Ольга Брусникина: Правильный путь не может быть легким

Биографическая справка

Ольга Александровна Брусникина — заслуженный мастер спорта по синхронному плаванию, трехкратная олимпийская чемпионка. Родилась 9 ноября 1978 года в Москве. Окончила Российский государственный университет физической культуры. Много лет выступала в дуэте с Марией Киселевой. Тренеры — Елена Николаевна Полянская, Тарасова Людмила Филипповна ( хореограф),  Татьяна Николаевна Покровская.

После завершения спортивной карьеры в 2004 году работает заместителем директора и главным тренером отделения синхронного плавания в СДЮСШОР по водным видам спорта  в городе Чехове (МО). В 2008 году окончила факультет международных отношений Дипломатической академии при МИД РФ.

Замужем за Сергеем Евстигнеевым, Заслуженным мастером спорта по водному поло.

Летом 2006 года у них родился сын Илья.

В 2004 году в финале олимпийских соревнований по синхронному плаванию на выступлении Ольги Брусникиной и Марии Киселевой остановилась музыка. Какое-то время спортсменки выступали в полной тишине. Им дали возможность повторить выступление, и девушки стали тогда лучшими. С тех пор имя Ольги Брусникиной больше не появлялось в протоколах — она ушла из большого спорта и уже 8 лет тренирует детей в подмосковном городе Чехове. А в сентябре 2012 мы увидели Ольгу на встрече спортсменов с Патриархом, и ее слова на этой беседе показались нам по-человечески простыми и неожиданно искренними…

Спорт — ради чего?

Ольга, на встрече Вы упомянули аудио-диск об основах православия, переданный Патриархом: то, что Вы на нем услышали, Вас поразило и придало сил…

Да, я действительно с большим удовольствием его слушала, и не один раз. И что-то в моей голове в очередной раз повернулось. Я слушала, и в какие-то моменты — просто мурашки по коже… Ты слышишь какую-то мысль и понимаешь, что это про тебя, что нужно многое пересматривать в своих поступках. Например, я поняла, что сильным и жестким нужно быть, в первую очередь, по отношению к себе, а не к окружающим, в том числе когда учишь детей. Нужно думать не о чужих недостатках, а о том, что ты сам из себя представляешь как человек. Я задумалась о том, что бываю несдержанной, бываю грубой, чересчур строгой, что пытаюсь подстроить всех под себя, хотя понимаю, что каждый человек по сути своей уникален. Как же можно подстроить?! Понятно, что многие мои качества — результат опыта: когда ты всю жизнь максимально отдавался своему делу, ты и от окружающих начинаешь требовать того же, невзирая ни на какие «смягчающие обстоятельства». Это у меня есть в характере. Однако мне стало яснее, что следует больше прислушиваться к людям.

Но жесткость — часть тренерской работы...

Да, сама профессия требует определенной жесткости: ты должен учить детей перебарывать себя. Они маленькие, не понимают, что бывают ситуации, когда нужно делать что-то через не могу — тут только тренер, наставник может объяснить, заставить, иногда и поругать, и прикрикнуть. Это само по себе не страшно: я же понимаю, что всем тем, кого тренирую, я хочу только добра. Мы идем к единой цели и во имя этой цели им это нужно.

А вот когда жизненная рутина, черствость друг к другу становится причиной какой-то несдержанности, это уже плохо. В какие-то моменты в погоне за достижениями забываешь о главном: ради чего мы трудимся, вкладываемся.

Так ради чего?

Ни в коем случае не ради денег и медалей! Должна быть какая-то более высокая цель. Хотя бы, как ни банально прозвучит, — воспитание подрастающего поколения. Это же не абстракция, это реальные люди, которые нам всем в старости станут опорой. Или не станут.

Своим ученикам я стараюсь объяснить, что спорт — не самоцель, а цель — самоорганизация, воспитание духа, честность в отношениях друг с другом. Нам отпущено не так много времени, чтобы его впустую тратить, бесцельно, не отдаваясь полностью тому, чем ты занимаешься. Любое начатое дело нужно делать с любовью и самоотдачей — это не только в спорте, это и в жизни им пригодится.

Сейчас многие сетуют на то, что современные дети безвольны… Правда?

