Чем христианский Бог отличается от «дедушки на облаке» из древних легенд?

В редакцию Фомы пришел вопрос от читателя:

Здравствуйте! Почему христиане уверены, что их религия какая-то особенная, что Бог, в которого они верят, настоящий? Вот я открыл Библию и увидел там такого же Бога, как в других древних мифах. Такой обычный всемогущий дедушка на облаке, который периодически мечет в людишек громы и молнии. Разве христианский Бог чем-то от него отличается? Разве это не просто порождение людских фантазий, результат игр ума? И еще. Почему христиане не считают библейский рассказ просто выдумкой, если они называют выдумкой все остальные древние мифы и легенды о богах?

Павел

Отвечает священник Евгений Мурзин:

На самом деле Бог, в которого верят христиане, абсолютно не похож на бога из распространенных представлений о неком бородатом старичке с повышенной эмоциональной возбудимостью. Знаете, много лет назад в религиозной программе Би-би-си «Диалог верующего с неверующим» состоялась удивительная беседа митрополита Сурожского Антония с сотрудником радиостанции Анатолием Голдбергом. В какой-то момент владыка Антоний спросил у своего собеседника: «В какого Бога Вы не веруете?» «Я не верю в Бога злого, мелочного, глупого и самовлюбленного, — ответил Анатолий Максимович, — Который наказывает людей за то, что они не исполняют формальных правил, нарушая при этом элементарные нормы, Им же установленные или установленные религиозным учением, Который якобы получает удовлетворение от того, что люди во славу Божию творят зло, независимо от того, идет ли речь о массовых убийствах, религиозных войнах, или еврейских погромах, или просто о том отношении, которое иногда проявляют верующие друг к другу и к неверующим по чисто формальным причинам. Я не верю в Бога, Который допускает и якобы даже получает удовлетворение от того, что Ему постоянно лгут. Такого Бога, по-моему, нет и быть не может". Выслушав эту тираду, митрополит заметил: «Я думаю, что ничего не могу сказать против отрицания такого Бога».

В какого же Бога верил владыка Антоний? История его уверéния, его встречи с Богом очень показательна. Дело происходило в 20-е годы в Париже, куда родители будущего митрополита эмигрировали после революции 1917 года. В подростковом возрасте Андрей — так звали владыку Антония в миру — любил играть в волейбол. Однажды его команду собрали для беседы со священником, куда он, абсолютно чуждый религии ребенок, нехотя пошел. То, о чем говорил священник — о кротости, смирении, других христианских добродетелях, — настолько его возмутило, настолько он был с этим не согласен, что отправился домой, чтобы, по его словам, «попробовать обнаружить, есть ли у нас дома где-нибудь Евангелие, проверить и покончить с этим». Дома он выбрал самое короткое Евангелие от Марка и сел читать. И тут случилось то, что полностью изменило его жизнь.

Сам владыка описывает это так:

«Я сел читать; и тут вы, может быть, поверите мне на слово, потому что этого не докажешь. Со мной случилось то, что бывает иногда на улице, знаете, когда идешь — и вдруг повернешься, потому что чувствуешь, что кто-то на тебя смотрит сзади. Я сидел, читал и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос… И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Помню, что я тогда откинулся и подумал: если Христос живой стоит тут — значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес, и, значит, все, что о Нем говорят, — правда».

В этой истории уже содержится ответ на вопрос, чем Бог христиан отличается от «старца на облачке». Это не воображаемый Бог, не Бог из книг и фантазий. Это Бог, с Которым человек встречается непосредственно и Который полностью меняет его. Запомним эту важнейшую мысль и еще вернемся к ней чуть позже. А пока посмотрим, что говорится о Боге в Библии и почему христиане уверены, что такого Бога просто невозможно было придумать.

Известно, что люди — и тысячи лет назад, и сегодня — стремятся к упрощению, а мозг — к экономии энергии. И всегда легче поверить или не поверить в то, что понятно, что не требует дополнительных когнитивных или духовных усилий.

