Правила христианской ненависти. Как можно ненавидеть грех, но любить грешника?

Ну в самом деле, как эту лаконичную заповедь осуществить на практике? Ведь грех не имеет какого-то самостоятельного бытия в отрыве от человека, его совершающего. Не бывает воровства без конкретного человека, укравшего чужую вещь или деньги. Убийство есть лишь там, где вполне определенный субъект прервал чужую жизнь. А ложь невозможна без того, кто уклонился от правды. Грех без грешника — это «сферический конь в вакууме», абстракция, возможная лишь в хорошо развитом воображении. Как же можно эту абстракцию возненавидеть, а человека, своими действиями впустившего ее в мир, давшего ей свою плоть и кровь, предоставившего греху возможность действовать через себя, причинившего страдания другим людям — вот этого самого человека — возлюбить?

Найти теоретическое решение этой противоречивой задачи, наверное, невозможно. Тем не менее великое множество христиан во все времена находили пути и способы практического ее осуществления. И то, что не получается объять умом, вполне возможно воспринять как некий опыт жизни, которому и следует подражать по мере сил. Разумеется, для христиан таким опытом в первую очередь является земная жизнь Иисуса Христа. Примеры из житий святых также могут дать представление о том, как нужно любить грешников, ненавидя при этом грех. Однако святыми Церковь признала их как раз в той мере, в какой они уподобились Христу. Ошибкой было бы «канонизировать» каждое действие каждого святого, предполагая любовь Христову абсолютно во всем, что бы они ни совершали в своей жизни. Образцом для подражания являются лишь те дела святых, в которых они были подобны Господу. Поэтому самым простым и надежным способом найти реальный пример любви к грешникам и ненависти к греху будет все же исследование Евангелия.

Иисус Христос — единственный представитель человечества, не имевший в себе даже тени какого-либо греха. Ведь грех — это нарушение Божьей воли. А Богочеловек Иисус полностью подчинил Свою человеческую волю — воле божественной. В Нем не было ни единой мысли, ни единого чувства, слова или действия, нарушавшего волю пославшего Его Отца. И потому абсолютно все люди в сравнении с Иисусом из Назарета являются грешниками, независимо от глубины своего падения или высоты своей праведности. Людям свойственно сравнивать друг друга, выявлять — кто лучше, кто хуже, меряться достижениями, выстраивать различные шкалы ценностей, на которых праведники — где-то на недосягаемом верху, в сияющих эмпиреях, а грешники — в грязи и мраке самых нижних слоев.

Но для безгрешного Иисуса Христа любая такая шкала снизу доверху будет заполнена одними лишь отпавшими от Бога, страдающими от этого отпадения, несчастными, потерявшимися детьми. Среди которых острее всего нуждаются в помощи как раз самые «плохие» по нашим человеческим меркам.

Одна из самых запоминающихся категорий грешников, упоминаемых в Евангелии, — безнадежно больные люди. При чтении эпизодов, где говорится о них, мы обычно проникаемся к ним состраданием и не воспринимаем их как грешников. Однако евангельский текст прямо свидетельствует, что причиной болезни стала их грешная жизнь. Что же делает Иисус, когда видит перед собой такого, искалеченного собственными грехами бедолагу? Гневно хмурит брови? Читает ему нотации о здоровом образе жизни и необходимости следовать заповедям? Призывает соотечественников посмотреть на наглядный пример — до чего грех может довести нормального законопослушного иудея? Нет. Без всяких нравоучений Он исцеляет несчастного и тут же уходит. Лишь при следующей встрече, наедине Иисус говорит исцеленному: — Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже (Ин 5:14).

То же самое происходит и при общении Иисуса с блудницами-проститутками, с мытарями — вороватыми налоговыми инспекторами на службе у оккупантов-римлян, с другими отбросами иудейского общества, обозначенными в Евангелии общим словом — «грешники». Этих отверженных своим народом людей Иисус не ругает, не осуждает, но ест и пьет с ними за одним столом, общается с ними, принимает от них знаки уважения. Для благочестивых фарисеев кажется немыслимым такое поведение чтимого народом Учителя. Но для воплотившегося Бога их показное благочестие — лишь побелка на камнях, закрывающих вход в погребальную пещеру, наполненную мертвыми костями. Все люди без исключения поражены грехом, всех пришел спасти Иисус. И тот, кто прикрыл свои язвы красивыми одеждами, в Его очах ничем не лучше того, чьи язвы были выставлены на всеобщее позорище.

Женщину, которую хотели убить за измену мужу, Иисус защищает от толпы одной лишь фразой: кто из вас без греха, первый брось на нее камень (Ин 8:7). И при этом даже не поднимает головы, изображая на песке какие-то знаки.

