Иерей Иоанн Никулин, настоятель прихода во имя св. великомученицы Екатерины, кандидат богословия, кандидат исторических наук, преподаватель кафедры церковно-исторических и гуманитарных дисциплин Екатеринбургской духовной семинарии, доцент кафедры истории Миссионерского института (г. Екатеринбург)
Мой первый Великий пост случился в моей жизни, когда мне было всего пять лет, в 1990 году. Нет, я конечно и раньше знал, что такое пост, старшие-то постились. Пост в моей жизни именно случился, потому что поститься я стал скорее невольно, скорее за компанию, чем сознательно.
Это было так. Я рос в храме. Мой отец - начинающий священник только был назначен в небольшое село, а мама в первые месяцы оставалась с остальными детьми в городе. Мы с папой поехали «осваивать» новый приход, и жили в церковном доме вдвоем.
Одна из женщин, живших при храме (кстати, среди них была она престарелая монахиня) приходила нам готовить и, конечно, не готовила специально для меня. Пришел Великий пост, и так как выбора у меня не было, я начал проводить свой первый пост. И весь пост прошел для меня совершенно незаметно, скоромной пищи не было и испытаний силы моей воли не было. И вот пришли последние дни поста. Но мой пост не был жертвой Богу, а движением по течению, и Господь послал мне испытание, которое я не прошел.
В Великую Субботу я вдруг вспомнил, что я маленький и мне поститься не положено. Когда отец вернулся с таинственной службы Великой Субботы, одного из самых его любимых богослужений, я заявил, что требую что-то не постное, так как я не обязан поститься. Попытка объяснить мне, что осталось чуть-чуть до Пасхи, не имела успеха, я твердо знал, что не обязан поститься, потому что постятся с семи лет. Мой родитель был вынужден отступить. Молча он достал из шкафа рыбные консервы, другой, думаю, просто не было. Как сейчас помню, маленькую, красивую банку, что-то типа печени трески или икры минтая. Мне так хотелось скорее ее открыть. Какой манящей она была! И вот пустой стол, клеенка, банка, ложка, хлеб. И я сижу в тишине и ем. Один. И вдруг мне становится так противно. Уже мне не хочется этой рыбы. Но меня приучали все доедать, и вот я давлюсь, все ужасно. С тех пор я постился, и тот детский стыд навсегда запомнился вместе с клеенкой, хлебом и консервной банкой. И тишиной одиночества, которую созидает грех.
На заставке фрагмент фото Amanjeev
