Сильные выражения, если они, конечно, не привычная и единственная колея, заменившая извилину, дело занятное и творческое. И если подходить к нему, как к филологическому ресурсу, или как способу взломать привычный ход вещей, то выяснится: крепкое словцо иногда может существенно прояснить картину мира. Перевернуть ее. Сделать более выпуклой.
Талантливые матершинники могут встретиться где угодно. Приведу пример. Прошлый век. Идет студент-практикант факультета журналистики по жаркой и пыльной дороге из Михайловки в Нестеровку, выполняя тем самым задание главного редактора районной газеты писать про засуху. В кармане блокнот. На автобус он опоздал, следующий раздолбанный ПАЗик будет сильно к вечеру, а сколько той дороги-то? Километров десять.
Кругом выгорают поля, айпода не придумано, слушаешь ошалелых птиц и ловишь попутку, которая везет абсолютно бесплатно.
Но попутки нет пока, и в этой жаре есть что-то нероссийское, противоестественное, Вдруг сзади тарахтение, грузовичок-уазик, тормозит, подняв тучу пыли. Потное, но веселое лицо шофера.
—Куда идешь, грёбаный португалец? – спрашивает шофёр. Филологическая душонка замирает: ого! Как странно – но удивительно в точку! Почему португалец? Из-за жары? Из-за неистребимо практикантского вида, особенно неуместного на подъезде к Нестеровке? Или из-за усталого, умученного лица – еще и кепку забыл, голову печет.
И вообще: этот веселый шоферской матерок какой-то шукшинский. Он не даст потом написать пустую и бессмысленную заметку про засуху и борьбу с ней, он зацепится в городской лохматой голове за что-то – и дальше начнутся муки творчества, районные будни, попытки написать правдиво там, где никто того не требует. Отныне живая странная жизнь настырным португальцем лезет в пыльные гранки. Он станет среди однокурсников интернет-мемом, хотя еще не было никакого интернета.
А веселый шофер, который довез, разумеется, до Нестеровки, в сущности, был творческая натура. Он не хотел просто и понятно материться – зачем? И так «угловатое русское слово из трех букв» на каждом заборе! Он умел быть изобретательным и оригинальным. И в этом следовал народной традиции, которая в избыточном количестве поставляет нам известных «япону мать», «ёлки-моталки», «ёкарного бабая», а так же интеллигентного «полного армагеддеца», нежного «ландыша с тобой» и патриотического «евпатия-коловратия». Нелегкая скороговорка «Ёклмн жэпэчэшэце” несомненно посвещается учителям русского языка. А “Шел бы ты на хутор” вообще, по-моему, отсылает на самом деле к любимому писателю Гоголю Николаю Васильевичу, что даже тихо радует.
Мне кажется, что так народ инстинктивно защищается от грязнословия. Он не желает обыдлячивания. В этом есть запыленное и потное шоферское самоуважение. Народ включает защитное поле, оставляя ругань прямую и плоскую, пьяным и опустившимся соотечественникам, их опухшим подругам, молодому свидетелю падения метеорита (известный ролик в Ютубе вообще заслуживает отдельного психологического, социологического и лингвистического разбора), а так же богемным писателям и вещателям, которые в отличие от советского шофера, реально знают как выглядит засуха на пляжах в Альгавре, но упрямо отстаивают на каждом перекрестке свою свободу на табуированную лексику. Им в этом видится смелость, еще один фронт борьбы с “бешеным принтером” и т.д. А мне запрет нецензурщины в СМИ, который отстаивает Дума, представляется вполне годным. Ни в газетах, ни на телеэкране, ни в театре сего разрешать не следует, сколько бы ни уверяли, что так врывается “в затхлые помещения живая жизнь”.
Запрет, который люди сами себе устанавливают – синоним культуры. Он выставляет важные вехи, которые показывают, где невозвратный край деградации. И ключевые слова здесь – сами себе. Ну что я должен – бороться с Думой всегда? Что бы она там ни затеяла? Даже когда считаю, что она права? Странно это, ёклмн.
И еще важное обстоятельства. Мы же не ханжи. И вполне представляем ситуацию, когда другого слова, кроме неподцензурного, с языка и не сорвется. Для того и лежат в кладовке несколько драгоценных (в известном смысле это так) слов, чтобы уничтожить, поставить на место, открыть клапан – а то душа лопнет.
А что на деле в кладовой у тех, кто частым и бессмысленным использованием стер все это до медяков?
