В Пасху на экраны вышел фильм режиссера Эдуарда Боякова «Русский крест» — экранизация одноименной поэмы Николая Мельникова.
Об этой поэме схиархимандрит Илий (Ноздрин) сказал: «Хотя не очень большое произведение "Русский крест", но это просто голос Свыше, голос от Бога, это врачевство для русского человека. Это Голос Свыше, о том, что Русь должна <идти> только через веру, через возрождение, через возвращение к старому нашему русскому, на котором жили не одно столетие».
Уже стало банальностью утверждение, что мы живем в чрезвычайное время. Возможно, в нашей непоколебленной (пока?) обыденности это не столь ощутимо. Лишь из аналитических заключений разного рода мы узнаем, что в мировом устроении происходят тектонические сдвиги, способные привести к «миротрясению». Очевидно, что и наше Отечество переживает перемены, слом глобального характера. Но это понимание как будто остается на уровне пропагандистского лозунга и вроде бы никак не отражается в культуре...
Но вдруг — именно вдруг! — выходит фильм «Русский крест» режиссера Эдуарда Боякова, который сразу пробивает брешь в нашем современном гламурном постмодернизме. Фильм неожиданно овеществляет современным киноязыком чисто идеологические, казалось бы, ожидания национальной идеи.
В желании как-то определить эту ленту сразу начинаются сложности: это новаторский фильм с прощупыванием нового поэтического пространства — или глубоко традиционный, в забытом уже масштабе эйзенштейновских поэтических обобщений?
Итак, «Русский крест» — это экранизация поэмы Николая Мельникова. «Экранизация поэмы» — само по себе вызывает вопросы. «По мотивам поэмы» — такой прием мировой кинематограф знает. Но здесь — именно полностью прочитанная и увиденная поэма. Зрительный ряд не иллюстрирует строки поэмы, а вытекает из этих строк. История горького пьяницы по имени Иван Росток, после пережитого внутреннего кризиса поднявшегося до исповеднического подвига, рассказана и в поэме, и в фильме спокойно, без нажима — как о пути, совершенно естественном и привычном в нашей культурной традиции.
И при этом рассказана современным кинематографическим языком. Михаил Пореченков в роли Ивана создает точный образ классического русского богатыря: огромная физическая сила и в глазах — простодушие на грани детской беспомощности. Этот богатырь полностью потерял жизненные ориентиры. Но однажды запьянцовский забулдыга, ночной сторож то ли в тонком сне, то ли наяву видит, как на него надвигается чудовищный змей, громадный, мерзко осклизлый, одновременно похожий на анаконду и гадюку. Здесь режиссер использует современные цифровые возможности конструирования виртуальной реальности и создает сильный эмоциональный образ иррационального зла, гнусного и непреодолимого. И все же — одолеваемого светоносным всадником с копьем — великомучеником Георгием Победоносцем.
Видение производит переворот в душе Ивана, и он, как на Руси и положено, идет за разъяснениями к старцу-подвижнику Федосею (Юрий Кузнецов) — человеку, который смотрит одновременно отрешенным и внимательным взглядом. После разговора с ним Иван впервые со слезным сокрушением может сказать: «Господи, прости». И потом, на обратном пути, на улице он видит, как вокруг и сквозь него проходит череда живших на этой земле, любивших ее, хоть и страдавших предков: гусары и комиссары, монахини и актрисы, бояре и крестьяне. «Вся Россия — у Ивана!», как скажет автор поэмы позднее, в сцене похорон главного героя, уже — праведника. Вся Россия — сквозь Ивана.
Ощутив свою причастность к этому нескончаемому крестному ходу предков, Иван решает собрать деньги на восстановление разрушенного сельского храма и, возложив на плечи огромный дубовый, им же сколоченный крест, идет по миру за подаянием. И по логике реальности, и по логике жития Иван погибает от руки злодеев: его убивают с целью грабежа бывшие собутыльники.
Похороны Ивана превращаются в важное для людей событие — смерть праведника освещает путь остающимся. Это обязательный общий вывод огромной литературной традиции в Московской Руси — житий подвижников Церкви.
И вот отсюда начинаются загадки этой кинематографической ленты.
Подчеркнем, это экранизация поэмы. И поэма целиком прочитывается актрисой Полиной Чернышовой, которая часто находится в кадре, поэтическим текстом комментируя события. Она произносит текст с глубинной внутренней вовлеченностью, состраданием — и в то же время с ощущением дистанции, отдельности. Можно сказать, что ее окружает внутренняя тишина — очень важная для русского сознания категория. Казалось бы, наличие автора-чтеца в кадре — обычный сценический прием. Но вдруг за спиной актрисы раскрываются огромные белые крылья. И сразу меняются все смыслы. Это Ангел, все время пребывающий с героями: все повествование — сострадающий небесный взгляд на судорожные порывы человека уйти от зла.
Фильм Боякова полон неожиданными акцентами, один из которых позволил нам увидеть ответ на загадку сегодняшнего дня. Во всех глобальных переменах мы словно очутились в странной реальности, где стрелки часов начали совершать обратный ход — постепенно дойдя до осознания необходимости библейской борьбы с Содомом и Гоморрой.
И для нашей Отчизны начался обратный ход: нам срочно понадобился весь духовный опыт наших XIV-XV веков. И удивляет пронзительная догадка единого автора ленты — поэта и режиссера. Иван Росток проживал в селе Петровский скит, который был основан его предком Петром Ростовым. Петр — имя в российской истории символическое, намечающее границы между святителем Петром, митрополитом Киевским и Московским, причастным к основанию Московского государства на прочном фундаменте православной веры, — и Петром Великим, расшатавшим это основание, поощряя безграничное европофильство. Сегодня перед нами встала задача вернуться к забытым рубежам. Это условие выживания.
Одним из вперед смотрящих в славное прошлое был поэт Николай Мельников, начавший писать свою поэму по благословению старца Илия и завершивший ее 14 октября 1996 года, в день праздника Покрова Пресвятой Богородицы.
Был ли он одинок на этом пути возвращения к истокам нашей культуры? Конечно, нет. Сегодня просто вспомним, к великому сожалению, малоизвестных писателей — Дмитрия Балашова и Николая Плотникова (Николая Фуделя), которые, опираясь на подлинные летописные источники, писали художественные произведения про Киевскую и Московскую Русь, находя в этих исторических периодах поэзию, красоту, силу, духовную мощь и стойкость. Вопреки признанной классической историографии XIX века, с ее видением прошлого как бесконечного ордынского и социального гнета. Сегодня, похоже, пришла пора этих авторов. Они поднимаются, как острова нашего великого прошлого. Давая, кстати, обильный материал для сценического и кинематографического творчества.
И, наверное, сегодня Эдуард Бояков со своей великолепной командой проломил окно в обитель души нашей культуры. И еще одно «совпадение»: в то время как на наших экранах появляется поэма восстановления храма, в сердце Киева, в Лавре, происходит посягательство на святыни.
Значит, нам надо крепко держаться за опыт великих предков.
