Каким должен быть сегодня настоящий патриотизм? Об этом мы беседуем с бывшим заместителем командира отряда “Альфа“ Сергеем ПОЛЯКОВЫМ.Сергей Андреевич ПОЛЯКОВ родился на Алтае 21 октября 1954 года. Окончил Московское училище погранвойск. С 1981 года – сотрудник управления “А” КГБ СССР. В отставку вышел в 2004 году с должности заместителя начальника управления “А” ЦСН ФСБ РФ. Полковник. Вице-президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора “Альфа”.
– Сергей Андреевич, расскажите, пожалуйста, о своем пути в отряд “Альфа”.
– Все началось еще в детстве. В нашей семье, как и во многих других, был свой герой – мой дед. Он воевал в разведке и героически погиб на фронте. Так что я всегда мечтал продолжить его путь – стать кадровым офицером. Мне хотелось быть или десантником, или пограничником, что, в конце концов, и сбылось. Меня призвали на срочную службу в погранвойска и направили на границу с Китаем. Это был 1972 год, еще не закончился вошедший в историю пограничный конфликт между Китаем и СССР.
Потом было училище погранвойск в Москве, но после него обратно на границу я уже не вернулся, а остался преподавать курсантам, причем на мою долю выпало работать не с обычными пограничниками, а с будущими специалистами по оперативной работе в приграничной зоне.
Но должность курсового офицера казалась мне какой-то… неправильной что-ли? Все мои однокурсники отправились в действующие части, большинство уехали в Закавказье, где тогда была очень сложная ситуация. А я остался в Москве, хотя среди курсантов считалось правильным: окончил училище – поезжай на границу…
А потом наступил 1979 год. Штурм Дворца Амина, ввод наших войск в Афганистан… Естественно, вокруг постоянно шли разговоры о существовании каких-то секретных специальных подразделений. Все это было неофициально, но мы, офицеры, о них знали. Один из моих старших товарищей, Виктор Карпухин, как раз ушел служить в “Альфу”.
В то время этот отряд состоял всего из сорока пяти человек, но эту цифру предполагали увеличить, и в 1980 году был проведен дополнительный набор, в который попал и я. Перевод в отряд, обучение, и в 1981 году первая командировка – в Афган. Так в звании капитана я начал службу, ну а затем…
Сначала Афганистан, потом Чечня – стандартная биография для бойца “Альфы”. Я пришел на рядовую должность, а ушел в отставку с поста заместителя начальника управления.
– А где было труднее: в Чечне или в Афганистане?
– Конечно, в Чечне. Об Афгане сейчас говорят очень много плохого, но, уж поверьте, это была совсем другая война. Мы ощущали, что за спиной у нас стоит огромная страна, и это было не просто абстрактное государство. На спасение одного солдата могли направить несколько “вертушек” – это же о чем-то говорит! Да и не было, по крайней мере, у нас, офицеров спецподразделений, ощущения ненужности этой кампании.
В конце концов, американцы сейчас не уходят оттуда, хоть и “победили” уже талибан. Почему? Они ведь не дураки – значит, есть весомая причина оставаться в Афгане.
Ну а в Чечне… Да что там говорить, все и так ясно… Эта война была выгодна не столько России, сколько ее врагам. Наши силовые стркутуры подошли к первой чеченской кампании в состоянии, близком к упадку.
В “Альфе” всегда была сильная корпоративная сплоченность. В начале 90-х наши сотрудники не бежали толпами в бизнес, потому что отряд был для них превыше любых денег – служить в нем для многих было целью всей жизни, но…
Августовский путч, потом 1993 год, а затем Буденновск, откуда мы вышли не то чтобы проигравшими, но и не победителями. Все знают историю о человеке из “Альфы”, погибшем в Вильнюсе. Это тоже нас сильно подорвало, когда Виктора Шатского не могли несколько дней идентифицировать, не понимали даже, к каким войскам он принадлежит, то ли десант, то ли еще что-то, а это был офицер “Альфы”.
Но удивительно другое: что Чечня, в которую мы пришли в таком состоянии, она не только нас не сломила, но и во многом помогла. Это может показаться невероятным, но я просто уверен – война в Чечне спасла российскую армию!
