Перед вами – отрывки личных, дневниковых записей протоиерея Всеволода Чаплина из книги "Лоскутки".
Христианство – это не система запретов. Это путь, который должен отнимать у человека само побуждение ко греху. Нужно вести этим путем молодых людей, и не только молодых. Открывать для них слова Спасителя: “Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас” (Мф. 11. 28). Встретив Господа, эти люди уже никогда не поверят сказкам либеральных авторитетов, пугающих общество “мрачной”, “охранительной”, “подавляющей” и “запрещающей” Церковью...
* * *
Что происходит в аду? Как совместить вечное наказание с милосердием Божиим? Многие не раз задавали себе этот вопрос. Вполне возможно, что там окажутся прежде всего люди, для которых будет просто невыносимо присутствие в Царстве Бога, пред лицем Его. Будут там сидеть критические умы и ругаться, ругаться, ругаться друг с другом, кривясь от всякого доброго слова, от каждого упоминания имени Божия... Таких среди нас, увы, немало. Уже сейчас их жизнь превращается в сущий ад – ничего светлого, все плохо, особенно Церковь и Бог, и мир, Им созданный, ужасен, и люди кругом отвратительные, а уж разговоры о вере и морали – “тьфу, тьфу, уберите это отсюда”... Если такая жизнь для них станет вечной, если от нее нельзя будет уйти ни в самоубийство, ни в дурман, – может оказаться хуже любых печей и сковородок.
* * *
Семья и коллектив на самом деле закладывают очень многое в душу человека. Еще больше закладывают школа и СМИ. Не случайно антихристианские силы так воюют за эти две сферы, так ожесточенно стараются не допустить туда Слово Божие. Именно поэтому нам надо в эти сферы стремиться.
И не стоит ждать, пока все люди вокруг нас станут способны к самостоятельному размышлению о смысле жизни. Боюсь, этого не случится никогда. Кому-то надо просто сказать, громко и ясно: делай так и не делай иначе. Сказать десять, сто, тысячу раз, повторив это в школе и с телеэкрана. Иначе просто не поймут. И никакого диспута с апелляциями к разуму просто не воспримут. Не случайно методы отца Александра Меня привели ко Христу многих интеллигентов, но не стали основой массовой проповеди.
* * *
Одна дама долго звонила мне каждый вечер – волновалась по поводу своей дочери, которая лет до тринадцати каждый день ходила в храм, подпевала на клиросе, а потом “пошла вразнос” – связалась с фанатами одного поп-кумира, перестала ночевать дома… Да, подростковый возраст – испытание для родителей. В это время важно уберечь взрослеющего человека от непоправимых поступков. Но делать это надо очень тактично, позволяя сыну или дочери уже самим принимать решения. И самим делать выводы – не только из родительских слов, но и из книг, журналов, фильмов, песен… Самое же главное – нужно молиться о них. Если даже они поступают неверно, исправить это должны не родители, а они сами – и Господь. Никогда ничего не исправят обида, гнев, ссора, подавление.
Между прочим, великое благо – если человек с детства бывает в храме. Пусть потом он может уйти “на страну далече”. Почти каждый такой блудный сын вернется в Отчий дом: кто-то уже вскоре, а кто-то – при конце жизни. Мне приходилось исповедовать многих старых коммунистов, которые со слезами вспоминали, как в детстве бабушка водила их в церковь…
* * *
У нас постоянно возникает искушение создать в обществе свое православное “подпространство”, в котором будет уютно и удобно. Свои телеканалы, свои газеты, свои концерты, свои сайты, свои конференции… А остальной мир, “прелюбодейный и грешный”, пусть живет как хочет, век бы его не видать. Между прочим, властители дум этого мира будут очень даже рады: сидите мол, в своем кругу, как раньше сидели в церковных дворах, и не вылезайте оттуда.
Во многом именно по этому пути пошла на Западе Католическая Церковь, да и большинство протестантов. Создали свою субкультуру, свои “подпространства” – прекрасно меблированные, продвинуто оснащенные и очень комфортные, но незаметные для больших СМИ и для семидесяти процентов народа. Неужели к этому нам нужно стремиться?