Я думаю, сейчас дети стали прагматичней. Их сложнее увлечь какой-то идеей, мечтой. Они начинают все заранее просчитывать, задумываются, как им жить, на что, чем заниматься, что принесет им тот путь, а что — этот. По телевидению они видят красоток в дорогих шубах, а когда приходят в спортшколу, оказывается, надо пахать с утра до вечера, причем никто не гарантирует никаких олимпийских медалей и золотых гор. А эталон, воспринятый с экранов, — это успех и богатство. Поэтому у многих современных детей присутствует ощущение: зачем так напрягаться, если ты не уверен на все 100 %, что эти усилия принесут тебе успех и прибыль? А вдруг не получится? Зачем тогда стараться? Это большой соблазн для детей: здесь не получится — я туда побегу, там будет трудно — сюда. Так многие из них и бегают. И в итоге не заинтересованы, не сосредоточены на чем-то одном, истинном и важном. В такой ситуации сложнее заразить их самоотверженностью, привить им любовь к своему делу.

А без этого — никак!

Мне кажется, люди, которым безразлично то, чем они занимаются, глубоко несчастны. Чтобы чего-то достичь, нужно по-настоящему этим «болеть», и — упираться, делать над собой усилия. Иначе ты просто плывешь по течению: куда выведет, туда выведет. Бессмысленно.

А если они полюбят свое дело, то уже не будут задавать вопросы. Интерес, любовь станут двигателем. Так же и в семье. Скажем, если ты любишь человека, ты не ломаешь голову: «Зачем я выхожу за него замуж, раз у него нет ни квартиры, ни машины?» Так же и в вере, кстати: если мы любим, мы не задаем себе вопросов.

Либо веришь, либо нет

Вы разве никогда не задавали вопросов себе, никогда не сомневались?

Нет, конечно, вопросы всегда возникают, как у любого человека. Мне в вере многое непонятно. Но я имею в виду вопрос с большой буквы. Как раз когда я прослушала диск «Православная энциклопедия», поняла одну вещь: либо ты веришь, либо ты не веришь. Третьего не дано. Если выбрал этот путь, нужно верить просто и не сомневаться, и некоторые, пусть даже необъяснимые для тебя пока вещи, принимать как данность. Опровергнуть или доказать можно все что угодно — было бы желание. Но ведь недаром на протяжении двух тысяч лет, несмотря на препятствия, на гонения, люди несут и передают веру во Христа. Это ведь не просто так! Если погрузиться в современную жизнь, жить по ее правилам, то можно дойти до абсурда, переступить через все моральные правила. А вера удерживает людей от саморазрушения. И, по-моему, если человеку легко с тем, что он верит, значит, все правильно, не надо себя изводить. Есть же в Библии история Авраама и его сына. Авраам поверил Богу, взял своего сына с собой, пошел на гору совершать жертвоприношение. Ему было сказано: «Бог усмотрит себе жертву», он ни на секунду не усомнился и пошел. Это правильно: нужно верить, несмотря ни на что, и тогда Бог будет с тобой и тоже поверит в тебя.

В каком смысле поверит в тебя?

Мне кажется, в том смысле, что Бог до конца ждет, когда люди ответят Ему.

В Вашей семье принято говорить о вере?

Наши родители этого не делали — страна была другая. Мы сейчас все-таки стараемся нашему ребенку рассказывать о вере. И, естественно, он сам задает нам вопросы. Скажем, мы говорим, что надо у Бога попросить прощения, ты же набезобразничал, а он отвечает: «Как попросить? Его же нет». «Неправда, — говорю, — Он всегда с нами». — «А как же я буду вот так просто просить?» — «А вон у нас икона в углу стоит, иди к ней или закрой глазки и про себя попроси прощения». В таком ключе объясняю, попроще. Он понимает уже, что нельзя плохо поступать, нельзя никого обижать, а если обидел — проси прощения не только у того, кого обидел, но еще и у Бога.

А как же популярная формула: «Вырастет, сам определится, во что верить»?

А как работать с детьми, если неизвестно, выберут они, став взрослее, синхронное плавание как профессию или нет? Чтоб сделать выбор, надо знать этот вид спорта, надо тренироваться.

