31 января исполняется 1640 лет со дня рождения святителя Кирилла Александрийского. Дата, быть может, не очень круглая — но в любом случае дополнительный повод вспомнить этого святого, о котором многие православные христиане знают очень мало. А зря.
О том, в чем суть подвига святителя Кирилла, какое значение имеют его труды для Церкви, мы попросили рассказать известного церковного историка, профессора Александра Леонидовича Дворкина.
Не сусальная картинка
Когда начинаешь знакомиться с жизнью святителя Кирилла — убеждаешься, насколько она не соответствует привычным для многих стереотипам: дескать, святой проявлял свою святость еще до рождения, отказываясь по средам и пятницам от материнского молока, в младенчестве чурался детских забав, после же интенсивно творил чудеса... Уж со святителем Кириллом точно было не так.
Человек он был сложный. Импульсивный, взрывной темперамент, властность, резкость суждений. Мог зря обижать людей, мог совершать необдуманные поступки, о которых впоследствии жалел, мог ради достижения благих целей использовать методы, которые нам, современным людям, кажутся варварскими. Словом, живой человек, а не сусальная картинка.
Но это нормально. Вообще, нужно правильно понимать, что такое святость.
Во-первых, не будем забывать, что святых в Царстве Божием намного больше, чем канонизированных Церковью. Церковь лишь указывает на некоторых, которые могут служить примером для христиан. Поэтому, читая житие святого, мы обязательно должны понять, каков тут для нас урок.
Во-вторых, если мы говорим, что человек сподобился святости — это вовсе не означает, что он никогда не грешил, что в каждую минуту своей жизни он пребывал в общении со Святым Духом, что каждое его слово — истина в последней инстанции. Святость — это итог жизни, а церковное прославление святого — констатация того факта, что всю жизнь человек стремился к богообщению, боролся со своими грехами и слабостями, мешающими быть с Богом, и в этой борьбе победил, стяжал Духа Святого. Но путь к такой победе далеко не всегда бывает прост и прямолинеен.
Так было и со святителем Кириллом. Повторю: многое в его жизни может ужаснуть тех, кто слишком привык к сусальным картинкам. Вот 27-летний Кирилл, тогда еще не святитель, не архиепископ Александрийский, а просто диакон, вместе со своим дядей Феофилом, тогдашним архиепископом Александрийским, в 403 году участвует в так называемом «Соборе под дубом» — где по ложным обвинениям осудили святого Иоанна Златоуста. А позже, в 407 году, он заявлял: «почитать Иоанна среди святых — все равно что почитать Иуду среди апостолов». Разумеется, нельзя эти его слова считать истиной! Разумеется, мы понимаем, что они — следствие взрывного темперамента Кирилла, что это горькая ошибка (и сам святитель Кирилл впоследствии жалел о них!). А вот Кирилл, уже будучи епископом в Александрии, активно борется с язычниками и иудеями (надо пояснить, что в те времена в Римской империи еще сохранялась известная веротерпимость, и в своей борьбе Кирилл был куда радикальнее государственных властей). Причем методы борьбы — не только духовные (то есть проповеди), но и политические: интриги, провокации, опора на агрессивные толпы бродячих монахов. Или взять третий Вселенский Собор (431 год), когда все со всеми переругались, собор фактически раскололся на два Собора, александрийский и антиохийский, осудивших друг друга, и святитель Кирилл оказался под арестом. С помощью подарков сановникам (то есть, по сути, взяток) ему удалось бежать из-под ареста и вернуться в Александрию.
И в чем же тут святость? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно смотреть на мотивацию святителя Кирилла. Зачем он всё это делал, чего добивался? Личной власти? Почета? Ерунда! Это у него и так было, и если бы он руководствовался «шкурными» соображениями — то сидел бы тихо у себя в Александрии, ни во что не вмешиваясь.. Да, святой Кирилл постоянно вступал в очень жаркую полемику, постоянно ввязывался в политику, подчас рисковал собственной карьерой, да и вообще жизнью. Но все это не было самоцелью. Ему важнее всего была истина о Боге, важнее всего было спасение людей.
