«Утомленным солнцем-2» повезло. Я не оговорилась, потому что везение глобальных произведений искусства, а также крупных личностей (как и народов) — не в том, чтобы спрятаться, отсидеться-отлежаться, пройти стороной, то бишь, просуществовать по возможности благополучно и тихо. Их счастье — оно по гамбургскому счету. На миру, на глазах, в центре внимания, то и дело — под прицельным огнем.
Война, объявленная «Предстоянию» в печатной прессе и на пространстве Рунета, не может рассматриваться как череда совпадений. Войны вообще случайными не бывают.
Михалков принял огонь на себя по многим причинам. Исследование этих причин породит со временем не одну диссертацию по психологии либо социологии.
Самое простое и очевидное: Михалкова много. Вообще, от природы. Из этого материала при разумной экономии человек пять можно было бы выкроить, а вышел один, и где ни появится — всюду торчит, как сосна на обрыве. Крупных мишеней в России сегодня раз-два и обчелся. А пострелять хочется.
В этом отношении у Михалкова благородная миссия: он оттягивает на себя злобу, которую люди — за неимением Сети — излили бы на ближнего. Чей-то ребенок проскочил мимо подзатыльника, в каком-то офисе не перелаялись сослуживцы — потому что накипь ненависти и раздражения сброшена в блогосферу. Русская народная забава «Приложи Михалкова». Точнее, не совсем русская и абсолютно не народная, но большинству из нас для нервного срыва хватило бы вполне. Михалков пока держится.
«Он дружит с властью, он богат, и потому мы не любим его кино». Интересно другое: он дружит с властью, он не беден, зачем он до сих пор снимает фильмы? Почему не ушел в политику, в большой бизнес — в те сферы, которые для серьезного мужика, безусловно, более престижны, нежели занятия искусством? Нынешней осенью ему стукнет 65. Не надоело добровольно подставляться под обстрел?
Бьют в Михалкова, потому что не могут ударить выше — существенный фактор. «Главный» (как ни крути) кинорежиссер страны — в глазах народа лицо официальное. А просто ли чтимый властью или ответственный за всё, что делает и чего не делает власть, — кто станет разбираться в этих нюансах? «Мне не нравится моя жизнь, я растерян, напуган, подавлен, не уверен ни в прошлом, ни в будущем, мне плохо, тревожно, дискомфортно…» — вот как следует трактовать блоговопли: «Туфта! Комикс! Провал!..»
Но это, на мой взгляд, не главное. А главное — вот что. «Утомленные солнцем-2: Предстояние» — первый фильм, который четко провел водораздел в зрительской аудитории. Между людьми, для которых естественна духовная вертикаль, и теми, у кого сознание сугубо светское, как теперь говорят, «секулярное». Вторые смотрят картину из положения лежа. А она называется «Предстояние». Пред-Стояние. Вектор от земли к небу.
Очень трудно воспринимать вертикаль из горизонтали. Мучается бедняга: голову вывернул, глаза скосил, шея затекла, в поясницу вступило. Долго в таком положении не протянешь. Отсюда истерика: «Один час из трех выдержал, больше не могу!» Ну, ясно, не можешь, если свою извращенную позу считаешь нормой.
Михалков не хотел понравиться. Это доказуемо хотя бы от противного: если Михалков хочет — он нравится всегда. Уж ему-то известно, из кого сейчас на девяносто процентов состоит зрительская аудитория России и какие фильмы предпочитает. Однако, имея — благодарение Богу — возможность снимать другое кино, Никита Сергеевич упорно гнет свою линию. Точнее, пытается выпрямить нашу.
К «Утомленным солнцем-2» предъявляют массу взаимоисключающих претензий. Упреки в бессюжетности странным образом рифмуются с обидой, почему Михалков всё не убивает и не убивает главных героев — Котова и Надю, чье движение навстречу друг другу, собственно, и скрепляет сюжет. Фильм называют просталинским, что неправда, и антисталинским, что полная чушь. Самая бессмысленная инвектива: «Война была не такая, война была другая…» Да окститесь: сколько судеб — столько войн. Кто воевал, кто ждал, кто в эти годы рос. Кого убило, царапнуло, не задело. Кто голодал, кто жировал. Кто нашел любовь, кто потерял всех близких одним махом. Кто в Генштабе, кто в штрафбате. Исчислите этот песок в океане, и вы получите полную картину войны. Но не ранее того.
Михалков показал фрагмент гигантской мозаики, которой не суждено быть законченной. У нее нет четких границ. Мы никогда не скажем: всё, этот паззл готов. Война была вот такой, такой и такой — и никакой более.