В церковном предании есть интересная трактовка этого евангельского эпизода. Согласно ей, Иисус писал на песке пальцем тайные грехи каждого из обвинителей. Писал кратко, но до одури страшно для обличаемого, потому что за любой из этих грехов по иудейскому закону полагалась смерть. Святитель Николай Сербский рассказывал об этом в форме художественного рассказа:

«Мешулам — похититель церковных сокровищ, — писал Господь перстом по земле;
Ашер совершил прелюбодеяние с женой брата своего;
Шалум — клятвопреступник;
Елед ударил отца;
Амарнах присвоил имение вдовы;
Мерари совершил содомский грех;
Иоиль поклонялся идолам…

И так обо всех по порядку писал по земле перст праведного Судии. А те, о ком он писал, склонившись, читали написанное с невыразимым ужасом. Все их искусно скрываемые беззакония, которые нарушали закон Моисея, были известны Ему и вот сейчас перед ними объявлены. Уста их вдруг умолкли. Дерзкие гордецы, гордящиеся своей праведностью, и еще более дерзкие судьи чужой неправедности стояли неподвижно и немо, как столбы в храме. Они дрожали от страха, не смея смотреть друг другу в глаза, о женщине-грешнице они уже не помнили. Они думали только о себе и своей смерти. Ни один язык больше не мог произнести это надоедливое и лукавое — Ты что скажешь? Господь не сказал ничего. Он не сказал ничего. Ему было гадко Своим пречистыми устами объявить их грехи. И потому писал по пыли, то, что так грязно, заслуживает написания на грязной пыли. Другая причина, по которой Господь писал в пыли, еще удивительнее. То, что написано на пыли, быстро исчезает, не оставляя следа. А Христос не хотел объявлять их грехи всем и каждому. Ибо, если бы этого хотел, все-таки сказал бы о них перед всем народом, обличил бы их, и народ, согласно закону, побил бы их камнями. Но Он — беззлобный Агнец Божий, не желал ни мести, ни смерти тем, кто постоянно замышлял Его убить и кто больше хотел Его смерти, чем себе вечной жизни.

Господь только хотел, чтобы они задумались о собственных грехах. Хотел напомнить им, чтобы они под бременем собственных беззаконий не были жестокими судьями чужих; чтобы прокаженные грехом не спешили лечить чужую проказу; чтобы, будучи преступниками, не расталкивали других, чтобы быть им начальниками. Это все, чего хотел Господь. И когда Он закончил писать, Он снова разровнял пыль, и написанное исчезло».

Грешники «праведные» оказались на поверку ничем не лучше грешницы, которую они с гневом обличали в ее грехе.

И снова все тот же финал, все та же тихая, исполненная любви фраза:

Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин 8:10–11).

Иисус любит и жалеет грешников, как добрый врач любит своих страдающих пациентов. Но и ненависть Его ко греху несомненна. Подтверждением тому — изгнание торгующих из храма, описанное у всех четырех евангелис­тов. Наиболее яркую картину дает Евангелие от Иоанна:

Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли. (Ин 2:13-16).

Описания эти в некоторых деталях существенно разнятся между собой, поэтому, Иоанн Златоуст полагал, что речь в разных Евангелиях идет как минимум о двух различных эпизодах. По его мнению, Иисус дважды устраивал в Иерусалимском храме подобную «ревизию» с переворачиванием столов.

Часто эти эпизоды читатели воспринимают не совсем верно, полагая, будто гнев Иисуса был вызван самим фактом торговли в святом месте. На самом деле все обстояло несколько сложнее. Храмовый комплекс в Иерусалиме состоял из святилища и окружавших его дворов. Самым просторным из них был двор язычников — единственная территория храмовой горы, где могли находиться не-евреи. Именно здесь и производились все коммерческие операции с деньгами и животными, причем на вполне законных основаниях, не оскверняя святилище.

Дело в том, что ежегодный налог на Иерусалимский храм и вообще любое денежное пожертвование в храмовую сокровищницу можно было принести только специальными «храмовыми» деньгами — сребрениками, или, как их еще называли, — сиклями. Поэтому паломникам, пришедшим издалека, сначала нужно было поменять свои деньги на храмовые сикли. В этом им помогали менялы (меновщики), которые ставили свои столы во дворе язычников. За свои услуги они брали комиссию, которая составляла почти две трети от обмениваемой суммы. Но на этом изъятие денег у паломников не заканчивалось. Далее на полученные сребреники они должны были тут же, во дворе язычников, приобрести животных для принесения в жертву. Этот мычащий и блеющий товар стоил здесь намного дороже, чем в городе, но паломники все же покупали животных по завышенной цене. Причина тому была проста. Храмовые служители проверяли все принесенные жертвы на отсутствие дефектов (а за проверку, между прочим, также приходилось платить). Волы и овцы, купленные в другом месте, после такой экспертизы крайне редко получали положительное заключение. Чтобы избавиться от этой процедуры, люди вынуждены были покупать животных при храме, но уже втридорога.