Цена вопроса
Тут надо пояснить богословский контекст эпохи. В первой половине V века Церковь сотрясали споры о том, Кем же был Иисус Христос? Только Богом? Только человеком? Или Богочеловеком? И как понимать, что Он — Богочеловек? В результате этих споров появлялись разные ереси, наиболее опасной из которых на тот момент была ересь тогдашнего константинопольского патриарха Нестория. Если излагать ее упрощенно (а в формате популярного издания иначе и не получится), суть в том, что Иисус Христос был, в общем-то, всего лишь человеком. Великим человеком, стяжавшим благодать Божию, человеком, о котором у Бога был особый Промысл, но все-таки не в полной мере Богом. То есть Он был особо просвещенным человеком, в которого в какой-то момент его жизни пожелал вселиться Бог. Но Бог так до конца с этим человеком не соединился, а лишь обитал в нем. И поступки «исторического Иисуса» можно четко делить на человеческие и божественные. В Личности Иисуса Христа не произошло полного соединения божественной природы и человеческой. Поэтому и Пресвятую Богородицу Несторий отказывался называть Богородицей, а соглашался именовать лишь «Христородицей». По его мысли, вечный и вездесущий Бог не мог родиться от Девы принципе. Также как Бог не мог быть младенцем, или жаждать, или уставать, или страдать, или умереть.
Святитель Кирилл сразу почувствовал неправду и опасность этой ереси. Почему опасность? Потому что ересь — это не абстрактная тема, волнующая лишь узкий круг образованных богословов и ни на что не влияющая. Если Церковь принимает ересь и делает ее своим учением, то она уже теряет возможность вести людей к спасению. Церковь перестает быть Церковью, в ней перестают быть действенными и спасительными таинства.
В данном же случае, если говорить о несторианстве, оказывается невозможным спасение. Если в Иисусе Христе не произошло полного соединения божественной и человеческой природы, то Его смерть и воскресение, получается, ничего не изменили, не создали возможность спастись каждому из нас.
Церковь учит, что после грехопадения Адама и Евы произошел разрыв человека и Бога — просто потому, что Бог не может быть там, где есть грех. И смерть (то есть разлучение души и тела) вела душу туда, где Бога нет — то есть в ад. Совершенно независимо от личных моральных качеств человека. А чтобы спасти человечество, чтобы преодолеть самую страшную смерть, то есть разлучение человека и Бога, был только один способ. Бог должен был вочеловечиться — реально, стопроцентно! — полностью стать человеком, оставаясь при этом полностью, стопроцентно Богом. Как человек, Он должен был умереть, сойти в ад — и разрушить ад, взорвать его Своей божественной природой, поскольку ад не в силах вместить Бога. После этого всякий человек, уверовавший во Христа и причащающийся в таинстве Евхаристии Его Тела и Крови, соединяется с Богочеловеком — и самая страшная смерть (то есть разлучение человека с Богом) уже не властна над ним. Умерев обычной смертью (когда душа разлучается с телом), такой человек в конце времен воскреснет и будет полностью, не только душой, но и телом пребывать в единении с Богом.
Если же в Иисусе Христе не произошло полного соединения божественной и человеческой природ, если Иисус Христос — всего лишь особенный человек, то ад не взорван, евхаристия — не более чем благочестивый обряд, неспособный реально соединить нас с Богом, телесное наше воскресение оказывается невозможным. Святитель Кирилл говорил даже более резко: если Несторий прав, то тогда Евхаристия — это чудовищный каннибализм, поедание человеческих плоти и крови, который должен быть запрещен.
