Этику Нового Завета часто воспринимают как нечто простое и заурядное. Иногда ее даже ставят в ряд с другими нравственными учениями, настаивая на том, что Христос — всего лишь один из многих «учителей добра». Насколько правомерны такие заявления? К чему на самом деле призывает евангельская этика? Каково значение идеи жертвенности в Новом Завете? Можно ли соотнести этические требования к ученому и к обычному человеку? На эти вопросы отвечает Уильям Лоадер, профессор Нового Завета Университета Мердока (Западная Австралия).
Интервью было взято в рамках Седьмого симпозиума восточноевропейских и западных исследователей Нового Завета (Seventh East-West Symposium of New Testament Scholars), который был организован Общецерковной аспирантурой и докторантурой имени святых Кирилла и Мефодия (Москва 25 сентября — 1 октября 2016 года).
Итак, я хотел бы начать с достаточно наивного вопроса. Он касается не сколько этики Нового Завета, сколько этики вообще.
Хорошо.
Люди часто говорят, что все религии учат в общем-то одному и тому же: нельзя воровать, нужно быть честным и так далее. Как вы думаете есть ли нечто совершенно особенное, незаурядное в том этическом учении, которое мы встречаем в Евангелии?
Я думаю, что ответ на этот вопрос отчасти восходит к самому служению Христа, которое в свою очередь необходимо рассматривать в разрезе духовной традиции иудаизма. А эта традиция существует в рамках определенных ценностей. Поэтому здесь мы видим так много заповедей, важнейшие из которых касаются любви к ближнему и к Богу.
Сейчас во многих религиях в основании этического учения лежит так называемое золотое правило: «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Это правило восходит к Иисусу, а значит, и к иудаизму. Но дело в том, что сам Христос радикально интерпретирует это золотое правило, так что оно начинает применяться не только к тем, кто тебе дорог, но также и к тем, кто по отношению к тебе враждебен, кого принято называть «отбросами общества», а если исходить из Евангелия — к так называемым мытарям и грешникам. И один из дискуссионных вопросов, который возникает здесь, связан с тем, что Христос не видел этического противоречия между заботой о святости, то есть религиозной чистотой, и состраданием к падшим людям. Более того, Христос даже отдает большее предпочтение состраданию. Как Он и сказал однажды: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Думаю, этот факт сообщает нам нечто особенное об учении Иисуса и ранних христиан. Ведь поначалу это было движение внутри иудаизма, но когда христиане начали проповедовать Евангелие не иудеям, возникла проблема, очень показательная. Поначалу ранние христиане считали, что для того, чтобы не евреи могли стать частью Церкви, им необходимо было проходить через обряд обрезания. Но затем случилось нечто такое, что в принципе должно было случиться, если следовать духу учения Христа. Конечно, если бы христианская община была малочисленной, не произошло бы никаких изменений. Но желающих креститься с каждым днем было все больше и больше. И тогда апостолы приняли такое решение, как бы говоря: «Сострадание и забота о людях — самое важное. Нам необходимо внести коррективы. Теперь, минуя требование 18-й главы книги Бытие, мы не будем требовать от обращающихся обрезания». А ведь сам по себе этот обряд был большой проблемой для многих верующих. Иисус ничего не говорил касательно этого, но, в моем понимании, Его руководство Церковью как раз и предопределило отказ от этого обряда. В этом и заключается вся суть евангельской этики. Она раскрывается в идее сострадания.
То есть можно сказать, что Христос приносил изменения не столько своими словами, сколько своими поступками?
Думаю — и то и другое. Ведь в Евангелии есть такие эпизоды, которые описывают его поступки, и они, как правило, заканчиваются его словами. Одну Его фразу я уже процитировал: «не человек для субботы, а суббота для человека» или «не здоровые нуждаются в докторе, но больные». Эти слова Христа связаны с тем или иным эпизодом, где Спаситель и поступает по-новому. Вместе они дают полную картину новозаветного учения. Можно привести другую Его фразу: «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека».
В таком случае есть другой вопрос. Те, кто не очень хорошо знаком с христианской традицией, и даже те, кто частично связан с ней, как правило, говорят, что этика здесь простая: она касается самоограничения, подчинения авторитету, усердной работы, и так далее. Христианское благочестие, с одной стороны, очень популярно, а с другой — встречает серьезную оппозицию. Как вы считаете, является ли это основным посылом новозаветной этики?
