В карельской тайге, на берегу озера, в большом деревянном доме живут муж и жена. Он – по образованию физик-ядерщик, основатель и директор Водлозерского Национального парка, а теперь еще и священник. Она – филолог, научный сотрудник парка. Пятнадцать лет назад они, молодые и талантливые люди, приехали в Водлозерье – изучать и возрождать местную культуру и быт
...Священник Олег ЧЕРВЯКОВ окончил Харьковский государственный университет. Защитил диплом по теме "Математическое моделирование эколого-экономических систем". В 1989 году приехал в Карелию, работал в Костомукшском природном заповеднике. В 1991 году по инициативе и по проекту Олега Червякова был создан Водлозерский Национальный парк, площадью 5000 квадратных километров в Карелии и Архангельской области. Госкомитет по охране природы назначил его директором парка.
В 2004 году был рукоположен во священника. Живет и служит в Водлозерье – на Ильинском погосте и в деревнях Куганаволок и Варишпельда.
Наталья ЧЕРВЯКОВА - филолог по образованию, научный сотрудник парка. Родилась в Петрозаводске. Живет в деревне Варишпельда, ведет домашнее хозяйство, поет на клиросе, пишет научные статьи и публицистику.
Осень
Наш вертолет летел над золотой осенью. В карельской тайге это время может свести с ума. Густота золота и пурпура. Вечная зелень сосны уходит в тень. Протяжные щедрые леса перемежаются тугими болотами, гибкие реки – озерками. А воздух пропитан чуть подмерзшими, пряными травами, увядающими после короткого лета. Лихорадочно ищешь эпитеты – все не то. Метафоры – впустую. Мы приземлялись на разных островах Водлозерского Национального парка. Травы – по грудь. Росы – по колено. Тишины – до неба.
Мы приехали, чтобы познакомиться с Натальей и Олегом Червяковыми. Они живут на территории Водлозерского парка. Оставили город, уехали почти в самую глушь, в заброшенную деревню на берегу Водлозера. Почему?..
Прежде чем поселиться здесь, Олег Червяков изъездил пол-России в поисках мест, не тронутых людьми. «Была у меня такая юношеская мечта – найти нетронутый лес, – объясняет он. – Было тягостное чувство какой-то безысходности. С одной стороны, в отчетах советского времени постоянно рапортовалось об успехах сырьевых заготовок. А с другой, было ясно, что леса нещадно вырубаются. И хотелось что-то сделать в их защиту.
Оказавшись в Карелии, я увидел, что русский Север – это не только удивительная природа. Это – уходящая цивилизация деревенской Руси. Старые разрушенные храмы, покинутые деревни... Эту культуру мы почти уже потеряли. Ее последние следы были и здесь, на Водлозерье.
У Пришвина есть повесть "В краю непуганых птиц" – о том, как людям удалось уйти из большого мира и наладить общежитие в условиях дикой северной природы. Действие разворачивается именно в этих местах. Можно сказать, что эта повесть меня вдохновила. Я подумал, что в современных условиях это тоже возможно. Вопрос был не только в том, как сохранить нетронутым лес, но глубже – как восстановить утраченную гармонию между человеком и природой. Охранным щитом мог стать национальный парк дикой природы. Стало ясно, что на Водлозерье необходимо создать такой парк.
Эта идея много обсуждалась на высшем уровне. Были и сторонники, и противники. Это ведь огромный массив леса, а лес – источник сырья… Чтобы обосновать необходимость создания парка, пришлось собрать целый научный коллектив (который с тех пор успешно работает). Я учился тогда на последнем курсе университета. Тема моего диплома из области ядерной физики ушла в другую, более близкую сферу. На защиту была представлена математическая модель создания первого в мире ноосферного национального парка, который должен был стать моделью устойчивого, гармоничного сосуществования человека и природы.
Потом, по направлению Главного Управления заповедного дела России, я приехал в Карелию, в Костомукшский национальный заповедник, чтобы работать над научным обоснованием Водлозерского парка. Через год правительство России одобрило проект и учредило первый на русском Севере национальный парк – Водлозерский. Меня назначили директором…
Я вот еще о чем думал. Мы, современные люди, стали полностью зависимыми от того искусственного мира, который создали и который называем цивилизацией. Мы разучились работать на земле и жить от природы, стали беспомощными. Случись, не дай Бог, кризис с электричеством – и все, жизнь остановится. А следом за разрывом с природой наступил еще один – человечество отошло от Бога… И вот теперь мы мечемся в поисках утраченной гармонии. Увидев русский Север, я понял, что здешняя культура была ответом на все эти вопросы. Здесь люди жили в согласии с Богом, с природой. И с самими собой».