Без Чечни не было бы у нас ни спецназа ГРУ, ни ВДВ. И дело даже не в том, что в условиях войны власти вопреки всему пришлось содержать армию. Чеченские наемники получали гораздо больше наших солдат, и с точки зрения “экономической” выгоды лучше было сражаться как раз за них, так что все льготы нашим офицерам теряли всякий смысл. Вот тут-то и оказалось, что люди готовы воевать просто “за Родину”. Не за деньги и не за идею… В нашем отряде были такие, кто ездил на спецоперации практически за свои деньги – сами покупали себе снаряжение.
Это и помогло выжить нашей армии. А мне, и многим моим товарищам – обрести веру…
– Как это произошло?
– Впервые серьезно о Боге я задумался во время событий в Буденновске.
Конечно, я с детства слышал о Боге. Мои бабушка и дедушка были воцерковленными людьми, в свое время они даже рискнули выступить против уничтожения церквей в окрестных селах, а ведь у нас, на Алтае, храмы даже не “перепрофилировали” – просто разбирали до последнего камня. Конечно, такие люди не могли не крестить внука. И все-таки, даже им было, как я теперь понимаю, не очень удобно заговаривать со мной о Боге всерьез. И вовсе не потому, что это было опасно для них или для меня. Просто они не знали, как я все это восприму …
Но, когда мы прибыли в Буденновск, это был шок даже для нас, профессионалов. Чтобы в мирное время, у нас в России, мирный город попал под такой удар… Людей буквально резали на улицах, не щадили никого… Такого еще не случалось.
А потом оказалось, что надо идти на штурм.
Знаете, подробности можно расписывать очень долго. Как бойцов “Альфы“ поставили на блок-посты, потому что милицию бросили на зачистку города. Как наши аналитики просчитали, что при штурме погибнут семьдесят процентов “альфовцев” и минимум половина заложников. И, наконец, как нас бросили-таки на штурм.
Я понимаю, Басаев не шел ни на какие переговоры. Самому довелось поговорить с ним, правда, недолго, но достаточно, чтобы понять – он был готов на все. За несколько дней до этого во время бомбежки в Чечне погибли почти все его близкие, да и сам он еле спасся. Человек гнул свою линию, и не хотел никого отпускать… Я сказал ему: “Ты же воин, отпусти женщин и детей”. Он ответил: “Вы убивали наших детей, я хочу, чтобы теперь вы убивали своих”. Но нам сказали о штурме за несколько часов до его начала. Нам не дали никаких объяснений или инструкций. На замечание о том, что у нас нет даже штурмовых лестниц, ответ был короткий: “Вы же лучшие! Вы справитесь при любых условиях!”.
А дальше был штурм, и прогнозы аналитиков не оправдались. Басаев был действительно напуган и согласился отпустить заложников, если ему разрешат уйти. Ни о каком немедленном выводе войск уже не было речи. Пусть это было не самой лучшей нашей операцией, но мы справились. И справились вовсе не потому, что мы были лучшие и самые крутые – задание наше было за пределами человеческих возможностей, и никакой “крутизной” объяснить нашу удачу было уже нельзя. Просто Бог хранил нас от ошибок, не давал пролить большой крови. Тогда я понял это впервые, а потом осознавал все больше и больше. 1995-1997 годы стали годами моего воцерковления.
– Говорят, что современный западный человек проигрывает террористу из Азии, потому что боится смерти, а фанатик-фундаменталист – нет...
– Заявлять об этом пока еще, к счастью, рано. Западным странам до сих пор ни разу не доводилось сталкиваться с террористами так, как нам в Буденновске или в Первомайском, а только такой масштабный инцидент может продемонстрировать силу сторон.
Ну а что касается России, то тут ситуация, мягко говоря, преувеличена. Во-первых, не так уж много среди наших врагов убежденных фанатиков. Я всегда был противником полностью контрактной армии, и во многом мое убеждение подкреплено наблюдениями за нашими врагами. Сколько бы террористы ни платили своим наемникам – бойцы из них выходят отнюдь не самые отважные. А среди тех же чеченских террористов и боевиков – гораздо больше наемников, нежели идейных борцов.
Что же касается людей из наших спецслужб, то нельзя сказать, что они совсем не боятся смерти. Боятся все, просто некоторые готовы умереть, а другие нет. В Беслане мы были свидетелями того, как люди идут на верную смерть ради спасения жизни других. Во время операции там погибли десять офицеров Центра Специального Назначения ФСБ – трое “альфовцев” и семь сотрудников “Вымпела”. Сослуживцы Димы Разумовского вспоминали, что перед началом операции он сам говорил, что знает точно – его задача в ней сравнима с самоубийством. Он так сказал: скорее всего, я погибну. И все равно пошел на смерть.