Система, задуманная для того, чтобы помогать паломникам, из-за человеческого греха превратилась в инструмент грабежа и бессовестной наживы храмовых служителей. Поэтому Иисус и назвал меновщиков и продавцов скота разбойниками, обирающими богомольцев. Не сама торговля во дворе язычников, а лихва, которую брали служители с пришедших людей, стала причиной Его гнева, как об этом пишет блаженный Иероним Стридонский: «…как будто не об этом проповедовал Иезекииль, говоря: Не берите лихвы и сверхдолжного (Иез 22:12) Господь, видя в доме Отца Своего такого рода сделки, или разбойничество, побуждаемый пылом духа, — согласно тому, что написано в 68-м псалме: Ревность по доме Твоем снедает меня (Пс 68:10), — сделал себе бич из веревок и выгнал из храма большую толпу людей со словами: «Написано: Дом Мой назовется домом молитвы, а вы сделали его пещерой разбойников». В самом деле, разбойник — тот человек, который из веры в Бога извлекает прибыль, и храм Божий он обращает в пещеру разбойников, когда его служение оказывается не столько служением Богу, сколько денежными сделками».

Однако даже здесь, столь жесткими методами наводя порядок во дворе язычников, Иисус разделяет грех и самих грешников. Упоминания о биче вызывают у многих соблазн подумать, будто воплотившийся Бог способен был избивать провинившихся перед Ним людей специально изготовленным для этого орудием.

Чтобы оградить читателей Евангелия от подобных предположений, Евфимий Зигабен — один из авторитетнейших толкователей Священного Писания — более детально пояснил это место: «Следует заметить, что, сделавши бич, Иисус Христос не бил людей , но только устрашил их и удалил, а овец и волов, конечно, ударял и выгнал».

Бич — пастушеский инструмент. Вполне разумно соорудить его из подручных материалов там, где нужно прогнать скот со двора. Но полагать, будто этим же бичом Иисус бил и грешников, наживавшихся на сборе денег с богомольцев, было бы по меньшей мере странно. Двадцать седьмое Правило Святых Апостолов однозначно утверждает, что Иисус никогда, ни при каких обстоятельствах Своей земной жизни не поднимал руку на человека: «…Ибо Господь отнюдь нас сему не учил: напротив того, сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал».

Иисус не имел в Себе никакого греха, но с милосердием относился к грешникам, как бы низко они ни пали. Кем же будем выглядеть в Его очах мы, если вдруг решим, будто кто-то из людей по своим грехам оказался ниже нас и теперь мы имеем право говорить или пускай даже только думать о таких грешниках с пренебрежением?

Неужели со своими грехами мы настолько уже разобрались, что пришла пора обратить внимание на чужие?

Ведь именно о них, о совершивших явный грех людях, об этих тростинках надломленных и едва тлеющих клочках льна, заботится Господь более, чем о ком-либо. Ради каждой из таких заблудших овец готов Он оставить послушное стадо и отправиться на поиски в смертельно опасное путешествие. Страшную смерть на кресте принял Он за согрешивших, а не за праведных. И каждому из нас в любой момент может напомнить о наших собственных грехах — так же, как в тот раз, когда, склонив голову, Он писал на песке имена обуянных праведным гневом обличителей.

Грех нужно ненавидеть. Но ненависть к чужому греху может оказаться духовно опасной даже для святых людей. В древнем патерике упоминается поучительный случай подобного рода: «Один старец святой жизни, узнав о некоем брате, что он впал в блуд, сказал: „О, худо он сделал“. Через некоторое время Ангел принес к нему душу согрешившего и сказал: „Посмотри, тот, кого ты осудил, умер; куда же прикажешь поместить его — в Царство или в муку?“ Потрясенный этим, святой старец все оставшееся время своей жизни провел в слезах, покаянии и безмерных трудах, молясь, чтобы Бог простил ему этот грех». Старец осудил не брата, а лишь его грех, но Господь показал ему недопустимость даже такого, казалось бы, благочестивого и праведного суда.

Грех достоин ненависти. Но каждому, желающему своего спасения, необходимо научиться ненавидеть грех прежде всего в себе самом. А ко всем прочим людям относиться так, как относился к ним Господь наш Иисус Христос — с любовью и состраданием. Конечно, сказать это гораздо проще, чем сделать. И все же вряд ли получится найти какой-либо иной практический способ исполнения этого парадоксального правила: ненавидь грех и люби грешника.