"Я тогда дворником работала, и вот попросили меня с внуками посидеть. Иринка со мной была, четыре годика ей, и Сашке седьмой год. Так уж получилось, в сад не брали, мест не было. И кроме меня некуда их было деть, мои-то Коля и Надя работают.
Я им говорю: "Ребятки, вы постойте, посидите, а я пойду сейчас за погрузчиком снег уберу". А они расплакались.
Я им говорю: "Ребятки, вы постойте, посидите, а я пойду сейчас за погрузчиком снег уберу". А они расплакались.
Боятся одни оставаться... Я говорю: "Саш, ну ты же мальчик, ты будешь смотреть в окошко и ты же меня увидишь, как я работаю". А он расплакался. Я говорю: "Ну Саш, ну что ты, миленький, ну я, - говорю, - если сейчас не пойду убирать снег-то, мне потом труда будет в пять раз больше, машина-то прикатает!.." Согласился он, согласился.
Закрыла дверь на замок, чтобы не открыли, иду на участок и говорю: "Николай Угодничек, ты такой, столько чудес творишь! Ну ты сотвори моим маленьким, они же обои ангелы, этой четыре, а этому семи еще нет, чтоб не плакали!.." Уж я так его просила, до боли в сердце!.. Я не умею просить, а вот с болью в сердце просила.
Убрала участок, бегу, думаю: "Господи, теперь небось исплакались!" Вскочила на площадку. Тишина. Ну и вот. Открываю, говорю: "Вы не плакали?" А Сашка отвечает: "Бабуль, а у нас был дядя Володя". Я: "Какой дядя Володя?" А он: "Ну, родной наш дядя Володя" (мой племянник, он в Москве жил, заходил к нам иногда). Я спрашиваю: "А кто же ему открыл?!" "А мы не знаем", - отвечают. "А когда ушел?" - "Бабуль, а как только ты пришла, он сразу и ушел..."
Вот, милые, как выходит: это, получается, он сам и был, Угодник. Ведь не приходил тогда Володька-то... До сих пор Сашка всё спрашивает, уж ему сколько лет-то: "Бабуль, а как же он мог войти?.."
Вот, милые, как выходит: это, получается, он сам и был, Угодник. Ведь не приходил тогда Володька-то... До сих пор Сашка всё спрашивает, уж ему сколько лет-то: "Бабуль, а как же он мог войти?.."