Думаю, очень трудно говорить о самом Христе, игнорируя понимание контекста эпохи, в которой Он жил. Это было время социальной турбулентности, время, когда люди находились под давлением римского владычества, косвенно и через Ирода Антипу, и через других римских марионеток. Я бы не сказал, что Галилея была на тот момент страшно бедным регионом, но здесь была нищета. Что это означало? Если вы были больны чем-то, значит, вы были бедными. Если вы были инвалидами — тоже. И это была не только экономическая бедность. Всеобщее чувство беспомощности было настолько сильным, что буквально каждый человек чувствовал необходимость перемен. В ответ на это во времена Иисуса возникло множество общественных течений, которые пытались принести эти перемены. Некоторые из них были даже военными. Стали формироваться террористические группировки, которые пытались подорвать власть римлян в этом регионе. Другие движения декларировали идею большего религиозного благочестия с более строгим исполнением иудейского закона. Другие фактически предлагали идею добровольного выхода из общества, для того чтобы достигнуть такой святости, когда уже Сам Бог пошлет иудейскому народу Свое спасание, даст ему долгожданную свободу. Можно вспомнить и Иоанна Крестителя, который говорил: «Божья милость призывает всех, и каждый должен быть погружен в реку Иордан, чтобы принять Крещение». И затем приходит Христос и провозглашает: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Именно Христос приносит новое видение. И это очень важный момент с точки зрения этики. Речь уже не идет о формальном соблюдении заповедей. Иисус приносит нечто совершенно новое. Больше всего он любит говорить об этом как о празднике, на котором будет место каждому, даже самому последнему грешнику. И это новое, неслыханное до того видение Христа было повесткой каждой Его дня. В этом новом видении — все, что происходит с обществом и внутри него должно измениться. Именно поэтому часть римлян сразу глубоко прониклись христианством. Оно радикально поставило под сомнение существующий порядок вещей. При этом я не думаю, что Христос в своем учении был хоть как-то мотивирован каким-то политическим подтекстом. Но при этом его беспокоило нечто большее, чем нравственность индивидуального человека. Он стремился принести действительные перемены, которые должны были восстановить людей, исцелить их от болезни, смерти. В этом и заключается вся сущность христианской надежды и самого служения Христа. Его служение должно было окончательно изменить жизнь общества. Воплощением нового видения Христа, которое Он принес в мир, стало таинство Евхаристии. Он приносит Самого Себя в жертву в этой новой перспективе, этому новому жизненному эталону. Он проливает Свою Кровь, умирает на Кресте. И затем Он повелевает своим последователям вкушать Его Тело и Кровь — не только ради Богообщения, но и ради приобретения такого же видения, в котором на Земле теперь есть справедливость и есть мир.
Вы упомянули жертву, которая безусловно является центральной идеей Евангелия и Библии?
Да.
Для многих людей этика и жертвенность — фактически одно и тоже. Да, мы грешники, но мы очищены Его Кровью, Его Жертвой. Однако вы упомянули жертвенность именно в контексте евангельской этики.
Да.
А как по-вашему идея жертвенности соотносится с этикой? Могут и они вообще быть согласованы?
Я думаю, что один из самых интересных моментов в Новом Завете касается истории ранних христианских обрядов, как примерно и пишет апостол Павел: существуют разные способы, чтобы пережить в себе значимость крестной смерти Иисуса. Иногда древние христиане говорили: «Его смерть — это жертва за всех людей». Возможно, сегодня мы уже не так понимаем то, что такое жертвенность, но сейчас мы могли бы если не повторить эту фразу, то хотя бы настаивать на том, что Его смерть повлияла на что-то, Его смерть что-то изменила. Подчас древние христианине говорили о жертве как о жертве умилостивления, вспоминая древний иудейский праздник Пасхи, который сам по себе изначально символизировал не искупление, а воспоминание о свободе, которую получил иудейский народ после долгих лет рабства в Египте. Идея жертвы для древних христиан была укоренена в смерти Иисуса Христа. Но и смерть Спасителя сама по себе ничего не значит без Его жизни. И очень важно, я полагаю, понимать, что поэзию нельзя втиснуть в рамки догматической системы так, чтобы всё было подогнано друг к другу. Это похоже на отношения влюбленных: ты говоришь другому о своей любви, но ты же не захочешь, чтобы он превратил эти слова в некоторое систематическое учение. И вот одни вслед за Павлом скажут: «всё определила смерть Иисуса». С другой стороны уже в период служения Спасителя многие получали прощение грехов через Божию благодать, Его словом. А в Евангелии от Марка, например, Иоанн Креститель всех без исключения призывал к покаянию, омывая их грехи в водах Иордана. Потому если мы будем полностью сосредоточены только на смерти Иисуса и будем смотреть на его учение только через призму прощения грехов, мы тем самым рискуем упустить многое из Евангелия. Апостол Марк мог бы сказать: «Прощение грехов — не самое важное, что было сделано Христом. Ведь Иоанн Креститель уже дал это людям. Христос стоит перед проблемой куда более сложной, глобальной: перед ним проблема не индивидуального греха, а социального, общечеловеческого». И именно в свете этой всепроблемы в древности и воспринималась сакральная идея жертвы. Возможно, сейчас для нас это уже не так актуально — при всех сложностях, связанных с различными культурными столкновениями, — но важно, что, говоря о христианской этике, мы должны помнить не только о смерти Спасителя, но и о Его жизни.