Олег Васильевич с супругой Натальей пытаются жить на Водлозерье так, как испокон века жили здесь люди. У них большое хозяйство: овечки, козы, две лошади, корова. Огромный дом из сосновых бревен, построенный своими руками, по всем традициям деревянной архитектуры. Вода – из озера, хлеб – из печи, электричество – от генератора, который запускают лишь самым поздним вечером и в основном для гостей. Сами они любят жить при свечах.
Словом, совсем крестьянский быт. Но на вопрос об этом Олег Васильевич ответил иначе: "Я недостоин называться крестьянином – это слишком высокое для меня звание. Современному человеку многое недоступно из того, что было естественным знанием и навыком наших предков. Утрачено это наследие северного крестьянского быта и мудрости, жизни от земли, хождения перед Богом…".
Крестьян вывезли с Водлозерья в 50-е годы ХХ века. Рас-ставили, рас-садили по колхозам и рыбацким поселкам. Крестьяне были вольнодумствующим классом, умудрившимся сохранить православную веру, самобытность, глубокие традиции – и другие “рудименты общественного сознания”. Советская власть боролась с вольнодумцами. Вот и не стало деревень Варишпельды, Лузы, Калакунды, Канзанаволока… И еще десятков поселений с музыкальными именами. Опустели деревянные срубовые дома, брошенные впопыхах собиравшимися крестьянами (на сборы в иных случаях давали сутки:, с собой – по одной поклаже в руки, по две головы скота на семью. Сверх того брать запрещалось). Просели стены часовен, обрушились кровли храмов, многие из которых – настоящие шедевры деревянного зодчества русского Севера, известного во всем мире… Охранялся, реставрировался и поддерживался государством только архитектурный ансамбль острова Кижи, а его ближайшие соседи, и в том числе Ильинский погост на Водлозере, также памятник архитектуры федерального значения, были заброшены и разрушались.
Теперь Водлозерский парк выглядит Ноевым ковчегом среди повырубленной карельской тайги. Но уникальность этого места не только в том, что здесь охраняются леса. Червяковы приехали сюда еще и затем, чтобы возрождать деревенскую жизнь. И своим опытом могут засвидетельствовать: современному человеку это под силу.
Со временем стало ясно, что возрождение края возможно только через общину, традиционную приходскую жизнь. И потому здесь восстанавливают заброшенные храмы, часовни, устанавливают поклонные кресты на островах, соблюдают круг старинных праздников.
Олега Васильевича рукоположили, он стал сельским священником. Теперь отец Олег – стержень православной жизни на Водлозере. Наталья помогает ему, чем может: читает и поет на клиросе, принимает гостей, объясняет новым прихожанам, что к чему, ведет домашнее хозяйство. Но жатвы много, а делателей – мало…
«Мы искали единомышленников, – рассказывает отец Олег. – Думали, что нас сразу поймут и поддержат, приедут восстанавливать деревню, крестьянскую культуру, быт… И люди стали откликаться. Приезжали в Варишпельду, восклицали: это же настоящий рай! Но остаться надолго никто пока не смог. В силу разных причин, наверно… Кто-то приезжал в романтическом порыве "жить от земли", но романтики хватало ненадолго. Кто-то бежал из "большого мира" от своих проблем, но вдруг видел, что эти же самые проблемы и здесь его настигают. И все уезжали назад – в город, к своим делам… Мне кажется, что люди были не готовы к духовной работе. Оказывалось, что жить в "раю" – им не по силам…»
Червяковых многие не понимают. Действительно, с рациональной точки зрения их выбор необъясним. Оставить город и жить там, где не только нет мобильной связи, но и до соседей "за солью" не всегда доберешься (в апреле и мае, когда сходят снега, тропинки в лесах между кордонами напрочь затоплены). А вдруг что случится? А не дай Бог, внезапная болезнь…
"Конечно, мне случалось болеть, – говорит Наталья. – Но так получалось, что в это время вблизи непременно оказывался кто-то, кто мог помочь. Отец Олег, при всей своей занятости, как раз дома был, или друзья гостили, или временные жители были в Варишпельде… Но вообще, болею я, слава Богу, нечасто. Может быть, тут просто не до болезней". Эта проворная хозяйка, пока не приехала на Водлозерье, кроме туфель на шпильках, никакой обуви не носила…
…Той осенью мы ни о чем не успели поговорить. Много было дел, много людей, много грибов, много посуды… Но подружиться – успели. Сразу. Мне очень хотелось к ним вернуться...