Яркий пример — эпизод из библейской книги Исход, который случился вскоре после выхода евреев из Египта. Когда Моисей взошел на гору Синай для беседы с таинственным неизведанным Богом, Который Сам незадолго до этого открылся пророку, люди, устав ждать своего вождя, попросили его брата Аарона сделать им бога. Тот отлил из золота теленка, которого все тотчас же признали богом и уже на следующий день стали ему поклоняться: На другой день они встали рано ипринесли всесожжения ипривели жертвы мирные: исел народ есть ипить, апосле встал играть (Исх 32:6). Когда придет Моисей и придет ли вообще, что это за Бог, с Которым он общается на горе — непонятно. А тут у нас бог вполне реальный, его можно увидеть и потрогать.

Боги древних языческих народов удобны и понятны людям, потому что являются плодами их религиозного творчества. Такие боги разделяли существовавшие в обществе нравственные нормы и отличались от людей лишь тем, что были бессмертными существами, сильными и могущественными, могли защитить или наказать. Понятен и прост был и способ взаимодействия с ними, хорошо выраженный в латинской формуле do ut des, буквально «я даю, чтобы ты дал». Если мне что-то нужно, я приношу ответственному за это божеству жертву. Чем она солиднее, тем вероятнее, что я получу желаемое. Бог Библии совсем другой. Да, жертвы имели место и в Древнем Израиле, однако они были лишь понятной людям формой богопочитания, носили преимущественно покаянный или благодарственный характер, и, главное, Богу они были не нужны. Он обращал внимание не на тучность жертвенного животного, а на сердце человека, который приносил его в жертву. Вот что говорит библейский Бог устами пророка Исаии: Кчему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Япресыщен всесожжениями овнов итуком откормленного скота, икрови тельцов иагнцев икозлов не хочу. <...> Икогда вы простираете руки ваши, Язакрываю от вас очи Мои; икогда вы умножаете моления ваши, Яне слышу: ваши руки полны крови (Ис 1:11–15). Что же он требует от людей? Душевной чистоты и добрых дел: Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите — ирассудим, говорит Господь (Ис 1:16–18).

Что в этом особенного? Разве это не естественно, что человек должен сторониться зла и стараться творить добро, заступаться за слабых? Для нас, людей новозаветной эпохи, у которых уже евангельские заповеди являются частью генетического кода, — несомненно. Но не для жителей Древнего Востока. Чтобы лучше это понять, давайте посмотрим, что представлял собой мир к тому времени, когда Бог сначала открыл Себя Аврааму, а потом, по прошествии почти пяти столетий, — Моисею.

Представьте, некий господин N с семьей решает сменить место жительства и переселяется в соседний город. Однажды к нему в гости приходят друзья — тоже неместные — и остаются ночевать. Они ужинают и уже начинают готовиться ко сну, как раздается стук в дверь. N выходит из дома и видит следующую картину: на улице собрались все жители его квартала. Они предельно возбуждены. В ответ на вопросительный взгляд хозяина они начинают кричать и требуют, чтобы он вывел к ним друзей, потому что им не терпится... изнасиловать их! Как только N ни пытается их унять, отговорить! Но обезумевшие люди все больше и больше возбуждаются и вот уже они хотят ворваться в дом, чтобы заодно изнасиловать и хозяина. Вдруг во всем квартале гаснет свет. Начинается неразбериха, в которой хозяину удается юркнуть назад в дом и захлопнуть дверь. Ругаясь, соседи уходят, но обещают вернуться.

А теперь представьте, что другой господин N живет в некой стране, причем он из народа, который здесь в меньшинстве и который подвергается страшным преследованиям. Однажды властитель даже издал приказ убивать всех новорожденных мужского пола, чтобы народ этот в конце концов вымер. Господину N тогда повезло, чудом он не только выжил, но и оказался в привилегированных условиях — не то что его сородичи, вынужденные вести борьбу за существование. И вот однажды господин N выходит из своих богатых палат на улицу и видит, как представитель господствующей нации бьет его соплеменника. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним не наблюдают, он подходит, проламывает злодею голову, надежно зарывает труп и идет дальше. Угрызений совести N не испытывает, он поступил так, как поступил бы на его месте любой другой нормальный человек того времени, представься ему такая возможность. Единственное, что его беспокоит, — как бы властитель об этом не узнал, тогда головы ему не сносить.

