Мой адвент — так у католиков называется Рождественский пост — омрачило сообщение о том, что в родной Бельгии социалистическая партия решила предложить парламенту подумать об изменениях законодательства в отношении эвтаназии. Точнее, разрешить ее применение для тяжелобольных детей. Как средство «решения проблем» для пожилых людей эвтаназия была официально узаконена в 2002 году, так что к сегодняшнему дню она стала, как это ни прискорбно, нравственной нормой для бельгийского общества. Но возможность легализации убийства детей озвучивается впервые. Вероятно (или скорее всего), чтобы проверить, какой будет общественная реакция. Реакции не последовало.
Мне понятно, что подобные прецеденты становятся печальным, но закономерным и логическим следствием мировоззрения, которое делает ставку не на человека, соотносящего себя с Тайной жизни и смерти, но на одинокого индивидуума, брошенного на произвол судьбы. Того, кто надеется лишь на свои собственные силы, кто верит, что он — хозяин своей жизни, как будто он сам себе ее дал и сам себя сотворил.
Для меня же верными остаются слова итальянского поэта Данте, которыми он описывает сердце: «Все смутно жаждут блага, сознавая, что мир души лишь в нем осуществим, и все к нему стремятся, уповая» («Божественная комедия». Чистилище. Песнь XVII). То есть люди всегда искали и ищут хотя бы крупицу божественного. Истинность этих слов подтверждают и многочисленные филантропические организации, старающиеся облегчить страдания разных слоев общества — как в России так и на Западе, устраивающие накануне Рождества благотворительные акции. Таким образом, они будто говорят: сердце человека живо. Оно ищет — может быть, еще смутно — блага, дающего надежду.
Св. Симеон Богоприимец. Икона XVII в.
И сердцам моих соотечественников-бельгийцев придется в очередной раз выбирать, как в случае с доктором Джекилом и мистером Хайдом, между человеком и чудовищем. От щелочки надежды, которую каждый может оставить приоткрытой, зависит возможность когда-нибудь вернуться на правильный путь и сделать человеческий выбор. Здесь новизна Рождества может ворватья в нашу жизнь, как оно ворвалось в Историю 2000 лет тому назад. Тем более что мы прекрасно знаем, во что превращается жизнь, когда больше нечего ждать: в беспросветную тоску, ведущую к ощущению безнадежности существования. К цинизму.
Причем нам придется становиться перед этим выбором не единожды и не только в связи с упомянутым законопроектом, а каждодневно. В правильном выборе сердца кроется единственная надежда, что Бог вернулся на стогны наших городов. Что присутствие Христа заставит нас содрогнуться, как содрогнулся когда-то Великий Инквизитор у Достоевского. Эта дрожь станет свидетельством того, что сердце всегда живо, что под остывающим пеплом еще тлеют угли. Мы нуждаемся в Его присутствии, которое нам покажет образ подлинного человека, уважающего жизнь в любом образе: в инвалиде, в больном ребенке, в немощном старике. Ведь в Его глазах каждая личность становится бесценным отблеском Творца, поэтому она куда важнее любых политических или общественных игр.
В Рождестве упраздняется непреодолимая преграда между нашими действиями и нашей надеждой, между конечным и Бесконечностью. Оно не только возвращает нам наше подлинное лицо, но и позволяет увидеть в лицах страждущих отблеск вечного Образа. В этом смысле верить — значит не только лишь бороться против несправедливых законов, участвовать в благотворительности или следовать этическим нормам, но прежде всего — принимать божественное в человеческом.
Внезапно пораженные другой, новой жизнью этот выбор сделали Симеон, Самарянка, Закхей, Мария Магдалина. Для тех, кто осознал это, ожидание Рождества сегодня становится мольбой о том, чтобы Истина возобладала в них так же, как она пленила блаженного Августина.
Внутри этого отношения с «Богом посреди нас» рождаются новые личности, создающие новую культуру, так описанную современным бостонским философом Аласдером Макинтайром: «Решающая поворотная точка в ранней истории случилась тогда, когда мужчины и женщины доброй воли отказались от поддержки Римской империи и перестали идентифицировать продолжение цивилизации и нравственной общности с сохранением этой империи. Вместо этого они приступили — часто не осознавая того, что делают,— к строительству новых форм общества, внутри которых могла бы существовать нравственная жизнь и мораль, и цивилизация могла выжить в условиях наступления варварства и мрака» («После добродетели»).
К сожалению, все произошедшее ранее (принятые законы об аборте, об эвтаназии, о гомосексуальных союзах), показывает, что в нынешнем бельгийском обществе больше не преобладают здравые силы, способные соотносить человека и его жизнь с божественным замыслом.
Тогда что же может стать ответом безнравственному законопроекту о детской эвтаназии и другим страшным для нас, христиан, инициативам? Прежде всего, необходимо понять, что Бог среди нас, помнить об этом, верить в это. И помнить, что Царство Его не от мира сего. Что наша борьба основана на принципе, который святой Серафим Саровский сформулировал так: «Стяжи Дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Если мы будем следовать вере и заповедям, то нам удастся формировать такие новые общности преображенных людей, которые способны противостоять духу мира сего. Тогда нам удастся пережить ужасы прошлого и настоящего, и надежда на будущее не будет потеряна.