Нередко говорят, что нельзя воцерковить все современное общество. Пусть так. Но в замкнутом кругу нам не выжить. Хотя бы потому, что общество сейчас – на фоне культа релятивизма – становится все более идеологизированным. В нем принято “верить в отсутствие веры” – верить истово, фанатично, нетерпимо. И эта “вера” имеет своих миссионеров, уже захвативших школу и масс-медиа. Обитатели “православного гетто” рискуют тем, что их дети с радостью вырвутся из него, влекомые поводырями “мира сего”. Вот почему в этот мир нужно идти, пока он не пришел за нами.
* * *
Общество в России становится все более расколотым. “Элита” и “плебс”, Москва и регионы, богатые и бедные, старики и молодежь… Разный язык, разные песни, разные кварталы, разные магазины. Не дай Бог, будут еще и разные храмы. Между “классами” – все больше отчуждения и даже неприкрытой вражды, выплескивающейся в политику, газеты, телевидение. “Собрати расточенная” – вот задача, которую Церкви никак нельзя оставлять.
* * *
Московский Свято-Данилов монастырь, где мне доводится работать, имеет совершенно примечательную историю. В конце XIII века он стал первой иноческой обителью в нашем городе – тогда центре маленького княжества, доставшегося в удел святому благоверному Даниилу. Он был последним, закрытым большевиками – в 1930 году. И первым вновь открытым – в 1983-м. Хорошо помню, как приходил тогда в обитель, внешне так похожую на обычную тюрьму – купола и кресты отсутствовали, повсюду попадались железные двери, решетки, глазки... Богослужения тогда совершались в маленьком храме преподобного Серафима, близ которого сейчас устроена церковная лавка.
Показывая обитель зарубежным гостям, всегда говорю о ее трагической судьбе в ХХ веке. Рассказываю, как здесь жили малолетние узники, среди которых было множество детей из репрессированных при Сталине семей. Отсюда их грузили в вагоны и везли в специальные детдома по всему Советскому Союзу... И конечно, затем описываю возрождение обители и его вершину – празднование 1000-летия Крещения Руси. Показываю, как молятся люди, приезжающие из разных уголков России. Все это говорит о нашей стране и Церкви гораздо больше, чем подробные рассказы об архитектурных деталях. И очень трогает – даже закоренелых “агностиков”.
* * *
Никогда не забуду, как однажды – в начале восьмидесятых – встретил на улице отца Стефана Гавшева. Статный архидиакон, буквально “царствовавший” на службах в Богоявленском Патриаршем соборе, вдруг предстал сутулым, плохо одетым старичком, с трудом пробиравшимся по оживленной улице. Статус духовенства в тогдашнем обществе был очень скромный, даже низкий. Любой наглый комсомолец мог цыкнуть, а ответить было нечем. Конечно, это было дико, несправедливо, чудовищно. Но некоторым нашим клирикам, которые числят себя элитой и с гордым видом парят над “плебеями”, неплохо было бы хоть на полгода окунуться в ту атмосферу.
* * *
В первой половине восьмидесятых приехал на Пасху в Тулу. С трудом прошел через обычные тогда кордоны “дружинников”, не пропускавших на службу молодежь. В храме, конечно, было большинство бабушек. Вся окружающая реальность тщилась заключить Церковь в душное, умирающее гетто. Но вот началась служба, и Владыка Герман (Тимофеев) с необычайным подъемом воскликнул: “Христос воскресе!” Вся его манера служить, как и сейчас, несла в себе нечто вселенское, открытое, апостольское. Начали читать Евангелие – на греческом и латинском, на современных европейских языках. И то, что происходило в храме, совсем не было похоже на гетто. Скорее наоборот: именно вовне, среди мрачных дружинников и сдерживаемой ими полупьяной толпы, царила духота, замкнутость, безысходность. Храм же вмещал весь мир, и главное –вмещал радость Воскресения Христова. Ту радость, которая открывает горизонты и сердца.
* * *
Один архиерей в восьмидесятые годы начал собирать при храме детей духовенства и церковных служащих. Устраивал, например, рождественские елки. Дети, правда, удивлялись:
– А почему Дед Мороз в черном?