Зима
Зимою свет и простор кажутся здесь стихией. А зима стоит долго, почти полгода. Замерзает Водлозеро, пороги быстрой реки Илексы превращаются в снежные перевалы. Белое полотно равномерно покрывает и равнины болот, и ели, и высокие лапы сосен, сохраняя и лишь закругляя и утолщая их очертания. Тайга словно веселится нетварному свету, который пронизывает в ней всё и вся, всякое её дыхание…
…Отец Олег, два фотокорреспондента и я выехали на "буране" с санями-прицепом из водлозерской деревни Куганаволок посмотреть близлежащие острова. Зима превращает их в покатые снежные холмы – словно пульсом земли выбитые из бескрайней равнины. Мотор "бурана" вдруг закряхтел, пришлось отправить его в деревню чиниться. А мы, “путники”, остались стоять посреди света и снега, под самым небом. Оно здесь низкое, и кажется, до него недалеко… Крупные снежные кристаллики отражают солнце – на землю словно опустился Млечный Путь. В такие моменты остро ощущаешь: так же, как здесь, посреди снегов, человек перед Богом как на ладони – всегда. В любой момент жизни. Куда бы ни отправился. Откуда бы ни бежал. И почему мы об этом не помним?..
Наш путь лежал в Варишпельду, к Наталье. Туда, где осенним утром мы смотрели на встающий из воды огненный шар. Там пирс длиною в тридцать два шага. С него до горизонта – еще шаг…
В деревне два дома – в одном живет Наталья, хозяин другого приезжает раз в год. Хлев, летняя кухня, баня, столярная мастерская. Часовня в честь Тихвинской иконы Божией Матери. И – ни души. Только Наталья, да гости, если случается их приезд.
Мы оказались там, когда стемнело. Наталья вышла к нам со свечой. Эту свечку видно издалека – окна второго этажа залиты мерцающим сиянием, окна словно перебрасывают огонек друг другу, играют отражением. Удивительная картина: вокруг – ни души, ближайшая деревня на другом берегу, за многие километры. Тишина и ночь. И Наталья. Одна… Как не страшно ей? "Друг-художник, – говорит она, – признавался нам с отцом Олегом: подъезжаешь, видишь перед собою белый мир – как белый шар, и в самой середине – казалось бы, откуда? – дом, а в доме – свеча… Знаешь, важно, чтобы эта свеча была именно – Богу. И тогда совсем не страшно".
Отцу Олегу теперь не удается жить в Варишпельде постоянно. Он – сельский священник, мотор приходской жизни. Он нужен в соседнем Куганаволоке, где строится церковь и образуется община, и на Ильинском погосте, где уникальный деревянный храм XVII века почти полностью уже восстановлен, и в Петрозаводске, где без него не может работать административный центр Водлозерского Национального парка. Куганаволок – по местным меркам действительно "соседняя" деревня, всего в тридцати километрах от Варишпельды, если напрямую через Водлозеро, по воде или по льду. Зимою и ранней весной, пока не треснет лед, дорога эта кажется совсем короткой и прямой – на "буране" (мотоцикл на лыжах и гусенице), сквозь снежное пространство, полчаса – и вот уже дом. Отец Олег часто по-шумахеровски преодолевает этот путь, один или с гостями.
…Зима принесла Наталье пятерых козлят. Целый "букет", как она говорит. Крошечные, ростом с котенка, всем существом доверчивые к людям. Возьмешь такого на руки – прижмется теплой пушистой мордой к твоей груди, вздохнет глубоко… Их мамы, степенные козы Серка и Алиса, кладут головы на колени Наталье и отдают свое молоко, которым хозяйка покормит малышей. "Если бы козлята питались сами, их мамы стали бы давать ровно столько молока, сколько им нужно, и не больше", – поясняет она. Этой мудрости ее не учили, но опыт ведь приходит не из книг.
