Кораблик совести: вспоминая Виталия Коржикова

 В начале дальнего пути

«В начале давнего пути, в начале повести ты подхватил меня: «Лети!» — кораблик совести. Ты подхватил. А век дрожал, а век неиствовал. Но ты на совесть курс держал, своё насвистывал. Нам рано выпало мужать в сплошной бедовости. Зато мы знали: так держать, кораблик совести!»

Мужать Виталию Коржикову пришлось действительно рано. В 1937-м его отца, искренне преданного революции, расстреляли за то, что он открыто возмущался жестокостью коллективизации и даже написал протестное письмо Сталину. Маму, талантливого скульптора, на восемь лет упрятали в ГУЛАГ. Коржикова вырастили мелитопольские родственники мамы, к которым он на всю жизнь сохранил чувство глубокой благодарности. К дядьке, который прошёл всю войну, к брату, погибшему на фронте… «С тех пор настоящим духовным движением моей жизни была память о мечтах моего двоюродного брата и его друзей, об их подвигах, об их парусах. Это была та река, может быть ещё детская река моей жизни, которая протекла потом через все материки и все океаны».

Когда началась война, Виталий оказался в эвакуации в Алма-Ате, по дороге пережил бомбёжки, обморозил ноги. Пока лежал прикованный к постели, начал сочинять стихи. Потом вернулся в освобождённый Мелитополь. Пытался покорить Москву и поступить на журфак МГУ, но сыну врагов народа дорога туда была закрыта. Год проучился в педагогическом институте Мелитополя. «Но Москва манила меня, и в 1950 году я перевёлся в МГПИ». Здесь, на литературном факультете Московского пединститута им. Ленина, его поэтический талант окреп. Юрий Визбор, учившийся двумя курсами младше, вспоминал о Коржикове как о первом настоящем институтском поэте.

Коржиков работал учителем на Сахалине, журналистом во Владивостоке. И рвался в море, о котором мечтал с детства, начитавшись Жюля Верна. В один прекрасный день он ушёл на судне «Игарка» к полярным островам. «Много увидел я там интересного: весёлого, трагического. И спасали друг друга, из-подо льда вытаскивали, и на необитаемом острове трое суток сидели во время шторма… Мне Арктика столько дала друзей! Тогда и начали появляться первые рассказы». Одна за другой стали выходить книги: сборник стихов для взрослых «Крылья» (1957), сборник детских стихов «Морской конёк» (1958), который получил одобрение Корнея Чуковского, повесть для детей «Первое плавание» (1961), сборник стихов и рассказов «Морской сундучок» (1971) и много ещё книг о морских приключениях. Помню, как в детстве жадно читала главы из повести «Волны словно кенгуру», где герой рассказывает, как во время рейса в Америку побывал в Диснейленде. Для советского школьника чудеса Диснейленда были открытием. Особенно поражало, что Америка — в разгар холодной войны! — изображалась с симпатией.

Потрясающая книга — «Коготь динозавра». Как и все произведения Коржикова, она абсолютно автобиографична. В качестве корреспондента «Пионерской правды» и руководителя детской делегации он побывал в Монголии, в пустыне Гоби. Именно в этой повести есть ответ на вопрос, который рано или поздно встаёт перед каждым: зачем живёт человек. Этот вопрос задают у ночного костра ребята главному герою, моряку, в котором угадывается сам писатель. «Бывало, и он спрашивал: «Зачем жить?» Но после того как упал однажды за борт и тонул в море, а потом погибал среди льдов и выбрался — понял, как это хорошо — жить! Чтобы нести среди звёзд вахту, чтобы приплыть к родному берегу, сойти на родную землю и увидеть, как рады твои друзья тому, что ты вернулся и поёшь с ними песню… Нужно жить друг для друга. Чтобы было хорошо тебе и хорошо людям, с которыми вместе ты живёшь. А если сможешь, то жить так, чтобы даже потом, даже отыскав следы твоей жизни, человек тоже захотел бы совершить что-то прекрасное и прожить как следует».

Море и книги

Самая известная и любимая многими поколениями читателей книга Виталия Коржикова — это, конечно «Мореплавания Солнышкина», увидевшая свет в начале 60-х. Чудесная полубыль-полусказка о приключениях судна «Даёшь!» за годы выросла в тетралогию. Последняя, четвёртая книга, «Там, далеко, под динозавром» повествует уже о событиях 80-90-х годов. А в 2007 году вышла его последняя повесть-сказка «Девочка в тельняшке», где отразился наш сегодняшний день со всеми его бедами и радостями.

«Детям надо рассказывать очень интересное и светлое, — говорил Виталий Коржиков. — Чтобы они от жизни взяли светлое, а уж грязь им потом лопатами придётся разгребать. Надо воспитывать их так, чтобы был стержень. Детский писатель, по моему убеждению, должен быть прежде всего хорошим человеком, имеющим добрые задачи». Таким писателем был и сам Виталий Коржиков. А те художественные задачи, которые он ставил перед собой, не превратились в его творчестве в холодную дидактическую заданность. Его рассказы для детей, короткие, звонкие, крепкие, захватывают с первой строчки. Потому что всё, о чём рассказывает Коржиков, пережито им самим в дальних плаваниях.

