Завершается «год истории».
Наверное, правильнее было бы назвать его «годом юбилеев». Ведь об исторической науке, о нуждах преподавателей истории, о чудовищных проблемах современного русского научпопа на протяжении всего этого года речей не заводили. И что-то не видно дождя правительственных наград, пролившегося на крупнейших историков, настоящих больших ученых… Разговоры на исторические темы всё больше вертелись вокруг юбилеев.
Вот безобидный и даже несколько беззубый юбилей – 1150 лет русской государственности. Вот лихой гусарский юбилей – 200 лет изгнанию Наполеона из России. Вот неполиткорректный и чреватый роковыми аналогиями юбилей – 400 лет очищению Кремля от иноземных захватчиков. Вот не столь «круглый», но любимый народом юбилей – 770 лет «Ледовому побоищу». Некоторым из них досталось больше внимания, некоторым – меньше. Первые два праздновались помпезно. Третий по сравнению с ними оказался в роли приемыша, посаженного за обеденный стол на изрядном расстоянии от родных детей, рядом с блюдами поплоше. Четвертый и этой чести не удостоился…
Вышло несколько коряво, неравномерно, неуклюже.
Но… лучше так, чем никак.
В любом случае, этот самый «юбилейный подход» оказался самым простым, самым удобным для тех случаев, когда государство обращает свое внимание на историю. Из подобного отношения – хорошо ли оно, плохо ли, - выросла уже целая традиция.
Раз так, стоит на закате года помянуть еще один, совсем уж позабытый юбилей. 440 лет назад, в 1572 году, состоялась битва у Молодей. Обстоятельства, которые привели к ней, не слишком удобны для парадного историописания и не слишком лестны для национального самосознания. Но значение ее огромно. Если бы не удивительная, достойная коленопреклонения стойкость русских воевод и русских ратников, если бы не милость Божья, весьма возможно, государство Россия перестало бы существовать.
В XV—XVI веках угроза татарского вторжения в коренные области Руси никуда не исчезла. Она нависала над страной точно так же, как во времена Александра Невского, Ивана Калиты или, скажем. Дмитрия Донского. Изменилось только одно: единое Русское государство располагало значительно большими ресурсами для организации обороны, чем горсть слабых, враждующих между собой княжеств. Однако и ему приходилось несладко. В течение нескольких поколений на южную границу, к Оке, каждый год выводилась армия, а то и две. Началось ли очередное нашествие, избавил ли от него Бог на сей раз, а полки в обязательном порядке занимали места у Серпухова, Калуги, Зарайска, под Коломной, под Туле, на Рязанщине. Как правило, серьезный набег происходил раз в два-три года. Раз в десятилетие у южных рубежей появлялся сам крымский хан с большим войском, грозя прорывом к богатым внутренним областям России, а то и к самой Москве. Крымское ханство не ограничивалось одним только Крымским полуостровом. В орбиту власти и влияния тамошних ханов входили земли и народы, пребывающие далеко за пределами собственно Крыма. Эта мощная, до предела милитаризированная держава занималась массовой поставкой «товара» на рабовладельческие рынки. А при отсутствии регулярных «поставок» «бизнес» оказывался в убытке…
Охрана рубежей от крымцев стоила Московскому государству невероятно дорого. Она мешала стране нормально развиваться, разоряла казну, предполагала ненормально высокую милитаризацию общества. С волками жить – по-волчьи выть. Но покой коренной России стоил того страшного напряжения, с которым государство обеспечивало оборону степных границ. Вот только... нельзя было расслабляться. За каждую оплошку крымцы крепко наказывали.
Так произошло в 1571 году. Царь Иван IV слишком много сил бросил на войну в Ливонии. К тому же, русская армия не имела общего командования. Она делилась на «опричные» и «земские» полки. В итоге крымскому хану Девлет-Гирею удалось дойти до Москвы, спалить ее и благополучно вернуться домой с огромным «полоном». Это была настоящая военная катастрофа.
На следующий год Девлет-Гирей вернулся с новой армией. Он уже делил русские земли между своими «улусниками». Та огромная государственная общность, которая нависала с севера над его владениями, перестала существовать в сознании хана. А чтобы отбиться от его полчищ, сил явно не хватало. Последняя горсть защитников была брошена Девлет-Гирею навстречу. Опричные и земское воеводы теперь должны были сражаться в одном строю, под единым командованием. Подчиненных у них оказалось маловато – даже после объединения сил опричнины и земщины.
Битва на Молодях в действительности представляет собой многодневную и многоходовую оборонительную операцию. Русские воеводы – князь Михаил Иванович Воротынский и князь Дмитрий Иванович Хворостинин - то изматывали неприятеля фланговыми нападениями, то стояли насмерть в «гуляй-городе» (деревянном укреплении на возах), то наносили контрудары. Им приходилось туго. Резервы стойкости были вычерпаны до дна. Оба войска несли чудовищные потери. Выходили из строя полководцы. И лишь военная хитрость – татарам подбросили ложное известие, что на подходе свежая русская армия, – окончательно отбила у неприятеля охоту к наступлению. Правда, участи гонца, «попавшегося» крымцам с липовой грамотой, не позавидуешь.
Результат: страна избегла немыслимого разорения. Девлет-Гирей, чье воинство, усталое и обескровленное, потеряло надежду на успех, спешно отступил. Попытка нового прорыва к Москве стоила ему очень дорого. Среди плененных крымцев оказался знатный военачальник Дивей-мерза.
Молодинское сражение по значимости своей стоит в одном ряду с битвой за Москву 1612 года и Бородинской баталией 1812 года. Печально, что о нем мало говорят и мало пишут. Этот эпизод – один из важнейших в военной летописи нашей страны.
Фото: форум Собиратель