"Когда отец Олег покупал для нас корову, – рассказывает Наталья, – прежние хозяева, конечно, показали, как ее доить. Насколько смог, он объяснил и мне. Попробовала – вроде бы получилось… Когда отец Олег привел нашу первую козу, его тут же куда-то срочно вызвали. Уезжая, он успокоил меня тем, что знал сам: доить ее примерно так же, как и корову. Я подумала: Бог даст, справлюсь. Если бы мне тогда сказали, что козу доят совсем иначе, я бы даже не знала, что делать. Но все пришло в свое время. Учителями становились сами животные: они терпеливо показывали, чего от меня хотят".
В хлеву у Натальи овечки, лошади, ласковая корова, две козы, козел Королек и козлята. В ее огромном доме чистота, тепло и тишина. Книжные полки под потолок, печка (на которой, кстати, отлично спится), картины друзей-художников, глиняная посуда, иконы в красном уголу… Печь топится раз в день, но тепла хватает надолго. У хозяйки "жесткий график": в семь утра нужно быть во хлеву, всех покормить, подоить, вернуться в дом, растопить печь, поставить готовиться творог, замесить тесто на хлеб, приготовить обед и ужин… В час дня и в шесть вечера – снова в хлев. Накидать сена на день вперед, всех приласкать и одарить сухариком… Испечь хлебы. Непременно, хотя бы на час – сходить в часовню. А потом – еще хозяйские дела… Наталью это не утомляет – радует. Вечерами она частенько работает за ноутбуком над статьями или изучает чьи-нибудь книжные труды. У нее на все хватает времени, между делом она успевает отдыхать, за делами – размышляет… "Настоящее чудо, – говорит она, – как из бесформенного теста, из сырого месива, получается хлеб. Удивительное преображение… Наши предки отлично это понимали". Или, к примеру: "Почему именно творог? Потому что он сотворяется…– рассуждает филолог Наталья. – И никогда не знаешь, каким он выйдет на сей раз".
Весна
Приход весны здесь ощущается сполна. По ночам морозы в минус двадцать, а днем – хоть загорай на снежном насте. Толстая снежная шапка с макушек крыш медленно сползает к бортам – и изливается большими прозрачными сосульками. Наверно, Великий Пост – время, когда душа может стать такой же прозрачной…
Весной Наталья частенько выпускает лошадей искупаться в снегу, погреться на первом жарком солнце. Какая же красота — этот их радостный танец… "Что может быть лучше мартовского света и мартовской радости!" – заметил профессор Юрий Линник, частый гость Червяковых. Наверно, только вечная радость и вечный Свет…
Юрий Линник – местная знаменитость. Философ, историк, поэт, краевед. Он живет в Петрозаводске. Мы приехали к Червяковым, чтобы вместе проделать интересное путешествие – отправиться туда, где три столетия назад стоял самый труднодоступный, самый удаленный от мира монастырь России – Царская пустынька, как называли его в народе, или Свято-Троицкий Юрьевгорский монастырь. Cто километров на "буранах", шесть-семь часов пути по снежным просторам болот и извилистым тропам в таежных лесах…
Известно место, где раньше стояла монастырская Троицкая церковь. Здесь под спудом покоятся мощи преподобного Диодора, основателя монастыря. Здесь теперь воздвигнут поклонный крест. Здесь и алтарь, и храм. Купол – небеса, стены – березки. Здесь, на специальном переносном престоле, по благословению архиерея, отец Олег служил Литургию.
Небо стояло низко и роняло белые хлопья. От снежных сугробов вверх, в тяжелые облака, поднимались стволы берез, белые в черную прорезь. "Как лестница в небо, – заметила Наталья. – Природный иконостас".
…Ночевали мы в избушке, поставленной здесь, при парковом кордоне, специально для гостей. Николай, добрый лесник, угощал нас вкуснейшими оладьями из постного теста и горячим белым хлебом. Он испек его специально для нас и заботливо обернул в полотенце – чтобы не остыл. Еще он сварил нам уху. И пытался скрыть, что "приболел" – говорил, улыбался, готовил... С температурой под сорок. Он много рассказывал про повадки медведя, живущего по соседству в лесу, про птиц, хитрых росомах, которых никак не удается увидеть. Про то, как хорошо здесь ловится рыба, большая и малая… В заповеднике несколько кордонов, на каждом живут лесники, и на каждом есть место для отдыха и ночлега гостей.
