«…Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке», - такими неожиданными словами заканчивается у Арсения Тарковского одно из самых пронзительных стихотворений о любви – «Первые свидания». Написано оно в 1962 году. Зная историю нашей страны и личную биографию Арсения Александровича, совсем не трудно догадаться – о чем он хотел сказать. Сияние любви окутало двух людей, пропитало своим тихим светом мир вокруг и словно бы вырвало их из страшного контекста тогдашней жизни.
Мне очень нравятся эти стихи. И все же, такой образ судьбы всегда вызывает какой-то интуитивный протест. К слову сказать, образ невероятно сильный, незабываемый в своей яркости. Но… мало того что – судьба, фатальная неизбежность. Так, в придачу, оказывается, еще – подобная вооруженному безумцу.
И лишь хрупкий свет первой любви защищает людей от этого беспощадного сумасшествия.
Наверное, именно такой пессимистичный взгляд на мироздание и не нравился мне в любимом стихотворении любимого поэта. Слишком уж сильно он расходится с моим собственным пониманием жизни. Знаю, это смешно звучит – «я не согласен с Тарковским». Но сколь бы ни был я мал перед величием поэтического гения Арсения Александровича, а, как ни крути, все ж таки я – его читатель. И, значит, при каждом прочтении его стихов - заново творю их вместе с ним в своем восприятии. Однако эти две строчки я принять так и не смог.
И вот, несколько лет назад прочел стихи современного поэта Сергея Дубовского, где этот образ судьбы был не то чтобы оспорен… Скорее, он оказался преображен так, что все вдруг встало на свои места, сумасшествие исчезло, бритва выпала из побелевших от напряжения пальцев, а вместо нее вдруг появилось нечто такое, без чего я вот уже четверть века не мыслю своей жизни.
Короче, вот они, эти замечательные стихи:
Ирине
Судьба за нами шла не с бритвой,
Не с острым лезвием в руке,
А с тихой детскою молитвой.
А мы держали в узелке
Игрушки, погремушки, книжки,
Раскраски, краски, буквари…
Шмели жужжали свои вирши,
Звенели птицы-звонари.
Тропа терялась в хвойной гуще.
Мы шли, упрямы и легки…
И пахли земляникой кущи,
И тихо плакали стихи.
Автор написал их к очередной годовщине своего венчания, которое состоялось у них с супругой в 1993 году. А мы с женой венчались на год раньше. То есть, начало семейной жизни у нас пришлось на годы, которые, конечно, были не такими страшными, как те, что довелось пережить Арсению Александровичу.
Но, думаю, его «сумасшедший с бритвою в руке» как символ вполне уместен и для лихих девяностых. Государство дышало на ладан, во дворах грохотали бандитские перестрелки, на улицах взрывались заминированные автомобили. Новые «хозяева жизни» делили остатки советского наследия. Кругом открывались компрадорские магазинчики с импортным шоколадом и паленой водкой. Магазинчикам тут же «ставили крышу» местные бандосы. Бесконечные терки, разборки, отжатые за долги квартиры, связанные люди в багажниках подержанных иномарок, неопознанные трупы в пригородных лесах…
А с другой стороны – нищие старики, роющиеся в мусорных баках; врачи и школьные учителя, получавшие зарплату – семь долларов в месяц; рабочие на заводах, которым новые хозяева предприятий не выплачивали денег по нескольку месяцев.
И среди всего этого сумасшествия тихонько шли Сергей Дубовский с супругой, мы с женой и множество других молодых родителей. Озаряемые тихой детской молитвой. С игрушками, раскрасками, ползунками, детскими книжками и пеленками в дорожном узелке.
Вот это все как раз и было – нашей судьбой. Бог судил нам стать родителями в те годы. И наши дети оказались тогда нашими ангелами-хранителями. Сумасшедшие девяностые с бритвою в руке метались вокруг, бушевали, безумствовали, искали себе новых жертв. Но назвать их своей судьбой я никак не могу. Потому что судьба моя в это время, надев слюнявчик, ела овсянку, сидела на горшке или просила почитать ей на ночь книжку про Винни-Пуха. И это была самая лучшая судьба на свете.