Безусловно, с верой человек сам определится рано или поздно, но надо, чтоб было с чем определяться. А для этого нужно, чтобы кто-то его направил, заинтересовал, дал возможность узнать. Мы сыну даем понять, что мы верим вот так, что это для нас значит. А дальше пусть сам принимает решение.

Важно чувствовать, что мы не одни

Как случилось, что Вы стали задумываться на эти темы? Это связано со спортом?

Какого-то четкого, критического момента обращения к Богу у меня не было. Наверное, поскольку вся моя жизнь связана со спортом, и приход к вере тоже с ним связан. По мере того как стали возрастать нагрузки, приходилось много терпеть, и когда было ужасно тяжело... в подобные моменты, наверное, любой человек обращается к Богу и просит помощи.

Одно дело просить о помощи, другое — жить по вере. Что труднее всего?

Для меня труднее всего следовать своей вере, своим ценностям в административной работе.

В принципе, вера — это очень личное, на мой взгляд. Но внешне она проявляется прежде всего в том, что человек задумывается о своем отношении к другим, продумывает свои поступки не с точки зрения выгоды, а с точки зрения духовных ценностей. Ему становится трудно соглашаться на компромиссы, идти по головам, жить с какой-то неправдой.

Но в жизни постоянно сталкиваешься с тем, что в какие-то моменты тебе выгодно поступить так, как не должно поступать. Или жизнь тебя бьет за то, что ты уволил кого-то сгоряча, на эмоциях, обидел кого-то несправедливо. Проецировать свои ценности на сферу работы, на сферу бизнеса очень сложно.

«Олимпийские молебны» — каково Ваше отношение к ним? Если вера — личное дело, то зачем такие вещи?...

Мне кажется, они для ребят важны: любой человек должен чувствовать, что он живет не ради своих личных выгод, что он не имеет права не задумываться, как его жизнь и его поступки выглядят со стороны. Это благословение важно, чтобы спортсмены почувствовали, что они не одни: если с тобой Бог, ты на правильном пути, ты полезен другим людям, стране.

Но потом на Олимпиаде у кого-то случаются провалы...

Это здесь ни при чем. Поражение — сигнал о том, что тебе нужно остановиться на секунду и подумать, что было сделано не так, где ты не доработал. Это повод к работе над ошибками.

А если неудача не зависит от тебя: как в финале в Афинах в 2004 году, когда во время Вашего выступления ни с того ни с сего прервалась музыка?...

Хорошо, что все закончилось так, как и должно было закончиться: мы не остановились, не растерялись, нам дали возможность повторить с начала, и мы завоевали золото. Но, мне кажется, это не случайность, а, наверное, тоже своего рода сигнал о том, что где-то у нас появилась некая расхлябанность. Там разные были версии. Говорили, что диски были некачественные, например. Но наше дело — выступать, самим выкладываться, а не думать, кто виноват.

Начать все с нуля

Ольга, я знаю, что Вы росли без отца...

Да. Я помню, как мама и училась, и работала, и меня поднимала. Причем ей досталось все это в тяжелые годы — конец восьмидесятых-девяностые. Кстати, мой муж тоже рос без отца, и этот момент нас еще больше сплачивает: мы оба из неполных семей и не хотим, чтобы наш ребенок испытал то же. Семья должна быть полной.

Наверное, мне отсутствие отца и заменил спорт, потому что в нем есть такие элементы воспитания, которые обычно дает отец. Спортсмен на себе ощущает, что жизнь — это не только сладкий пряник, что есть конкуренция, есть жесткий воспитательный процесс, есть тяжелые моменты, когда надо себя перебороть. Хотя был момент, когда я побоялась трудностей: когда мне предлагали уйти в балет, в школу Большого театра (у меня были хорошие данные для балерины) — честно говоря, я струсила. Мне показалось, что в спорте будет легче. Как бы не так! Были моменты, когда хотелось все бросить, так я уставала. Но как бросишь, когда столько уже пройдено?.. А по прошествии лет я поняла, что если ты отдаешься чему-то — неважно даже, чему — и хочешь достичь определенных высот, легкого пути в принципе можно не ждать.

Вы достигли высот, были на пике спортивной карьеры и вдруг ушли. Почему? 