Впрочем, вскоре Владыке пришлось уехать за границу. Одной из причин были те самые елки. Уполномоченный Совета по делам религий заявил ему:
– Вы выходите за всякие пределы. Ваша работа – служить в храме, удовлетворять религиозные потребности граждан.
– А моя религиозная потребность – изменить мир любовью! – ответил архиерей.
* * *
В храме Живоначальной Троицы в Хорошеве появилась замечательная традиция: после воскресных и праздничных богослужений, даже зимой, Владыка Марк разливает всем прихожанам по стакану чая. Подается и самое простое угощение – печенье, карамельки… Люди, многие из которых до этого уходили сразу после отпуста, теперь стали общаться, говорить друг с другом, задавать вопросы Владыке и духовенству. Как немного иногда нужно, чтобы приход становился настоящей общиной!
* * *
Сегодня стремительно сокращается дистанция между устным и письменным текстом. Я это очень ясно понял, когда столкнулся с расшифровками своих выступлений на “Эхе Москвы”. Говоришь как обычно – и уже через два часа приходится видеть все недостатки устной речи на сайте радиостанции, а то и в сообщениях агентств. Поневоле учишься говорить текстом, от чего страдает уже разговорный жанр.
Все-таки письменное слово нуждается в определенной работе. Если это совсем перестанут чувствовать, мы и дальше будем скатываться к ужасающей неграмотности, уже сейчас поражающей газеты, журналы, интернет и телевидение. Да, они не обязаны писать и говорить языком Пушкина. Но вот недавно я увидел в телетитре слово “жызнь”. Это не “прикол” был – просто анонс обычного фильма…
* * *
В речах, документах, статьях у нас постоянно употребляют слово “конфессии” – “российские”, “религиозные” и так далее. Походя путают его со словами “концессия”, “концепция”. Появился даже термин “конфессиональная политика”. Но ведь “конфессия” – это слово, которое совершенно некорректно относить к разным религиям – исламу, иудаизму, буддизму. В западных языках, откуда к нам пришел этот термин, он употребляется как внутрихристианский. В любом из них “межконфессиональный диалог“ – это диалог христиан, а диалог более широкий называется межрелигиозным. Наверное, нашим чиновникам и журналистам нужно, наконец, забыть советский новояз. В самом деле, говорить обо всех наличествующих в России религиозных общинах как о “конфессиях” не более правильно, чем называть их, например, мазхабами – направлениями ислама. “Мазхабная политика” – странно ведь звучит, да?
* * *
Еще одна распространенная ошибка – писать “Русская Православная Церковь Московского Патриархата”. То же самое, что “Россия Российской Федерации”. Ведь в Уставе нашей Церкви ясно сказано, что названия “Русская Православная Церковь” и “Московский Патриархат” – взаимозаменяющие. Есть, конечно, люди, считающие, что Русских Православных Церквей у нас якобы несколько. Ну пусть тогда хотя бы одно из названий в скобки ставят...
Нередко употребляют и аббревиатуру “РПЦ” – даже в церковном обороте. А, между прочим, Святейший Патриарх еще в начале девяностых обращался к светским журналистам, прося избавить нас от этого сокращения, от которого так веет советчиной...
* * *
Реально ли вернуть людей в деревню? Туда, где нет работы, где все буквально умирает… А не попробовать ли привлечь туда людей умственного труда? В наш век телекоммуникаций, когда многие интеллектуалы вовсе не должны сидеть в городской конторе, им было бы гораздо комфортнее работать в сельском доме. Нужен только быстрый интернет, другие коммуникации, нормальные дороги и вообще все, к чему привык современный человек.
* * *
Выскажу непопулярную мысль: нам стоит внимательно посмотреть на Восток, прежде всего на Китай. Его сыны и дочери, как показывает история, способны принимать культуру новой страны проживания. И государству не следует стесняться активно помогать такой интеграции – через язык, культуру и, конечно, православную веру. Никто же не спорит сейчас, нужно ли было “интегрировать” монголоидные народы Севера… Они давно стали привычной, естественной частью России.