Это не сцены из антиутопии. Это реалии того мира, в котором жили Авраам и Моисей, два величайших ветхозаветных праведника. В первой ситуации оказался племянник Авраама Лот, который удостоился принять у себя в доме двух ангелов в облике юношей и был вынужден защищать их от возбужденных горожан. Второй сюжет описывает жизнь евреев в Египте и историю Моисея еще до того, как Бог явился ему. Увидев однажды, как египтянин бьет еврея, он попросту убил его, а тело скрыл в песке. Да, можно сказать, что и в новейшей истории случались очень похожие эпизоды, вспомним хотя бы политику нацистской Германии по отношению к евреям, цыганам да и другим народам, считавшимся расово неполноценными. Но и не помраченные людоедской идеологией современники Третьего рейха, и в особенности последующие поколения, относились к этому как к ужасному, вопиющему явлению, которое не должно более никогда повториться. Не так было на Древнем Востоке. Положение евреев в Древнем Египте вызывало несогласие только у самих евреев. А поступок Моисея был вполне по меркам той эпохи естественным, ведь египтянин вряд ли внял бы другому аргументу.

Это только два далеко не самых ярких примера, какие нравы царили у народов, в окружении которых жили семьи Авраама и его потомков, ко времени Моисея образовавших отдельный этнос. Можно вспомнить и человеческие, в том числе детские, жертвоприношения, практиковавшиеся в то время, ритуальную проституцию, чудовищную дискриминацию женщин, закрепленное в законодательстве вопиющее социальное неравенство и многое другое.

И вот в этом ужасном мире Бог является сначала Аврааму, а потом Моисею и постепенно, по мере их возрастания в вере и способности воспринимать тайны Божии, открывает им Себя. Открывает через обстоятельства их жизни, чудесные явления и события, пророчества и обещания о будущем, наконец, прямые указания, как нужно жить и что делать. Сначала это выражается в обращенном к Аврааму призыве ходи предо Мною и будь непорочен (Быт 17:1), в общей заповеди вести праведную богоугодную жизнь, свободную от пороков. Моисей, который берет на себя ответственность не только за себя и свою семью, но и за весь народ, включая последующие поколения, получает ту же заповедь, но в более детальном и конкретизированном виде. Это прежде всего десять заповедей, а затем целый свод нравственных, социальных, этических и культурных норм, которые раскрывают и разъясняют их содержание. Как писал протоиерей Александр Мень, «все остальные заповеди являются лишь своего рода планетами, вращающимися вокруг солнца десяти заповедей».

Заповеди не просто служили религиозным императивом или нравственным ориентиром, но имели силу закона, регулировали повседневную жизнь людей, их отношения друг с другом и представителями остальных народов. Историки и правоведы признают, что, даже если рассматривать закон Моисея только с точки зрения развития древнего права, он был принципиально новым явлением, не похожим ни на что из ранее известного.

«Нормативность Декалога (т. е. десяти заповедей. — Ред.) представляет собой нечто среднее между неотвратимостью религиозных заветов и абсолютной категоричностью правовых требований, — отмечает юрист Д. В. Иванов, исследовавший библейскую книгу Второзаконие. — Это придает особый характер описанным в книге требованиям, резко отличая их от встречающихся у других древних народов рассматриваемого периода времени». Тот же исследователь подчеркивает, что библейские заповеди как по содержанию, так и по форме предвосхитили ни много ни мало современную правовую культуру. «Многие положения и заповеди насквозь пронизывают и европейское право, и законодательство многих других стран. Это касается не только содержания, но и формы, в большой степени отражая культуру современного права, его отрасли и институты».