На другом кордоне, в Лузе, нас ждали Инна и Александр. Приветливые, гостеприимные люди. Инна, хрупкая, милая женщина – мать троих детей, уже взрослых, живущих самостоятельно. У нее на кордоне тоже есть козы и козлята. И хлеб она печет – удивительный. Совсем другой на вкус, чем у Николая. Как им это удается – из одинаковой муки, – столь разные творения?
По пути мы останавливались в нескольких опустевших деревнях – заходили в часовни. Прежние строения не сохранились, но кое-где, в точности на их местах, стараниями парка теперь поставлены новые. На русском Севере храмы в деревнях строились нечасто, а вот часовни – были в каждом уголке, где жили люди. И еще там непременно возникали "заветные деревья". Что это такое, непонятливой Наталье коротко и ясно объяснила одна местная старушка: "Делаешь зарубчик, туда икону, свечку поставил – вот тебе и часовня. Что? Где зарубчик? – да вон, хоть на сосне… Присмотреться – такие деревья здесь повсюду…
Заезжали мы и на Ильинский погост. Столетия назад на Водлозерье было два места, куда по большим праздникам собирались все окрестные крестьяне. Там, в сердце небольших островов, стояли храмы. На Рождественском погосте было две церкви, необычайной красоты… Но до наших дней сохранился лишь храм на Ильинском погосте.
Службы здесь теперь возобновлены. В праздники людей съезжается не меньше, чем в былые времена. И эта церковь, построенная в XVII веке в рекордный по нашим меркам срок, кажется теперь совершенным чудом. Отец Олег служит здесь и летом, и зимой. Как будто жизнь здесь никогда не замирала. Как будто время замерло.
Лето Господне
У Шмелева есть такая повесть. В ней он описывает живую традицию Православия: как это было при ином режиме, в иные времена и – главное – в иных сердцах. Лето у Шмелева – это бережно хранимые воспоминания детства, в которых любовь к Богу, к родным, к традиции, хранящейся веками, сливается воедино. Спустя годы, уже взрослый человек пишет о том, как маленьким мальчиком он жил в Лете, как в раю.
Я не была на Водлозерье летом. Но Лето Господне – видела. Оно возвращается в мир после долгой зимы безбожья. Оно приходит, когда не просто строятся часовни и восстанавливаются храмы – когда оттаивают сердца.
На Водлозерье живут удивительные люди. Отец Олег, Наталья, лесник Николай, Инна, Александр, Нина из Куганаволока… Мама пятерых детей, она приехала сменить Наталью на хозяйстве на время нашего путешествия – чтобы та могла петь на клиросе. И другие… Через этих людей оживает вера в Бога. Во имя Его они собираются вместе. Теплеют сердца. И возвращается Лето…
Краевед, профессор Юрий Линник рассказывал, что остров в этих местах издавна считался образом рая. Спасение на материке казалось утопией, а вот остров, водою защищенный от грехов и страстей большой земли, – дело другое. Поэтому выбор нашими предками этих мест для воздвижения храмов был не случаен. Добирались на Ильинский погост на лодках. В середине лета, в день памяти пророка Илии, благовест колоколов далеко разносился над водою. Опоздавшие к началу Литургии рисковали и вовсе не попасть на службу: не только у причала, но по всем берегам лодок было столько, что и приткнуться негде. Вот уж поистине проблемы с парковкой…
Троицкий монастырь был основан великим подвижником, преподобным Диодором Юрьевгорским, одним из последних исихастов Русской земли. Как добирался он в такую глушь, по болотам, пешком, не имея с собою ни что есть, ни что пить, ни во что одеться – непонятно. Имя этого святого мало известно в наше время. Между тем, в историческом смысле по его жизни можно провести границу между Русью Московского периода и Россией нового времени. Что же до смысла духовного… В молитвенном подвиге и в опыте устроения монастырской жизни он был прямым учеником преподобного Сергия Радонежского.
От Троицкого монастыря кое-где остались укрепления фундамента. Недавно был обнаружен колодец, выкопанный преподобным Диодором. Узнать его было нетрудно: земля в этом месте чуть просела, а вокруг хороводом стояли деревья. Несколько ударов лопатой – и показалась вода.