* * *
Удивляют наши юмористы всех национальностей. Обычно за их творчеством я не слежу – за двадцать лет почти не появилось ни новых имен, ни новых мыслей… Но вот посмотрел концерт Михаила Задорнова. То у него “только русский” может потерять карданный вал и доехать домой, то “вся Россия в этом – в несослагании, в неурядице”.
Да, общество имеет право на самоиронию. Да, тот же Задорнов и Запад не жалеет. Но почему из года в год, в лучшее эфирное время, под “приклеенные” аплодисменты и смех нас убеждают: русские – растяпы, дураки, недоделанные олухи! Любую нацию это привело бы к шизофрении. Наши пока держатся и аплодируют. Впрочем, реабилитирую слегка Задорнова. Однажды он сказал: “Только русский может всю ночь распивать с иностранцем водку и говорить ему, что Россия – страна придурков. И только русский даст ему в морду, когда тот согласится”. Значит, все-таки до конца так не думает? Или просто оставляет лишь за собой странную “привилегию” самоедства?
* * *
Господь сильно смирил бывшую советскую элиту. Большая часть ее пережила не просто крах карьеры, но очень болезненную ломку ценностей. Теперь мне очень жалко этих стариков. Всегда стараюсь проявлять к ним побольше внимания. Когда Бог смирит нынешнюю западную элиту – пусть Он пошлет кого-то, кто и ее пожалеет…
* * *
Беседуя с жителями Западной Европы – верующими и неверующими, – многократно ловил себя на мысли, что в них сохраняется внутренний надлом по отношению к собственной христианской традиции. С одной стороны, они расстались с нею навсегда, похоронив ее под пеплом революций и под ворохом рекламных проспектов церковного обновления. Но им до сих пор ее ностальгически жалко – ведь при ней было так уютно… Не случайно на старости лет или в моменты кризисов европейцы так любят поехать в древний монастырь – потосковать, послушать григорианскую мессу…
Другая духовная проблема Запада – его духовное одиночество. Оторвавшись от Восточной Римской империи, предав анафеме ее духовность, а затем низложив и разграбив Константинополь, Запад, если пользоваться любимой метафорой католиков, начал дышать одним легким. Попросту говоря, начал задыхаться, ослабляя организм застойными явлениями. Дальше – больше. Поработив все нации, кроме России и Китая, но ничего от них не почерпнув, “просвещенный мир” окончательно окреп в своей «самодостаточности», убедил себя в том, что он и только он является идеальной моделью для всех. Запад не слышит критики извне, а критика внутренняя становится все более шаблонной и зашоренной. Одиночество усугубляется…
* * *
Один методистский пастор из Южной Кореи сказал мне: “Если бы вы пришли сюда раньше американцев, пришли мощно, с хорами, иконами и обрядами, то вся Корея была бы ваша”. Нельзя не прислушаться: среди многих азиатских народов христианство без чувства и ритуала прижилось только под сильнейшим американским давлением, да и то лишь потому, что азиаты переплавили его рационалистический дух теми же чувствами и ритуалами. Дай Бог, чтобы это было нам уроком на будущее. Как знать: может быть, и окажется прав митрополит Гонконгский Никита, который говорит: “Будущее Православия – в Азии”.
* * *
Западная культура христианских собраний все больше основывается на методиках секулярной, “технологической” психологии. Участники непременно разбиваются на “малые группы”, знакомятся, в обязательном порядке расказывают о себе. В итоге – не просто трата времени, но и отход от заданной цели, ложная исповедальность, потворство эгоистическому “самовыражению”. У каждого участника культивируется иллюзия сопричастности, даже если он не сказал ничего путного, а в итоговом документе из его мыслей не появилось ни одной.
Я, конечно, не призываю вернуться к советским временам, когда все слушали два-три доклада и дружно голосовали “за”. Но неужели нельзя придумать ничего более правильного, чем игры в дружбу, чем лицемерное внимание всякой чуши? Да вот хоть такая схема: перед собранием от каждого требуется изложить свои идеи на одной странице. Предварительно все получают возможность с ними ознакомиться. Затем участники представляют написанное – по три минуты каждый. Остальные в это время дают понять: нравится – не нравится. Нажимают, например, на кнопки, или разноцветные карточки показывают. По итогам этого редакционная группа готовит резюме, которое потом всеми обсуждается. И демократично, и эффективно, и главное – без волокиты.