Но оставим правовые тонкости юристам и посмотрим, в чем уникальность библейских заповедей и предписаний с точки зрения нравственности и этики той эпохи. В том — и это самое главное и необычное, — что все они основаны на принципах любви и милосердия. Эти принципы должны были действовать не только в отношении ближнего круга или соплеменников человека, но всех, кто оказывался в зоне его ответственности, в том числе и чужеземцев. Многие нормы имеют следующую характерную концовку с перечислением тех, на кого они распространяются: сын твой, и дочь твоя, и раб твой, и раба твоя, и левит, и пришелец, и сирота, и вдова, которые в жилищах твоих (Втор 16:14). Каждый третий год люди должны были выделять десятую часть от результатов своего труда нуждающимся, которые не могут обеспечить себя сами, а каждый седьмой — прощать все долги, а также отпускать на свободу рабов, которые до этого шесть лет находились в услужении. Причем отпускать не с пустыми руками: снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего: дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой (Втор 15:14). И это в мире, где раб считался даже не человеком, а говорящим орудием!

Ветхозаветный закон запрещал обижать и притеснять наемных работников и бедняков. Израильтянин должен был с бережно и с любовью относиться не только к своим ближним, но и к их имуществу — не просто не повреждать его, но и следить за его сохранностью: Когда увидишь вола брата твоего или овцу его, заблудившихся, не оставляй их, но возврати их брату твоему; если же не близко будет к тебе брат твой, или ты не знаешь его, то прибери их в дом свой, и пусть они будут у тебя, доколе брат твой не будет искать их, и тогда возврати ему их; так поступай и с ослом его, так поступай с одеждой его, так поступай со всякою потерянною вещью брата твоего, которая будет им потеряна и которую ты найдешь; нельзя тебе уклоняться от сего (Втор 22:1–3). Когда человек убирал урожай с поля или собирал маслины, он не должен был делать это слишком уж тщательно. Все, что оставалось на поле или деревьях после первой уборки, предназначалось для неимущих людей: вдов, сирот и чужеземцев.

Для библейского законодательства был характерен принцип равенства всех людей перед законом, независимо от социального положения. Это тоже было очень необычно. Если в Законах Хаммурапи, одном из самых известных правовых памятников Древнего Востока, на равное возмездие за причиненный ущерб мог рассчитывать только человек, занимавший важное положение, то в Библии правило око за око, зуб за зуб (Исх 21:24) распространялось на всех одинаково. Кстати, само это правило равноценного возмездия, оно еще называется «талион», для древнего Востока - вещь абсолютно революционная в этическом плане. В мире, где за любое причиненное зло человек мог поплатиться жизнью, а зачастую не только он, но и все его домочадцы, талион ставил предел мести, утверждал, что месть не может быть беспредельной, что нельзя взять у обидчика больше, чем он взял у тебя. Милосердие и сострадание закон проявлял и по отношению к женщинам, причем не только к вдовам. Так, женщина могла получить от мужа разводное письмо, на основании которого она потом имела право повторно выйти замуж. Это давало ей защиту от произвола мужа и определенные социальные и жизненные гарантии в суровом мужском мире. В Новом Завете Иисус Христос прямо указывает на это обстоятельство, говоря, что эта норма была дана людям по их жестокосердию.

Примеров высоких нравственных норм, непривычной и удивительной для Древнего Востока мягкости и гуманности можно привести много. Однако все они могут быть сведены к ответу Иисуса Христа на вопрос книжника, какая из всех заповедей Ветхого Завета самая важная: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет (Мк 12:29–31). Иисус не придумывает какую-то новую заповедь. Он лишь цитирует избранные места: одно из книги Второзаконие, а другое — из книги Левит. Возлюби ближнего как самого себя! — Израиль действительно был белой вороной в стае древнего воронья.

