Режиссеру Эмиру Кустурице — 66. Он хотел сделать с Алексеем Балабановым фильм о Сталине, снимал в своих картинах Джонни Деппа и Монику Беллуччи, при этом ненавидит Голливуд и считает, что это взаимно. В Сербии Кустурица построил эко-поселение Дрвенград, которое изначально было декорацией к фильму «Жизнь как чудо». Выступает по всему миру со своей рок-группой и хочет снять фильм по трудам своего любимого писателя Федора Достоевского. Призер Берлинского и Каннского кинофестивалей, в 2005 году принял Православие и крестился с именем Неманья. В День рождения по-настоящему свободного художника мы собрали его высказывания о себе, вере и кино.
Когда я был очень маленьким, я мечтал быть частью тех людей, которые убирают мусор на улицах. Меня впечатлял их большой грузовик, все те механизмы, которые убирают мусор. Ну и свобода тех людей, которые работали в этом деле.
Я должен делать христианское кино — в этом моя миссия.
Христианское кино должно исцелять души людей. В нем должно быть особое отношение к каждому зрителю. Не как к потребителю. Нужно, чтобы, посмотрев твой фильм, люди начинали обнимать друг друга, испытывали счастье, сердечную радость. Радость от полноты бытия. Не в этом ли эстетический смысл человеческой жизни?
Достоевский — один из моих героев. Это один из тех людей, которые в мире больше не родятся.
Говорить побыстрее, менять почаще — и все довольны. Любой может сделать фильм из быстрой смены маленьких кусочков.
«Андрей Рублев» — самое значительное произведение киноискусства из всех мне известных. Есть много прекрасных режиссеров, мастерство которых, может быть, больше, чем у Тарковского: например, Стэнли Кубрик или Федерико Феллини. Но ни в одном другом кино мы не найдем ничего более фундаментального и… человечного.
Сегодняшнее кино делится не на христианское и нехристианское, а скорее, на коммерческое и некоммерческое.
Для меня современность — это крайне уничижительный термин.
Я хотел бы спросить у тех, кто так зависит от красных ковровых дорожек: хотели бы вы по ним ходить, если бы знали, что стоит за этим символом? Ведь это путь, по которому Клитемнестра давала пройти Агамемнону после кровавых боев.
Я — бунтарь только для близких мне людей и всегда был на стороне тех, кто борется за свое достоинство и мораль.
Все, что я знаю: я еще могу снимать кино. Могу ли я достигнуть высот, которые я уже достигал? Не знаю. Возможно, и нет. Но в моем случае хорошо то, что я никогда не бываю достаточно счастлив. Я всегда ищу способ что-то улучшить, что-то поменять.
Да, самые громкие фильмы производят в Голливуде, но по мне — это кинематографическое кладбище. По-настоящему лучшие кинокартины сегодня снимают в Иране, России, иногда в маленьких странах вроде Сербии, где людям еще есть что сказать.
Сегодня фестивали важнее авторов. И поэтому я их критикую.
Пока не придет кто-то, способный произвести революцию в кинематографе, нам, старшему поколению, приходится выражать наше недовольство.
Я — тот, кто использует славу кинорежиссера для того, чтобы заниматься другими вещами. Добившись известности, я оказался в положении человека, который должен всерьез размышлять о себе. А я никогда не думал о себе серьезно. Я всегда фокусировался на том, чтобы у меня была возможность сделать кучу вещей: создал город, деревню, играл музыку, написал две книги и заканчиваю третью. Я делаю много вещей одновременно.
Мне нравятся проекты, которые помогают поменять что-то в жизни людей в лучшую сторону. Я, как художник, должен делать людей счастливыми.
В учении Христа идея о милосердии, о добре и сочувствии, я уверен, самая значимая человеческая идея. Весь этот капитализм, он просто съедает индивидуальность.
В Европе, в Америке снимают сейчас много фильмов. Много фильмов вообще, но хороших мало. Может потому, что цензуры нет.
В России есть режиссёры, которые мне нравятся, но советские мне ближе.
Хочу сказать, что давно не смотрел фильмов.
Без фильма «Летят журавли» мировая кинематография не была бы такой богатой. Художник, который этот фильм снял (Михаил Калатозов), снял также один из самых лучших на свете — «Я — Куба».
Я очень давно увлекаюсь Михаилом Лермонтовым и, когда впервые прочел его роман «Герой нашего времени», понял, что этот роман постоянно повторяется в России, всегда является современным.
Я связываю с Россией большие надежды. Она может вернуть православным славянам чувство собственного достоинства.
Хай-тек-человек сегодня больше склонен к биологической, а не духовной жизни. Его интересуют только материальные ценности, он язычник технологий. И этот язычник противостоит сегодня божественному человеку, о котором говорил Достоевский.
Я всегда ощущал себя режиссером зоопарка. Животные и природа — это моя страсть. Как говорят ученые, мы тоже социальные животные, а наши инстинкты помогают нам общаться с природой. Это общение дает мне все ответы. Вы когда-нибудь видели человека, который собирается стать монахом? Он полностью свободен от страха природы.
В моем возрасте страшно другое — то, что вы можете увидеть в последних фильмах великих режиссеров. Они безупречны с художественной точки зрения, но бесконечно далеки от жизни и от энергии жизни.
У меня множество планов, но я ни в чем не уверен. Кино — это так сложно. У меня много идей, но все они приходят откуда-то из пространства, из космоса. Это очень сложно реализовать. Так что мой главный проект на сегодняшний момент — это плантация ягод. У меня есть небольшая фабрика, на которой я собираюсь производить органический сок.
Я ещё и архитектор!