* * *
Неправда, что современный город – это большая деревня. Это просто плотное скопление таежных хуторов, не сообщающихся друг с другом. Мы долго жили в соседних домах с одним московским режиссером-документалистом. Что-то друг о друге слышали. Потом познакомились – на кинофестивале в Локарно. С тех пор встречались два раза – в цюрихском аэропорту и, представьте себе, в “родном” дворе. Недавно, во время приема на Родосе, был представлен его дочери, с которой мы, как выяснилось, ходили в соседние школы. Может быть, еще встретимся – мало ли в мире проходит всяких тусовок…
* * *
Русский человек запросто может прийти к храму часа в два ночи и начать заплетающимся языком молиться, а то и что-то требовать. Один батюшка рассказывал, как к нему в деревенский храм приходили по ночам мужики со своим наболевшим:
– Отец, а какой там Бог есть, кому молиться? Вот жена у меня сволочь, вот надо что-то такое… Какое “сплю”, ты ж поп!
Впрочем, все-таки именно в храм идут, а не к “нервному врачу” и не к участковому…
* * *
Во время Литургии диакон с ужасом наблюдает, как лжица движется к чаше и прилипает к ней. Наваждение? Оказалось – обычные законы физики. Просто чашу до этого использовали для служения в самолете, и в ее основание был вмонтирован мощный магнит.
* * *
Немецкие лютеране, устав от общения с русскими “церковными дипломатами”, которых всегда считали замшело-консервативной публикой, решили пригласить в гости настоящего “человека из народа”. Он-то точно все поймет и не будет морочить голову богословскими различиями… Позвали одного известного архимандрита со студентами провинциальной семинарии. Долго вместе посещали лютеранские общины, пили пиво, говорили друг другу красивые слова: мол, общего у нас больше, чем отличного, а перегородки уж точно не достигают неба… В последний день сидели дома у местного епископа. Полное братание. Архимандрит расчувствовался, да и говорит хозяину:
– Хороший вы человек, просто замечательный! Вот только с супругой невенчанными живете. Вам бы покреститься…
Больше немцы его в гости не звали. Ищут новых “либералов из народа”.
* * *
Думаю, можно без преувеличений назвать наше время золотым веком русской православной мысли. Буквально каждую неделю публикуются серьезные, глубокие статьи, каждый месяц – такие же книги. Темы поднимаются самые разные – “чистое” богословие, историософия, национальные и мировые общественные проблемы… Мы отдаем предпочтение веку серебряному, наверное, лишь потому, что его тексты лучше изучены, они прочно вошли в историю. К тому же их было просто-напросто меньше: весь объем русской религиозной мысли конца XIX – начала ХХ века можно “просканировать” гораздо быстрее, чем нынешние просторы интернета и длинные стеллажи православных книжных магазинов. И если сто лет назад каждая новая статья становилась известна всем (пусть и не сразу), то в современном объеме информации найти что-либо действительно стоящее не так-то просто.
Что из нынешней православной мысли будет заметно в истории? Конечно, это зависит оттого, как история будет развиваться. Но не в меньшей степени – от нашего умения хранить и популяризировать свое наследие, делать его понятным людям. Раньше приоритет отдавался академическим текстам. В будущем, вполне вероятно, предпочтение будут отдавать художественному слову и “малым формам”. Известность текста уже сейчас сильно зависит от поступков автора, от его общественной активности и – к сожалению – от “раскрученности”. Если история не сделает крутой поворот, так будет и дальше…
Печалит, что современная русская мысль практически незнакома Западу – ее знают только специалисты, подчас тенденциозные и ангажированные. Такая же ситуация и во всем православном мире. Например, в Румынской Церкви есть масса самобытных авторов, но они совершенно неизвестны за ее пределами. Вот почему так важно – переводить, переводить, переводить наши тексты. Хотя бы на английский язык, а потом – на французский, испанский, греческий, итальянский, арабский, китайский…
