услышаны. Плач прекратился. А я почувствовал, что это не были слова формального утешения: Бог через священника пришел в реанимацию и через сказанное священником дал человеку надежду, именно тогда, когда в его душе она полностью иссякла.
Хотелось бы вспомнить еще один случай. Я причащал совсем молодого парня, страдающего раком крови. Когда я уже выходил из палаты, он обратился ко мне: «Батюшка!» «Да», ― ответил я. «Я хотел спросить: вы меня причастили и сейчас уйдете, но вы же будете за меня молиться?» Может быть, эти слова, изложенные на бумаге, не передадут в полной мере своей силы. Но в этом вопросе был суд: да ― значит жить; нет ― значит умереть. И здесь вновь Бог через священника принес человеку надежду: «Не сомневайся, конечно буду!» И по глазам парня сразу стало видно, что надежда вернулась в его душу.
Однажды я шел по коридору, и меня окликнули: «Батюшка, мне очень нужно с вами поговорить!» Я повернулся и увидел мужчину, который передвигался с огромным трудом.
Я подошел к нему сам: «Вы хотели что-то спросить?» ― ведь чаще всего к священнику обращаются с вопросом. Но ответ последовал для меня крайне неожиданный: «Батюшка, нет, я хотел бы с вами кое-чем поделиться». Удивленно я ответил: «Да, я внимательно слушаю». ― «Вы знаете, я теперь понял, что главное в жизни!» ― «И что же?» ― с волнением спросил я. «Главное ― научиться благодарить Бога!»
Эти слова прозвучали для меня как только что открытая истина. Я смотрел на него молча, слезы наворачивались на глаза, и я ощущал свое полное ничтожество перед ним. «Батюшка, я благодарен Ему за то, что Он научил меня благодарить!» Человек с трудом держался на ногах, говорил почти шепотом, было видно, что сил в его теле совершенно нет, и он пришел ко мне (он ко мне, а не я к нему), чтобы, спустив меня на землю с высоты ощущения важности своего сана, научить меня благодарить…
Конечно, размышлять о служении священника в госпитале, об опыте, который он там приобретает, можно бесконечно долго. И возможно, мне удастся поделиться еще какими-то своими мыслями. Но хотелось бы сказать, что госпиталь ― это школа жизни, а оказавшийся в нём ― ученик: как тот, кто оказался там на больничной койке в силу самых различных обстоятельств, так и тот, кто пришел туда, чтобы в меру своих сил нести свидетельство Христовой веры.