Война была разная. У каждого своя. После премьеры «Утомленных…» давняя знакомая, пожилая женщина вдруг рассказала мне историю своего детства. Как двухлетней девочкой увозили ее из Крыма на санитарном поезде; фашистская авиация состав разбомбила, какие-то моряки среди хаоса и криков подхватили ребенка, убежали в степь. Когда девочку вернули маме и няне, выяснилось, что она — к тому времени уже вовсю болтавшая — потеряла дар речи. Могла только мычать. Речь впоследствии восстановилась, но заикание — как шрам от младенческого испуга — осталось на всю жизнь... Через два дня после бомбежки, на какой-то станции, няня взяла запас сахара, увязанный в наволочку, и отнесла малышку в ближайший храм — чтобы окрестили… Отца девочки — еврея, коммуниста, та же няня перед уходом его на фронт слезно умоляла взять крестик. Он отказался — не потому, что еврей, конечно, а оттого, что коммунист. Воевал отец в береговых батареях Севастополя — среди тех героев, которые подорвали себя в июне 1942-го, чтобы не сдаваться немцам. Вряд ли крестик спас бы его. Хотя, кто знает…
Чем не сценарный ход для «Утомленных солнцем-2»? Но сними это Михалков, вокруг закричали бы: «Натянуто! Неправдоподобно!»
Под «правдоподобием», которого требуют от «Предстояния», подразумевается ровный, как кардиограмма мертвого тела, смысловой и визуальный ряд. «Что это за голый зад немецкого летчика?! Что это за “сестричка, покажи сиськи”?!»
А вот что — если вы не поняли. Михалкову требовалось обрушить на нас войну, как мир перевернутых понятий. Здесь разом отменены приличия, законы эстетики, причинно-следственные связи и люди быстро отучаются говорить: «Это невозможно», потому что возможно всё. Ты не знаешь, что произойдет с тобой в следующую секунду, да просто — проживешь ли ты эту секунду. Ты беспомощен перед силами, которым нет имени.
Михалкову надо было взорвать наше сознание. Кинуть туда гранату с выдернутой чекой, чтобы разлетелись, полыхнув на прощание, все наши представления о «нормальной» жизни. Как это сделать? Как жахнуть изнутри, сотрясти зрительский организм на физиологическом уровне? Не батальными сценами — их было много и в советском военном кино. Не кровавой мясорубкой — к ней мы приучены. Но именно — крайностями, шоком, железом по стеклу. Чтобы пробрало до дрожи, чтобы от одного запаха попкорна замутило. Мог такой фильм собрать большую кассу?..
Михалков не говорит: «Устраивайся в кресле поудобнее, я покажу тебе войну». Он не говорит даже: «Встань, иди за мной и смотри». А просто подталкивает в спину — резко, мощно, неожиданно: «Иди-ка, поживи там — в сорок первом. Поглядим, на сколько тебя хватит». Даже на три часа хватает с трудом. Выползаешь раздавленная из-под черного колеса, которое, кажется, вот-вот переедет и страну, и тебя — только косточки хрустнут под неумолимой адской машиной. А надежды все меньше… «Как в костре потухшем таял уголек» — удачный слоган для фильма «Предстояние»…
Однако атака на Михалкова не была бы столь ожесточенной, если бы оппоненты бились за собственную правду о событиях почти 70-летней давности. Так вопят только от реальной боли. Если задело за живое.
«Предстояние» оказалось действительно великим фильмом — о той великой войне, которая происходит сейчас. Михалков отвалил наспех залакированную фасадную доску, а под ней-то — гниль и разложение. Заволновались, забегали существа, не привычные к дневному свету. Продукт их усиленной жизнедеятельности валится на электронные и печатные страницы тоннами.
Михалкова казнят, как это делали нацисты, — за качества, свойственные человеку от природы. Те вынюхивали цвет глаз, акцент, форму черепа. Наши, сегодняшние — систему взглядов на мир, тоже передающуюся с корнями и кровью. Эти люди расслышали месседж Михалкова, проартикулированный более чем внятно.
Вы — кто любит частицу «но», кто к фразе «мы защитили Европу» непременно добавляет «Но потом поработили ее»; кому ради высаженных в море пиратов не в лом оскорбить российских моряков; кто гордится хроническим кукишем в кармане, а сострадание заменил теплохладной толерантностью; кто смотрит на мир из-за занавески — с вами мы 23 июня 1941 года подписали бы акт о капитуляции. Россия стоит не на вас.
Михалков сказал много. Больше, чем допустимо сегодня. За это и получает.