Все это так. Однако человек, поверхностно прочитавший Ветхий Завет, может возразить тезису о его нравственной и этической высоте, приведя совсем другие выдержки. Например, вот эту: Если услышишь о каком‐либо из городов твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе для жительства, что появились в нем нечестивые люди из среды тебя и соблазнили жителей города их, говоря: «пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали», — то ты разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, порази жителей того города острием меча, предай заклятию его и все, что в нем, и скот его порази острием меча (Втор 13:12–15). Как же эта кровожадность сочетается с любовью к ближнему и милосердием к чужеземцам?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, в чем вообще состоит цель истории Ветхого Завета и какую миссию должен был выполнить в ней Израиль? Цель Ветхого Завета — подготовка к боговоплощению, к исполнению обещания Бога, которое было дано Им сразу после грехопадения Адама и Евы. Вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту (Быт 3:15), — говорит Бог, проклиная змея-соблазнителя, диавола, склонившего первых людей ко греху. Святые отцы видят в этих словах пророчество о рождении Иисуса Христа, Который победит диавола и исцелит человеческую природу от власти греха. Но для того чтобы будущий Спаситель мира мог родиться и исполнить волю Божию о спасении человечества, нужно было подготовить почву и создать необходимые условия. Спаситель не мог прийти к людям, у которых не было представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо. В этом и состояла миссия Израиля — из его среды должна была произойти Та единственная, которая смогла бы принять в себя Сына Божьего, стать Его Матерью, «Бога невместимого вместилищем» (из Акафиста Пресвятой Богородице).

Как Израиль, который жил в окружении языческих народов, который неоднократно называется в Библии жестоковыйным, то есть непокорным, упрямым, мог эту миссию выполнить? Как он хотя бы в лице своих отдельных представителей мог сохранять веру в Единого Бога и поддерживать высокую нравственную планку? Это могло произойти только при соблюдении двух связанных друг с другом условий: во-первых, народ должен был жить по заповедям, данным Богом Моисею на горе Синай, во-вторых, он должен быть свободен от влияния языческих культов. А впасть в язычество было очень легко, потому что, будучи религиозной системой, возникшей в пораженном грехом человечестве, язычество потворствовало человеческим порокам, было гораздо проще, привлекательнее и понятнее, чем религия Божественного Откровения. Именно этим объясняются жесткие правила закона Моисеева, которые касались язычников. Они были оградой, призванной защитить и уберечь Израиль от пагубного иноземного влияния, вынужденной охранительной мерой, а не проявлением ненависти и жестокости по отношению к иноверцам. Эта же идея лежала в основе многих внешних норм — например, правил питания и требований к внешнему виду. Они подчеркивали инаковость Израиля по сравнению с языческими народами, препятствовали его растворению в окружающем мире.

Итак, люди, верующие в Бога, о Котором говорит Библия, утверждают, что Десять заповедей и разъясняющие их нравственные нормы Ветхого Завета, равно как и многие библейские события, описывающие отношения Бога и людей, не могли быть предметом человеческих измышлений. Библейское откровение слишком необычно и неудобно. Оно не вписывается в привычные и в каком-то смысле естественные для того времени представления о Боге, отношениях людей к Нему и друг к другу, описывает идеалы и понятия, аналогов которым не было в реальной жизни жителей Древнего Востока.

Новый Завет, в котором рассказывается об Иисусе Христе, Его жизненном пути, смерти и воскресении, описывается жизнь первого поколения христиан, раскрывается тайна личности Спасителя и Его учение — естественное и органичное продолжение Ветхого Завета. Вопреки представлениям о непохожести этих двух частей Священного Писания, одна не может существовать без другой. Ветхий Завет получает в Новом свое исполнение. Ведь одной из самых важных категорий ветхозаветных пророчеств выступают пророчества о рождении Мессии от Непорочной Девы, месте Его рождения, Его жертвенном подвиге, смерти и воскресении.

