Начну с самого главного. Я, как и все те, кто читает эти строки, - «биологический отход». Так считают наши законы. Во всяком случае, я был им чуть больше 30 лет назад. Я в хорошей компании – в 1799 году «биологическим отходом» был Александр Сергеевич Пушкин.
Я не могу понять этой страшной логики. Допустим, человек должен родиться 1 января. Означает ли это, что 31 декабря в 23 часа 59 минут он еще не имеет права на жизнь, а на следующий день его уже защищают государственные законы, и никто не может его просто так выкинуть в мусорную корзину? Неужели 1 день или 2 месяца до рождения ребенка дают кому-то право его убивать? Я сейчас не буду пускаться в долгие разговоры о плохих родителях и сложных жизненных условиях. Я хочу, чтобы каждый из нас услышал главный вопрос, обращенный и ко мне лично: «Способен ли я, Андрей Зайцев, при каких-то условиях на убийство человека?»
К сожалению, возможно ответ мой будет положительным. В нежелательной мне трагической ситуации, когда нужно будет выбирать между жизнью моей жены и моего будущего ребенка, я не могу выбрать ребенка. Это ужас, которого я никому не желаю.
Но вряд ли все двести человек, чьи дети остались лежать в мусорных баках, стояли перед этим нечеловеческим выбором. Скорее всего, они послушались «умных» советов о том, что не нужно спешить заводить детей, что сперва нужно сделать карьеру, купить машину или просто пожить для себя. Их убеждали в том, что человек, живущий какое-то время в них – просто мусор, от чьего появления могут расстроиться родители или уволить с работы. Эти разговоры – часть нашей повседневной жизни. Мы не обращаем на них внимания, мы с легкостью кидаем вслед многодетным семьям упреки в том, что они не умеют пользоваться презервативами, мы не готовы пустить в свою жизнь другого человека.
Как любой будущий отец, я тоже боюсь, что мне будет тяжело, что я не заработаю достаточно денег на семью, что мне тяжело будет спускать коляску с 5 этажа без лифта. Когда в моей семье появится долгожданный нами младенец, я не знаю, как я себя поведу – возможно, буду скандалить, стану совсем нервным, но я знаю одно – я изо всех сил буду стараться дать своему сыну или дочери все лучшее, на что способен. Вот уже четыре годы мы хотим, чтобы в нашу семью пришло это чудо. Я стараюсь поддерживать свою жену, говорю ей о том, что наша любовь не зависит от наличия детей, но внутри себя я очень хочу, чтобы мой род не окончился на мне. Я понимаю всю ответственность этой роли, я помню слова Владимира Легойды о том, как он, взрослый мужчина, переживал, когда заболела его дочь. Я благодарен ему за то, что он написал об этом целую колонку, и я знаю, что для него, его дочка никогда не была и не могла быть «биологическим отходом». В моей голове не укладывается, что человека можно любить по щелчку пальцев, и что любовь эта начинается одновременно с выдачей свидетельства о рождении или повязывания бирки в роддоме. Прав мой коллега Александр Ткаченко, высказавший мнение, что можно выбросить в корзину все достижения науки о внутриутробной жизни младенца, если мы до рождения считаем ребенка биомассой. В этом случае нам остается сделать лишь следующий шаг – сбрасывать некрасивых детей, уродливых взрослых и немощных стариков со скалы. Во всей этой ситуации я обвиняют только самого себя - больше 20 лет я нахожусь в Церкви, больше десяти лет занимаюсь журналистикой, учил детей в школе, преподаю в ВУЗе. Многие люди, считающие себя верующими и порядочными, тоже где-то трудились. Получается, что все это время каждый из нас не нашел слов, чтобы объяснить людям, что нельзя выбрасывать детей в мусор. Вся страна не нашла этих слов, чтобы поддержать женщину, готовую сделать аборт от этого шага. Мы, христиане, не смогли рассказать молодому отцу, что не нужно бояться собственных детей, и он настоял, чтобы его невеста или жена сделала аборт.
Есть ли выход из этой ситуации? У меня нет ответа на этот вопрос. Я очень хорошо помню слова митрополита Антония Сурожского о том, что некоторым детям со страшными врожденными пороками лучше и не рождаться на свет. За эти слова владыку очень сильно ругали, но они были сказаны в конкретном интервью при ответе на заданный вопрос. Но в отличите от митрополита Антония, мы не воспринимаем аборт как ужас, как убийство, мы стали рассматривать его как рутинную процедуру. Если открыть газеты с рекламой, то аборт на поздних сроках будет стоить гораздо дешевле, чем систематическое лечение от бесплодия или ЭКО. Не может такого быть в нормальном обществе.
Убийство не может быть доступнее для людей, чем возможность подарить жизнь другому человеку.
В противном случае мы действительно становимся биологическими отходами, несмотря на факт собственного рождения