Против этой болезни, способной уничтожить веру Церкви, и восстал святитель Кирилл. Повторюсь: для него это не было отвлеченным вопросом, интересным для обсуждения на заседании кафедры. Он и умом, и сердцем ощущал, что речь идет о спасении и гибели множества людей. Тут, пожалуй, уместна будет аналогия с врачом, который борется с какой-то страшной болезнью (например, онкологией) — и сталкивается с шарлатанами, которые отвращают людей от правильного лечения, соблазняют их какими-то «народными средствами». Такой врач понимает, какова «цена вопроса», понимает, что поверившие шарлатанам обречены на смерть — и потому начинает всячески с шарлатанами бороться. Всячески — это используя любые возможности. Не только посредством полемики в академических изданиях, но и подключая общественность, и задействуя административный ресурс. Нервничая, раздражаясь, допуская «непарламентские выражения», ошибаясь подчас с выбором союзников... но в основе его деятельности — любовь к людям.
Побороть амбиции
Но, возвращаясь к святому Кириллу, замечу, что святость его заключалась не только в стремлении очистить Церковь от ереси. Не менее важно то, как, стремясь к истине, менялся он сам. После третьего Вселенского Собора в 431 году, закончившегося для него арестом и побегом из-под стражи, святитель Кирилл не встал в позицию: «я один прав, а вы тут все еретики поганые». Нет, ради истины, ради церковного мира он совладал со своей горячностью, со своим тщеславием — и пошел на долгие переговоры со своими богословскими оппонентами, прежде всего с антиохийским патриархом Иоанном, попытался, отбросив эмоции, понять его аргументацию. И обнаружил, что те формулировки, которыми пользовался сам — не единственно возможные, что совместными усилиями можно разработать более точную терминологию для выражения богословской истины.
Надо сказать, в его эпоху пойти на такой шаг, на такое примирение было очень непросто. Мы, люди XXI века, при всех наших современных проблемах, все же воспитаны в другой культуре, воспитаны в представлении о том, как следует и как не следует вести полемику, какие аргументы считаются «ниже пояса», мы понимаем, что нельзя смешивать личность оппонента и его ошибки. И нам кажется, что это всё само собой разумеется, что так всегда было. Но наши представления о должном и недолжном (в том числе и касаемо искусства полемики) — это плоды двух тысяч лет христианства. А в античности было иначе. Первое, приходит что на ум — это Цицерон, который мог сказать про своего оппонента: у него кривые ноги, поэтому и аргументация у него кривая. Скажи кто такое сейчас — мы брезгливо поморщимся, но тогда это никого не коробило, это было в порядке вещей. И времена святителя Кирилла немногим отличались в этом отношении от времени Цицерона. Тем больше духовный подвиг александрийского архиепископа, сумевшего преодолеть и свои личные амбиции, и типичную для той эпохи манеру вести спор.
Пожалуй, именно в этом и заключается урок святости, который дает нам святитель Кирилл Александрийский. Любовь к Богу, любовь к людям, верность Истине — и готовность ради Истины преодолеть свои амбиции.
Святитель Кирилл родился в 376 г. по Р. Х. В Александрии. Дядя его, Феофил, был Александрийским архиепископом, и в течение почти двухсот лет александрийская кафедра переходила от дяди к племяннику. В 412 году, после смерти Феофила, Кирилл занял его место. Став епископом, Кирилл стал активно бороться с александрийскими язычниками и иудеями. Из-за этого у него осложнились отношения с римскими властями (а именно, префектом Орестом, препятствовавшим Кириллу). В своей борьбе за политическое влияние Кирилл опирался на «общественность» — нитрийских монахов (тогда монашество в основном было мирянским движением) и так называемых параболанов, то есть представителей городских низов, сплотившихся в боевые отряды ради защиты веры.
Святитель Кирилл был одним из инициаторов созыва III Вселенского Собора в Эфесе, на котором было осуждено учение Нестория. Однако сам Кирилл, как и многие другие участники Собора, был арестован римскими властями и бежал из заключения, подкупив тюремщиков.
Святитель Кирилл — один из наиболее значительных богословов своего времени, автор большого количества трудов по догматике, апологетике и толкованию Библии.
Скончался он в 444 году по Р. Х. Церковное почитание святителя началось вскоре после его смерти и в Византии было общенародным. Память совершается 31 января.
На заставке Колонна Помпея в Александрии - самый известный памятник в городе, возведенный незадолго до рождения святителя Кирилла Александрийского. Фрагмент фото flickr.com/9508280@N07/