Все пророчества, прообразы, персонажи и события ветхозаветной истории раскрываются и могут быть поняты только в свете Евангелия. Ветхий Завет без Христа остается незавершенным, Новый Завет без Ветхого — непонятным. Зачем нужно было боговоплощение? В чем смысл земной жизни Иисуса Христа? Почему Воскресение Христово стало главным содержанием апостольской проповеди? Наконец, почему Истина — это Сам Христос? Ответить на эти вопросы возможно только с учетом ветхозаветного откровения.

Именно потому, что есть Ветхий Завет, христиане, для которых главной настольной книгой является Евангелие, уверены: Бог, создавший небо и землю и сотворивший человека по Своему образу и подобию, существует. Он выполнил обещание, данное им после грехопадения Адама и Евы, о котором говорилось ранее. Выполнил не по принуждению, не из чувства досады, что Его надежды на человека не оправдались, а исключительно по Своей безграничной любви к людям. Эта уверенность пронизывает проповедь апостолов. Они неоднократно подчеркивают, что Иисус Христос — Сын Бога Авраама и Исаака и Иакова, Тот Самый обещанный Спаситель, Который исполнил все, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века (Деян 3:21). Именно личность Христа, а не некое абстрактное этическое учение находится в центре евангельского благовестия. Именно об Иисусе Христе, Его искупительном подвиге и тех сущностных изменениях в природе человека, которые произошли через Него, а не о том, что Он говорил и чему учил, рассказывают апостолы в своих проповедях и посланиях.

Почему? Потому что само учение Христа — это, по сути, продолжение и развитие закона Моисея, о необычности и специфичности которого в контексте времени его появления подробно говорилось выше. Сам Спаситель сказал: Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить (Мф 5:17). Речь здесь не только об исполнении Им и в Нем ветхозаветных пророчеств, но и о том, что Его слова и Его пример продолжают и восполняют уже имеющееся Откровение Божие, придают ему глубину и объем, наполняют его еще более высокими смыслами, но не затрагивают основу, о которой говорилось выше и на которой, по словам Господа, утверждается весь закон и пророки (Мф 22:40): любовь к Богу и любовь к ближнему.

Иисус Христос проникает в сущность ветхозаветных заповедей, показывает, часто в резких парадоксальных выражениях, каким должен быть внутренний мир человека, выполняющего постановления закона Моисеева, которые касаются внешнего поведения и социального взаимодействия, учит распознавать и предупреждать грех на дальних рубежах: Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Мф 5:27–30).

Даже учение о Троице, которое было раскрыто в Евангелии, а в своей объяснительной полноте сформулировано еще позже, уходит своими корнями в Ветхий Завет, где указания на множественность Божественных Лиц при единстве Божественной природы содержатся как в особенностях словоупотребления, так и в видениях пророков и богоявлениях, например явлении Троицы Аврааму.

Поэтому не учение, не этическая концепция, а именно явление Бога во плоти и последствия боговоплощения для человека апостол Павел называет великой благочестия тайной (1 Тим 3:16). Новое в Новом Завете — это Сам Христос, и поэтому новозаветное откровение может быть понято только через Него. Простой пример. В чем новизна заповеди о любви, которую Сам Христос называет новой? Заповедь новую даю вам, да любите друг друга (Ин 13:34). Ведь мы только что говорили о том, что заповедь о любви к людям прописана уже в Ветхом Завете? Новизна в том, какова должна быть природа этой любви. Как Явозлюбил вас, так ивы да любите друг друга, — говорит Господь (Ин 13:34). Что значит — как Я? Это значит, что мы должны любить других людей по образу любви к людям Бога, Который повелевает солнцу Своему восходить над злыми идобрыми ипосылает дождь на праведных инеправедных (Мф 5:45). Любви, которая одинаково распространяется на всех и которая сильнее всего проявилась в личности Христа — истинного Бога и совершенного, святого и безгрешного Человека, пострадавшего и умершего за грехи всего мира.