Однажды пришлось Коржикову с товарищами пережидать шторм на необитаемом полярном острове. «Есть нечего, пить нечего, — рассказывал Виталий Титович. — Вдруг шаги — пацан с ружьём, такой мужичок-с-ноготок: «Кушать хочешь? Пойдём!» Приводит на другую сторону острова, где лежит десяток распотрошенных огромных моржей. Мы спрашиваем: «Твои? Для себя, небось, набил?» А он в ответ с достоинством: «Зачем для себя? Для всех!» У нас это в поговорку вошло. Вот для того, чтобы увидеть этого человечка и услышать от него эти добрые слова, стоило попасть на шапку мира...» Эта история описана в рассказе «Человек».

В порту Кавасаки Коржиков видел, как смыло волной с пирса японского мальчонку и за ним прыгнул штурман с их судна. А в Бангкоке в гости к советским морякам приходил немецкий матрос и рассказывал, как русский солдат во время второй мировой спас их с братом. Из этих эпизодов родился рассказ «Онкель Федя», один из самых пронзительных у Коржикова.

Тема интернационализма — одна из самых главных в творчестве Виталия Коржикова. Герои его книг — мальчишки и девчонки разных стран и народов: чукча, японец, кубинец, индиец, китаец… Мальчишка из рассказа «Один длинный, два коротких» подаёт фонариком сигналы проходящим кораблям, потому что маяк сломался, а место опасное — рифы. «Ну китайчонок, ну китайчонок!» — восхищается повар Вася. «А по мне хоть турчонок, хоть негритёнок, главное, чтобы человек! Вон — кроха, а человек. Торчит тут и светит, чтоб мы брюхо не пропороли! — сказал боцман… А я всё стоял и оглядывался. Там сзади ходила во тьме чёрная грозовая туча, клубился на волнах липкий солёный туман, и посреди него, в лодчонке, мальчуган — хоть негритёнок, хоть турчонок — всё подавал и подавал корабельному народу сигналы — один длинный, два коротких…»

С любовью и юмором, без тягучей сентиментальности, пишет Коржиков о «братьях наших меньших». На тропическом острове матросы покупают крокодильчика. Крокодилыч, как его назвали, быстро освоился на корабле, радовал экипаж забавными проделками. «Мы с ним ещё повеселимся, поплаваем, посмотрим на Африку, на Америку», — мечтал повар Вася. Но когда пароход покидал островок, Крокодилыч прыгнул за борт и поплыл обратно — домой. «Вася вздохнул, покачал головой: — Ни в Америку, ни в Африку не захотел… Удивительно дело! — А что ж тут удивительного? Америка — она, конечно, Америка, Африка — Африка. Но, видно, и крокодилу — хоть он и крокодил — всё-таки родная речка дороже».

Гайдаровские рукавицы

Зимней порой в начале 30-х годов Виталий Коржиков вместе с мамой ехал к отцу, который тогда был начальником жилого строительства на «стройке века» — в Магнитогорске.

«Ночью я выскользнул из купе и пошёл по своим мужским делам, — вспоминал Виталий Коржиков. — Вернулся — смотрю: вместо матери какая-то усатая морда. Ну, я заорал, сверху спрыгнул человек в галифе и шерстяных носках: «Чего орёшь?» Взял со столика апельсин, сунул мне в руку, потом отвёл к моей матери в купе… Когда мы приехали на Магнитку, было ветрено, холодно. На перроне нас встречал отец, подхватил меня на руки. Подошёл тот военный, к которому я попал в купе, поздоровался с отцом и взял меня на руки. Увидел, что я без рукавиц, достал из заднего кармана свои и дал мне. Только потом я узнал, что это был Гайдар, который приезжал на Магнитострой».

Вот такое благословение получил Коржиков от Гайдара. Как будто вместе с рукавицами замечательный детский писатель передал другому — будущему — писателю основные заповеди: любить и беречь этот мир, учить ребят добру и справедливости. Гайдаровские рукавицы в войну пропали. Но их тепло Коржиков сохранил на всю жизнь. Оно, это тепло, в его книгах.

Кораблик совести

В начале давнего пути,
в начале повести
 ты подхватил меня: «Лети!» —
кораблик совести!

Ты подхватил. А век дрожал,
а век неиствовал.
Но ты на совесть курс держал,
своё насвистывал.

Нам рано выпало мужать
в сплошной бедовости.
Зато мы знали: так держать,
кораблик совести!

И там, где в ярости крепчал
Заряд свинцовости,
И ты под рёбра получал,
Кораблик совести!

И нам под вызов: «Не скули!» —
Неуспокоенный,
не раз случалось на мели
Хлебать пробоиной.

Но сколько б в жизни ни хлебал,
Дитя рисковости,
Ты выплывал, ты выгребал,
Кораблик совести!

Ты не был служкой воротил
При густопсовости,
Хоть часто мачтами платил,
Кораблик совести.

Ты выносил не раз меня,
Чтоб с жизнью встретиться.
Три ходовых твоих огня
Повсюду светятся.

Быть может, я в конце пути,
Не лучшей повести,
А ты плыви! А ты лети,
Кораблик совести!

Кто б нам ни прочил укорот
В лихой суровости,
Живёт народ,
Пока живёт
кораблик совести!