Чтобы человек из “Альфы” пытался “отсидеться” в тылу – такого еще не было, хоть ни о каких бешеных деньгах за подвиги речи у нас не идет.
Собственно, именно потому что в наших силовых структурах до сих пор сохранился такой настрой, я верю, что мы победим. Ведь пожертвовать собой ради других – это уже почти христианство.
Недаром покровитель нашего подразделения – святой благоверный князь Михаил Тверской. В свое время он добровольно поехал на смерть в Орду, дабы избежать нападения ханских полчищ на родной город и не допустить лишней крови. “Во всю жизнь не бегал я от врагов своих, и если я один спасусь, а люди мои останутся в беде, какая мне слава?”.
Вот так князь стал святым, приняв мученическую смерть в одном из ордынских становищ, на том самом месте, где затем возник город Святой Крест, позднее переименованный в Буденновск…
– Но в то же время существует расхожее представление, что в спецслужбы берут преимущественно людей, лишенных всяческих представлений о морали. Дескать, таким легче делать “грязную” работу.
– При поступлении на службу в ФСБ любой человек проходит специальный психологический тест, где среди прочего бракуют всех потенциальных убийц. Спецслужбы, как правило, мыслят рационально: им не нужны люди, которые могут перестрелять собственных товарищей или предать свою страну, как бы хорошо они ни делали при этом “грязную” работу.
Конечно, бывает всякое. Особенно много было негатива в 90-е годы. Но сейчас ситуация, слава Богу, выправляется.
Про “Альфу” я могу сказать точно – люди без моральных принципов нам не нужны. Более того, я убежден, что из православных, воцерковленных людей получаются лучшие бойцы. Ведь православный человек всегда готов положить жизнь за других людей. А нашим сотрудникам, к сожалению, уже не раз приходилось жертвовать собой, как это было в Беслане, где “альфовцам” и “вымпеловцам” просто пришлось отвлечь на себя огонь террористов.
Поэтому я очень рад тому, что в “Альфе” сегодня так много верующих людей. Сегодня в отряде многие руководители – православные люди, а перед выездом в командировки у нас обязательно служат молебен.
– А как к этому относятся неверующие сотрудники?
– Положительно. Это действительно так, ведь даже те из них, кто сами не верят, видят, как важна вера для их товарищей. Чтобы сегодня ни говорили, а солдат нуждается в священнике, и это очевидно. Сегодня это – единственный способ улучшить моральный дух нашей армии.
Правда, бывает, что отцы-командиры начинают насильно гнать солдат в храм. Я о таком слышал, но кому это нужно? На самом деле никому: ни солдатам, ни Церкви, потому что желающих найти Бога, прийти в храм сейчас и без того хватает.
– Кстати, хотелось бы узнать Ваше мнение: в чем причина морального упадка нашей армии?
– Я думаю, что не открою здесь Америки. Причины просты и банальны. Одна из основных – отсутствие должной подготовки офицеров. Ведь задача их не сводится к тому, чтобы просто давать указания. Солдаты круглосуточно пребывают в распоряжении своих командиров, а значит, и командиры несут за них круглосуточную ответственность.
В советской армии существовала статистика, в соответствии с которой наибольший разгул дедовщины наблюдался в строительных войсках. Почему именно пресловутый стройбат? Да просто так повелось, что офицеры там всегда были ориентированы на решение, в первую очередь, инженерных задач, а не на работу с личным составом.
Наши командиры не способны играть роль воспитателей – и это одна из основных проблем.
Есть и социальная причина. И дело тут не только в том, что в армию у нас сегодня идут, в основном, представители низших слоев, а еще и в том, что уголовная логика взяла в войсках верх. Нормальные ребята боятся идти служить, в результате – людей со статьями в армии становится все больше и больше.
Так что если Церковь придет в войска, армия от этого только выиграет. Ну и сами военные не должны сидеть сложа руки. В конце концов, облик будущего призывника зависит и от них тоже.
Без военно-патриотической работы с молодежью – у нас нет будущего.