Разделение здесь недопустимо.
Вы упомянули общество.
Да.
Многие могли бы сказать, что этика-то как раз и касается именно общества. И она не обязательно должна лежать на основании каких-то сверхъестественных заповедей. Людям просто нужно быть в мире и согласии между собой, и этика подсказывает для этого различные пути. Ведь это можно вывести и из того, что вы говорили ранее о Римской империи и о Галилее. Можно ли сказать, что все эти проблемы относятся к аспектам светской этики? Ведь именно она показывает, как людям необходимо жить вместе, или все же можно утверждать, что проблемы коммуникации в обществе также связаны с идеей Божественного спасения?
Да. Вы вправе использовать такой аргумент, когда рассматриваете этику вне религиозного поля. Я думаю, что возможно, это и правдиво, особенно если принимать во внимание золотое правило. Сейчас это правило существует как в религиозном сознании, так и вне его. Но в христианской и иудейской традициях вы не можете отделять общество от того, что оно в себе несет — то есть организованное взаимодействие между людьми. Есть нечто такое, что определенным образом шире и глубже охватывает нашу оценку поведения других людей — это не просто моя заинтересованность не поступать с тобой плохо, чтобы ты потом не ответил мне взаимностью. Если исходить из книги Бытие, из идеи творения мира, мне уже нужно будет рассматривать эти проблемы в богословской перспективе. Здесь — Бог имеет значение. И Бог — Творец. И его творение — это благо, оно хорошо и прекрасно. А это уже определенным образом оказывает воздействие на наше восприятие другого человека, выходя таким образом из только этического проблемного поля. Ведь в таком мировоззрении другой человек — такое же творение Божие, как и ты. А значит, и мотив нашего поступка меняется.
Думаю, что на сегодняшний день мы должны осознать, что в нашем обществе есть много людей, для которых любовь и сострадание — не просто слова. Например, это становится наиболее актуальным, когда мы сталкиваемся с беженцами, с людьми, которые потеряли свой дом. Или когда мы сталкиваемся с расизмом, сексизмом, с теми кто дискриминируется по тем или иным причинам. Мы должны осознавать, что Божий Дух, если хотите, инкогнито уже присутствует в том обществе, где эти ценности соблюдаются. И понимание это приходит тогда, когда мы обращаемся к истории Богообщения, к истории Божьего народа, и особенно когда мы обращаемся к личности Иисуса Христа.
Да, но кто-то может возразить: «Мы живем уже в XXI веке. Все изменилось. Общество изменилось. Наука продолжает делать свои открытия. Применимы ли в таком случае старые этические нормы того общества, в котором было рабство, которое было патриархальным?
Отвечая на этот вопрос, я позволю себе кое-что прояснить. Очень важно то, что мы читаем древние тексты в том контексте, в котором они были написаны. Если так можно выразиться, предельно важно в любых человеческих взаимоотношениях, чтобы люди говорили на одном и том же языке, подразумевали одно и тоже. И при этом нужно осознавать и наличие определенных ограничений. Я не могу в полной мере понять вас, потому что вы, как личность, отличны от меня. И если я захочу понять вас лучше, мне нужно будет узнать что-то о вашем прошлом, о том, как вы воспитывались. Если я начну принимать ваши слова за чистую монету, не углубляясь в то, что за ними может стоять, я более чем уверен, что буду воспринимать их не так, как вы. Ваши слова я буду понимать по-своему. То же самое касается прочтения древних текстов: мы обязаны учитывать контекст. Например, для понимания общественных отношений в древнем обществе рассмотрим положение женщины.