Интерес, который двигал меня вперед, пропал. Спорт — это каждодневное преодоление себя, постоянные серьезные нагрузки, и чтобы все это выдерживать, нужна колоссальная мотивация. А когда она исчезает, нет никакого смысла механически продолжать работать дальше. Мне казалось, я просто потеряю время. Я поняла, что определенный этап моей жизни закончен, хотелось двигаться дальше, начать другую жизнь. Стало ясно, что нужно останавливаться в спорте, нужно делать добро и уже передавать свой опыт другим. И о семье больше думать.

А легко ли было остановиться?

Было трудно. И даже страшно в какой-то момент. Потому что по сути надо начинать с нуля. А сможешь ли добиться прежних успехов в чем-то другом, удержать планку?

Другая причина дискомфорта: моя жизнь была размеренна, понятна, все в ней было распланировано на годы вперед. И вдруг я оказалась предоставлена сама себе, нужно принимать решения без тренера, без наставника, который вел тебя. При этом у нас нет никакой организованной системы, которая бы направляла спортсмена после окончания карьеры, и, возможно, это нормально. В конце концов, в похожей ситуации оказываются студенты, заканчивая университет.

Вы же не почивали на лаврах: школа в Чехове открылась всего через год после Вашего ухода из спорта...

А даже сейчас, спустя 8 лет, не с чего почивать! Работа — тренерская и общественная — находится только на начальном этапе. Хватило бы сил и терпения! И нужно воспитать сына, сохранить семью — это ведь всегда огромный труд, требующий и внимания, и времени.

Улаживание конфликтов в собственной семье — этому опыт взаимоотношения с партнерами по команде как-то способствует, учит?

В отношениях семейных, разумеется, все гораздо сложнее. В конце концов, в спорте люди могут позволить себе свести отношения к рабочим, деловым, а в семье это невозможно. Но, конечно же, общая цель сплачивает. В спортивной среде для меня образец настоящей дружбы, наверное, в том виде спорта, в котором состязается мой муж. Он ватерполист, а ватерполисты дружат, все друг друга знают. Кстати, в 1993 году муж ездил на похороны отца Василия (Рослякова) — одного из трех монахов, убитых в Оптиной пустыни на Пасху. Росляков ведь был членом сборной СССР по водному поло до своего ухода в монастырь. И наши спортсмены ездили хоронить друга...

Вера в себя, воспитываемая в спорте, и вера в Бога — одно другому не противоречит?

Вы знаете, мне кажется, эти вещи связаны. Если человек верит в Бога, то он и в себя может поверить точно так же. Мы сотворены нашим Создателем, внутри у нас есть частичка чего-то Божественного, образ Божий. Невозможно ничего достичь, если ты себе не веришь. Мне кажется, это мучение — так жить...

А Вы всегда верили в себя?

Может быть, стоит разграничивать веру в себя и самоуверенность. Самоуверенности у меня никогда не было, я никогда не думала, что я лучшая, сейчас выйду да всем покажу! Скорее, наоборот: окружающие люди поддерживали во мне уверенность, говорили, что все получится.

Вам легко с самой собой, с такой своей неуверенностью?

Иногда сложно. Я склонна к самокопанию, к такому поеданию себя изнутри: кому-то что-то не так сказала — начинаешь переживать; где-то в глубине души чувствуешь, что неправильно поступила — и это тебя гложет. И принятие решений я могу оттягивать до последнего, долго думаю, размышляю над вариантами. Червь сомнения во мне сидит, это очень мешает. Мне иногда так хочется быть слабой, чтобы меня все опекали, оберегали, чтобы за меня подумал кто-нибудь, что нужно сделать. Это можно себе позволить дома. Но на работе расслабиться невозможно: я руководитель, я тренер. У меня есть дело, которое я знаю и люблю. И его надо продолжать.

Ольга, у Вас есть мечта?

Есть. Мне хочется в качестве тренера достигнуть таких же профессиональных высот, каких я достигла, будучи спортсменкой. Может быть, это будет делом всей моей жизни. Тренерский труд очень сложный. В любом случае, каждое дело требует максимальной отдачи, легко ничего не дается в жизни. И тут вера в Бога, вера в себя — с Богом — очень важны. Так что только где-нибудь в конце пути, надеюсь, смогу сказать, что все получилось.

Фото Владимира Ештокина.