Один герой французской книги, когда возлюбленная предпочла ему другого, пошел и застрелился прямо у нее под дверью, за которой она укрылась со счастливым соперником. И пуля вынесла ему кусок черепа, оставив рану в виде карты Африки. И эта картина так впечатлила несчастную возлюбленную, что она уже никогда не могла быть счастлива с другим. Название книги я сейчас, спустя 28 лет, не могу вспомнить (хотя автора смутно предполагаю), но рана в виде карты Африки долго мучила меня кошмаром, как ту возлюбленную, да и сейчас первым делом приходит на ум, когда задумываешься о несчастной любви.
Фото Андея Черкасова.
Вторым делом — выстрел Карандышева: «Так не доставайся ж ты никому!» — и нож Алеко: «Умри ж и ты!»
В общем, все умерли.
В фильмах и книгах герои от несчастной любви десятками и сотнями сходят с ума, вешаются, травятся, топятся или убивают возлюбленных. Так что уже в юности ты понимаешь: несчастная любовь решительно несовместима с жизнью. И когда она на тебя обрушивается в первый раз, кажется, что и в самом деле несовместима: похоже, только ощущение своей непоправимой вины может породить душевную боль такой остроты, или, может быть, смерть близкого человека. Если сравнивать с физической — ну, не знаю: печеночная колика подойдет? Или роды? Боль так скручивает тебя, что ни дышать, ни думать: ты целиком превращаешься в боль, и все мысли уже только о том, как прекратить эту пытку.
Это ведь в самом деле боль утраты: в безответной любви ты теряешь свою мечту о счастье, надежду на него, ощущение близости. Особенно страшно, когда это не юношеская безответная влюбленность, а взрослый уход, разрыв, развод после многолетних отношений. Это в самом деле смерть, и даже не маленькая смерть: ты хоронишь добрую половину себя, закрываешь дверь за ушедшим в прошлое этапом жизни
И переживаешь несчастную любовь так, как переживаешь всякую утрату: через горевание. Через шок, через гнев, отрицание, чувство вины. Но если не застрять в них, не бежать под дверь возлюбленной с пистолетом, не рыться в смс-ках любимого в поисках улик, — придешь, наконец, к чему-то новому: умиротворению, успокоению, к самодостаточности и новым ориентирам.
Тогда, может быть, поймешь и ответишь себе, где же граница между любовью и зависимостью, во что обычно упирается всякий разговор о зависимости. А вот она: не требовать ничего взамен, не ожидать ответа, не мечтать о взаимности, не придумывать — за другого — свое будущее с его участием; жить не его жизнью, а своей, уважая его право на самостоятельный выбор. Не принуждать, не насиловать, не шантажировать, не брать на жалость. Жить и продолжать любить — как Пушкин заповедал — безмолвно, безнадежно, искренно и нежно. «Как дай вам Бог любимой быть другим» — это формула любви без зависимости.
Некоторые психологи утверждают: в юности у человека обязательно должна случиться любовь, и она обязательно должна быть несчастной: это завершает формирование души и выводит из щенячьей юности с ее безудержным «хочу» во взрослую жизнь. Взрослый человек, не переживший несчастной любви, так же безобразен, как ребенок, ни в чем не знающий отказа, не понимающий слова «нет» и с визгом, топотом и киданиями на пол доказывающий мирозданию, что оно обязано выдать ему конфету, не то щас получит. «Не фрустрированных» детей нигде не любят, говорил этолог Конрад Лоренц.
Ребенок грозит маме истерикой и бьется головой о пол; у взрослого те же приемы, разве что арсенал богаче и последствия страшней. Уметь любить без взаимности — это очень взрослое умение. Понимание, что не будет так, как хочешь, что не твоя воля правит в этом мире, а Господня, — это взрослое понимание.
Несчастная любовь — твердое «нет» в ответ на наше «хочу»; чужая свобода, которая ограничивает нашу. Твердое «нет» еще и не все понимают. То чужой муж обрывает все офисные телефоны и караулит на вахте ушедшую от него жену. То молодой человек устраивает знакомой барышне домашний арест и перлюстрацию почты и телефона: не дай Бог куда-нибудь одна пойдет и на кого-нибудь заглядится. То иная барышня караулит любимого на всех путях его, даром что любимый от нее уже шарахается. «Тебя излупят плетками, и ты полюбишь меня, как миленькая», сказал один несносный принц в старом советском кино.
Несчастная любовь — это горькое лекарство, отрезвляющая пилюля: не все будет так, как тебе хочется.
Пройти, пролезть через это узкое место, переждать темноту, перемучиться — потом станет легче.
Дни мчались; в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окны, камелек
Он ясным утром оставляет…
И кто не сделается поэтом, не умрет и не сойдет с ума, тот доживет до весны, освободится от боли и сможет жить дальше.
А любовь никуда не денется — так и будет ныть, как старая рана. Как привычное «жало в плоть», данное Апостолу Павлу, «чтобы не превозносился». Как цветаевская «боль, знакомая, как глазам — ладонь, как губам — имя собственного ребенка».
Кому дана несчастная любовь, кому неизлечимая болезнь, кому утрата; у каждого свое жало в плоти, свой крест по силам. Несчастная любовь — еще лучший из них, счастливый на самом деле: все живы-здоровы, только не все выходит, как хочется.