А какие же последствия для нас имели боговоплощение и жертвенная любовь, приведшая Бога на крест? Самое главное — это то, что во Христе природа человека, поврежденная грехопадением, приобщилась к Божественным свойствам, была полностью исцелена и восстановлена. Это, в свою очередь, означает, что теперь каждый человек при желании может воспринять Божественную благодать и через это войти в состояние единства с Богом, достичь обóжения. Коротко эту мысль сформулировал святитель Ириней Лионский: «Бог соделался человеком, чтобы человек смог стать Богом». Именно для этого Господь пришел на землю, для этого, не переставая быть Богом, стал Человеком, принял все условия нашей жизни, преодолел все искушения, прошел через смерть и, наконец, воскрес.

А если Христос воскрес, значит, воскреснут и все, кто умер, значит, смерти нет, значит, человеческая жизнь не напрасна и имеет смысл. Вот в чем радость и восторг христианской проповеди. Вот почему апостол Павел пишет: если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор 15:14). И вот почему, повторимся, истина Нового Завета не теоретическая концепция, а Христос, Который в нашей человеческой реальности явил опыт соединения человека с Богом и в Себе Самом сделал этот опыт возможным и доступным для нас.

И кстати, в Новом Завете Бог продолжает оставаться неудобным и непонятным для большинства. Начиная от рождения от Девы и заканчивая Его позорной смертью на Кресте и воскресением. Не случайно апостол Павел пишет, что распятый Бог — для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор 1:23). То же относится и к воскресению из мертвых. Характерна реакция членов афинского ареопага на проповедь апостола Павла: Услышав овоскресении мертвых, одни насмехались, адругие говорили: об этом послушаем тебя вдругое время (Деян 17:32). Придумать такого Бога — немыслимо, а бросить все, идти Его проповедовать и умирать за Него (напомним, все апостолы, кроме Иоанна Богослова, были замучены и казнены за свою веру) — вообще абсурдно.

Из сказанного становится очевидной важная особенность веры в Бога в христианстве. Подлинное христианское богословие — это не рассказ о Боге, не выстраивание теорий, не праздные рассуждения о высоких материях. Это вера в реальность Бога, воплотившегося в образе человека и в Себе Самом открывшего путь ко спасению, соединенная с деятельными практическими усилиями. Именно о такой деятельной вере пишет апостол Иаков: Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? (Иак 2:19–20). В чем же состоят эти усилия? В установлении личных отношений с Господом, вхождении в Его опыт жизни, смерти и воскресения.

Об этом опыте говорится уже в таинстве Крещения, в молитве на освящение воды: «Явись, Господи, на воде сей, и дай измениться в ней крещаемому, чтобы отложить ему ветхого человека, погибающего в обманчивых вожделениях, облечься же в нового, обновляемого по образу Создавшего его, дабы сделавшись в крещении причастным подобию смерти Твоей, станет он и общником воскресения; и, сохранив дар Святого Твоего Духа и возрастив залог благодати, получит награду вышнего призвания». Содержание молитвы основывается на словах Послания к Римлянам апостола Павла: Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни (Рим 6:3–4). Другими словами, в Крещении человек умирает для греха, освобождается от его власти и воскресает для духовной жизни с Богом. Последняя становится возможна благодаря дару Святого Духа, действию Божественной благодати, которую с этого момента христианин может усваивать во всей полноте.

В таинстве Крещения перед человеком открываются безграничные возможности для богопознания. И речь тут опять не об играх разума. Слово «познание» шире и глубже, чем просто знание. Оно предполагает не только истинное представление о ком-то или о чем-то, но вступление в субъектные отношения с познаваемым объектом, погружение в него. Именно этот смысл заключен и в понятии о богопознании, которое представляет собой знание, основанное на опыте близкого общения с Богом, переживания единения с Ним, состоянии, когда, как пишет апостол Павел, уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (Гал 2:20).