– Кстати, ваша Ассоциация работает с подростками…
– Да. Несмотря на то, что наша группа с первой чеченской не вылезает из командировок, мы все равно ищем время для работы с молодежью. Причем к ней подключилась не только ветеранская ассоциация, но и действующие работники “Альфы”. У нас есть несколько школ в Москве, Воронеже и других городах, над которыми мы взяли шефство. Все они носят имена наших погибших сотрудников. Этой зимой мы провели лыжную гонку, в которой могли участвовать все от мала до велика. Получился красивый спортивный праздник.
Кроме того, у нас есть пять подростковых клубов. Два из них чисто спортивные, а три клуба занимаются еще и тем, что принято называть патриотически-воспитательной работой. У нас много ребят из неблагополучных семей, из тех “низших слоев”, на засилие которых сейчас сваливают все проблемы армии. Многие из наших ребят уже отправились служить, и в частях на них не нарадуются. Потому что мы готовим не человека с ружьем, а гражданина, который не будет играть с новобранцами в “дембельский поезд”, а, вернувшись из армии, не пойдет в местную банду.
Разбирать автомат – это еще не все. Важно, чтобы человек понимал, для чего этот автомат ему дан.
– Сегодня, когда говорят “патриотизм”, на ум зачастую приходят националисты. Как избежать этой крайности?
– Я часто бываю в православных гимназиях и вижу детей, которые там учатся. Им не нужно говорить, что требуется любить Родину и не надо объяснять, что же это такое – настоящий патриотизм.
Мне кажется, что лучшего помощника в воспитании, чем вера, просто не существует. Ведь именно православный святитель, митрополит Филарет Московский сформулировал знаменитую формулу: “Возлюби врага своего, уничтожь врага Отечества и гнушайся врага Божия”.
Молодой человек должен помнить о том, что он может взять в руки оружие и что иногда, к сожалению, это приходится делать. Ну, а кроме того, каждый обязан помнить – защищать Родину можно по-разному: и с ружьем на посту, и сидя за компьютером.
Наши подростковые клубы активно сотрудничают с Церковью. Например, в челябинском клубе “Воин”, где проходят подготовку ребята, желающие служить в спецназе, с ними занимается протоиерей отец Игорь Шестаков.
– Отряд “Альфа” – это уже легенда. Вы ощущаете себя ее частью?
– Сложно сказать. Мне хочется верить: то, что я и мои товарищи делали на протяжении последних двадцати пяти лет, действительно можно назвать легендой. Надеюсь, что у нее будет продолжение.
Сейчас в “Альфе” произошла серьезная смена состава, пришли молодые сотрудники, и эта молодежь меня очень радует. Они и подготовленные профессионалы, и просто хорошие люди, которым можно доверить защиту нашей страны. Им есть на кого равняться, потому что их командиры – люди с богатым боевым опытом.
Так что “Альфа” до сих пор готова к работе любой сложности.
Протоиерей Игорь Шестаков, заведующий молодежным отделом Челябинской епархии:
Военно-патриотическое воспитание относится к тем вещам, которыми нужно заниматься обязательно, иначе им займутся другие и по-своему. Всегда есть подростки, которые ищут себя именно в этом направлении. И когда общество игнорирует их, на них обращают внимание сектанты и политические мошенники.
Именно поэтому Церковь не должна отворачиваться от проблемы, и сотрудничество нашей епархии с Сергеем Андреевичем Поляковым кажется мне здесь особенно важным. Наш клуб “Воин” при поддержке ветеранов “Альфы” поставил военно-спортивную подготовку, а присутствие в нем священника сразу убрало множество проблем.
Чтобы прийти в наш клуб, не обязательно быть православным. У нас есть люди, не определившиеся в вере, есть и мусульмане – мы просто не предлагаем им ходить с нами в храм, а в остальном они занимаются наравне с другими. Впрочем, они сами зачастую ходят в церковь с остальными. Просто увидеть…
К каждому человеку нужен свой подход, особое внимание, а если попытаться воцерковить и обратить всех скопом – убегут даже те, кто уже воцерковлены. Так что я не стану хвастаться и рассказывать небылицы, будто одним только словом священник способен уврачевать все нынешние социальные раны. Но положительный опыт у нас есть, и немалый. К нам, как, наверное, и в другие военно-спортивные секции приходили самые разные ребята. Были и бритоголовые – в ботинках с белыми шнурками, в куртках-”бомберах”, все как положено. Пришло пятеро. Двое остались у нас до сих пор. Волосы уже отрасли…