Большинство мужчин в древней Греции, Риме или Иудее женились, когда им исполнялось 30 лет. Как правило, они женились на девушке, которой было едва 15. Что, исходя из этого, мы можем понять? Причина, по которой существовал такой обычай, была связана с тем, что отцы, которые были обеспокоены судьбой своих дочерей, не хотели, чтобы они беременели вне брака. И как только у них начинались месячные, они старались сразу же выдать их замуж. В итоге получалось такое возрастное неравенство в браке. Многим мужьям их жены годились в дочери. Плутарх писал: «Обращайся со своей женой, как с дочерью. Обучай ее всему». И именно ТАК МУЖЬЯ РАССМАТРИВАЛИ СВОЮ СЕМЕЙНУЮ РОЛЬ. Они должны обучать свою супругу. Многие мужчины приходили к заключению, что не только их молодые жены еще пока не зрелы, но и все женщины вообще не так зрелы, не так развиты, не так образованны, как мужчины. Такой общественный контекст, где в семье присутствовало такое возрастное неравенство, — благодатная почва для дискриминации женщин. Конечно же, она не могла быть руководителем. Потому что женщина — это образ мужчины, а мужчина — образ Божий. И подобное, например, вы можете найти в книге Бытие и в традиции античной Греции. Да, мы имеем право говорить: «Мы понимаем почему было такое отношение к женщинам». И сейчас, в XXI веке, мы можем увидеть недостатки такого отношения и утверждать, что это неправда. Что они не менее достойны, чем мужчины, и что интеллектуально они стоят с нами наравне. И теперь, осознавая это, понятно, что такое отношение должно быть пересмотрено, и не только оно, но и многое другое. Понимая, откуда появились те или иные общественные установки прошлого, теперь, с новым знанием и в новом контексте, мы способны сделать и новые выводы. Ведь и в эпоху ранней христианской Церкви произошел подобный пересмотр. И мы об этом уже говорили, когда возникла проблема с тем, что в христианство стали обращаться люди вне иудейской религии, то есть язычники. Тогда древние христиане приняли решение упразднить все основные ветхозаветные ритуалы. Они стали для новообращённых необязательными. Почему? Потому что этого требовало сострадание, а сострадание — это самое главное в Священном Писании. Сострадание — это и есть главная этическая ценность Библии. Вокруг него устраивается весь строй христианской нравственной мысли. А разве для нас теперь сострадание не актуально? Вопрос риторический.
Прекрасный пример. Спасибо. И, наверное, последний вопрос, несколько личного характера. Сейчас все больше и больше обсуждается вопрос об этическом аспекте научного исследования и самой науки, верно?
Да.
Чувствуете ли Вы какое-то напряжение или даже конфликт между этическими требованиями научного и академического сообществ и этикой Нового Завета?
Моя герменевтика, мой подход к интерпретации текстов, в частности текстов Нового Завета, связан с тем, о чем я уже говорил: как я отношусь к людям, так я отношусь и к текстам, к тому что написали люди 2000 лет назад. И в науке и в жизни должны применятся одни и те же принципы. Если я уважаю личность другого человека, я должен научиться слушать его на его языке, и я должен постоянно искать путь к пониманию его высказывания. Я должен со смирением признать, что не могу знать всего. Мне это и не нужно. В этом заключается мое этическое долженствование — слушать другого. Так я смогу устранить белые пятна в своем знании. Поэтому для меня причастность исторической науке означает тоже самое, что и отношение к другим людям. То отношение, которое требуется от меня к моей жене, к моему общению с другими людьми, в равной мере относится и к изучению древних текстов. Я должен дать им звучать так, как они изначально звучали.
Как обычно говорит мне моя жена: «Пожалуйста не выбирай, что тебе слушать, а что нет. Старайся понимать то, о чем я тебе говорю. Пытайся понять то, что стоит за моими словами, и не думай, что знаешь обо мне все. Иначе любви между нами не будет». Я убежден: общение с человеком приравнивается к этическим требованиям научного познания.
Спасибо Вам большое.
Спасибо Вам.
Было очень интересно слушать Вас.
Спасибо.
И, быть может, напоследок Вы хотите сказать несколько слов Вашим русским зрителям?
С удовольствием. Прекрасно оказаться здесь — в России. Я несу обязанности в сообществе изучения Нового Завета — разрабатываю программы международных инициатив в этой области. В прошлом школы, исследующие Новый Завет, по большей части находились в Западной Европе и в Северной Америке. Сейчас все изменилось. Мы стали признавать и восточных ученых. Я, например, из Австралии и работаю с комитетами не только из Восточной Европы, в частности и из России, но также и из Африки, Латинской Америки, со странами Карибского бассейна и Азиатского и Тихоатлантического регионов. Две недели назад я был на похожей конференции в Индии. Очень важно, что мы встречаемся вместе, объединяя наши подходы к исторической науке, при том, что большинство из нас — носители христианской традиции. Слушая литургии, проповеди, экскурсии на различных экспозициях, мы становимся еще ближе. Я очень ценю предоставленную мне возможность вновь стать участником этого дела.
Спасибо.