Сказанное очень важно. Потому что иначе мы никогда не сможем понять логику развития христианства как религии и смысл христианского богословия. Кто такой богослов в обыденном представлении? Человек, занимающийся изучением вопросов, не имеющих никакого отношения к реальной, практической жизни, пребывающий в размышлениях о чем-то очень возвышенном, выстраивающий теории, которые невозможно проверить опытным путем. На самом деле все наоборот. В христианском понимании богослов — это прежде всего практик, который может доказать свою веру личным опытом. Например, опытом молитвы, которая есть не что иное, как живое общение с Богом. Известный христианский мыслитель IV века, монах Евагрий Понтийский так и и писал: «Если ты богослов, то будешь молиться истинно, а если истинно молишься, то ты — богослов» (Евагрий Понтийский, Слово о молитве, гл. 60).

То, что богословие и богопознание не интеллектуальное упражнение, а опыт жизни с Богом, подтверждается реакцией Церкви, особенно в первые столетия ее существования, на появление ересей — ложных богословских учений. Многие ереси представляли собой очень логические, безупречно выстроенные теоретические конструкции, стройные богословско-философские системы. Ими можно было восхищаться как примерами того, до чего может дойти человек в своих умозаключениях. Однако они были не только бесполезны, но и откровенно вредны, поскольку не имели положительного практического содержания и вместо того, чтобы вести людей по пути спасения во Христе, приводили к духовной смерти и по сути отрицали опыт в деле богопознания.

Характерна история еретика IV века Аэция, который, отрицая Божественность Иисуса Христа, пытался познать Бога математическим методом. «Он занимался и сидел... непрерывно с утра до вечера, изучая и стараясь достигнуть говорить о Боге и составлять о Нем определения посредством геометрии и фигур», — писал о нем святитель Епифаний Кипрский. А его ученик Евномий прямо заявлял, что цель человека и главное содержание веры заключается в чисто интеллектуальном познании Бога. Надо ли говорить, что оба учения были отвергнуты? Причем не в последнюю очередь потому, что представляли угрозу сведения богословия к обычному философско-интеллектуальному анализу, а богопознания — к интеллектуальной эквилибристике.

Отвергая эти и другие ереси, святые отцы, стоявшие на страже веры, утверждали тем самым, что в христианском богословии практический опыт первичен. Теория же служит средством выражения и сохранения этого опыта, камертоном, по которому человек настраивает и проверяет струны своей души. Любой богословский догмат имеет под собой практическую основу и немыслим в отрыве от духовной жизни во Христе и со Христом. Как тут не вспомнить вновь опыт митрополита Антония, о котором говорилось в начале? Не высокие богословские материи, не восхищение нравственной высотой евангельской проповеди, а живой, несомненный, стоящий рядом с ним Христос совершил в нем духовный переворот и стал для него всем.

Подведем итоги. Христиане твердо убеждены, что Бог и Творец всего существующего, Который открылся Аврааму и Моисею и вера в Которого сохранялась в Древнем Израиле, не оставил Свое творение. Когда человечество было к тому готово, Он исполнил Свое обещание спасти людей и родился на земле в обычном смертном теле. Пройдя через все, с чем вообще может столкнуться человек, Он умер, воскрес, исцелил в Себе Самом пораженную грехом человеческую природу и таким образом открыл для всех нас возможность восстановить некогда утраченное единство с Богом, достичь спасения, войти в состояние обóжения.

Христос для христиан не просто предмет веры, но и цель всей жизни. Духовная высота, которая заложена в Евангелии, в своем пределе недостижима для человека. Как можно исполнить призыв будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф 5:48)? Только при одном условии — если я не один, если со мной и во мне Христос, а я — в Нем. Все могу вукрепляющем меня Иисусе Христе (Фил 4:13) — так формулирует это апостол Павел.

Христос не только даровал человечеству возможность спасения. Он дал людям Самого Себя. Причем в буквальном смысле слова. В главном таинстве Церкви — Евхаристии — хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа, от которых затем причащаются участники богослужения. А сама Церковь называется Телом Христовым, клетками которого являются верующие в Него люди. Поэтому для христиан спасение — это врастание в Тело Христово и одновременно принятие Его в себя, вживание в Его образ и предание себя в Его руки. В этом состоит путь богопознания, на котором знание о Боге расширяется по мере приближения к Нему.