Журнал «Фома» продолжает рубрику «Мысли великих», где публикуются изречения и афоризмы святых отцов, писателей, философов. Сборники изречений – древняя традиция, восходящая к античности и раннему христианству. Один из самых известных патериков назывался «алфавитным» или «азбучным», поскольку содержал афоризмы и назидательные истории о жизни подвижников, сгруппированные в алфавитном порядке. Существовали и нехристианские сборники изречений и историй из жизни великих людей. Одним из прототипов для житий святых было сочинение Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов».
Предлагаем нашим читателям подборку изречений священника Александра Ельчанинова.
Вера, Бог, христианство:
Вера — от любви…
Познание через любовь.
Любовь к Богу есть доказательство Его общения с нами.
Доводы веры не против разума, а помимо него. Только в свете любви разум принимает видимые абсурды веры.
Философствовать не есть богословствовать, "Если ты истинно молишься — ты богослов" (преподобный Нил Синайский). Необходимо внутреннее совершенство, чтобы понять совершенное.
Потустороннее живет иными формами. Если будем говорить о нем, мы будем говорить плотским языком. Вот откуда целомудренное молчание Церкви.
На обычное требование неверующих — немедленно, тут же "доказать": — вы не будете доказывать какую-нибудь истину научную, математическую, пьяному человеку; так и здесь.
Ожидание и требование чудес — не только нечестиво, как проявление недоверия к Богу, но и бессмысленно — ведь мы имеем миллионы совершившихся чудес, и, если они не убедили нас ни в чем, то почему именно это (n+1) чудо должно нас убедить?
Православие для многих еще только "мировоззрение".
Равнодушие верующих — вещь гораздо более ужасная, чем тот факт, что существуют неверующие.
Суть веры и религиозной жизни не в принудительной очевидности, а в усилии и выборе. Вера — путь к Богу, опыт, который всегда удается. Праведники стремились к небу, и оно приняло их. "Приблизьтесь к Богу, и Бог приблизится к вам".
Для веры страшна не отрицательная полемика, не испытание ее умом — это испытание она выдержит. Ей страшна в нас слабость духа, "сердечное отступничество" (выражение Киреевского).
Бог создал жизнь.
Дьявол победил ее смертью.
Бог отразил победу смерти Воскресением.
Поклонение кресту, позорному орудию казни, отобрало христианству самых внутренне свободных людей.
Разве не чудо, что древний мир, тогдашний мир, — утомленный, разложившийся, дряхлый, так быстро принял юношескую свежую силу христианства? Да, поистине, явление христианства есть чудо Божьей силы.
Бог не принуждает и не насилует нас. Вера есть акт свободной избирающей любви.
Рай и ад:
Обращать свои взоры в образы райской красоты — лучшее средство избавиться от плена ада, не отзываться на его зовы.
"Не приидет Царствие Божие с соблюдением — се Царствие Божие внутрь вас есть". Не то же ли самое можно сказать о геенне огненной? Не настал ли уже ад и теперь для многих людей.
Детскость утрачивается в жизни и восстанавливается в святости.
Заблуждения:
До чего могут довести ложные идеи! Так погубили свою душу многие революционеры, которые, исходя из правильной но ограниченной идеи народного блага, пришли к сатанинской злобе, лжи и человекоубийству. Это же ждет и служителей национальной идеи, пока они ее не подчинят идее высшей.
Если даже стать на точку зрения самого ярого безбожия, то и тогда позиция верующих тверже и вернее позиции безбожия, которое есть открытое банкротство. Не лучше ли все же иметь надежды и обещания, чем не иметь и этого.
Добро и зло, воля, намерения, грех и покаяние:
Зло не есть дурная привычка, неправильная установка души, — оно есть, точно, наитие дьявольской силы. Особенно ясно это в переживании чувства злобы.
Зло и добро не есть совокупность добрых или злых поступков; это злая или добрая сила, владеющая человеком… "Хорошие" по результату дела (накормить, помочь и т.д.), могут быть злыми по существу, исходя от человека, одержимого злом; и неудачные, глупые, даже вредные дела могут быть добрыми — исходя из доброго источника, имея добрые побуждения.
О непротивлении злу — Толстой понял внешне и внес этою заповедью любви много смуты и зла: отрицание государственных постановлений, суда, настроение бунта. Аскетичное понимание — исполнение этой заповеди в (личной морали).
Ничто из сотворенного Богом не есть зло; мы сами извращаем, претворяем в зло и самих себя и все кругом себя; на этот поворот ко злу есть наша свободная воля.
Чисто или не чисто не вещь или действие само по себе, а смещение, нарушение. Навоз в поле — радость хозяина: из него хлеб; а на столе он — бесчинство.
Суть дела не в поступках, словах, действиях, а в том, чем наполнено твое сердце. Добрый поступок не тот, который по видимости добр, а который исходит от полноты милующего сердца; так же и злые слова и дела суть брызги из наполненного злой силой сердца.
Кто дает волю доброму движению своего сердца, тот обогащается прежде всего сам — в его душу входит светлая целительная сила, радость, мир, врачующие все болезни и язвы нашей души. Жестокосердый наоборот — он сжимает свое сердце, он впускает в него холод, вражду, смерть.
Что умножает в нас духовную силу? — преодоленное искушение.
Все греховное в нас так живо, полнокровно, что наше обычное вялое покаяние никак не соразмерно с этой стихией греха, нами владеющей.
Чувство своей глубокой греховности у святых — от их близости к источнику света — Христу.
Очищение от греха приводит от веры к знанию.
Грех, тяготящий совесть, не забудется.
Грех — разрушительная сила — и прежде всего для своего носителя; даже физически грех потемняет, искажает лицо человека.
Вот ступени, по которым грех входит в нас, — образ, внимание, интерес, влечение, страсть.
Если мы посмотрим писания подвижников и святых отцов — какую глубину психологического анализа мы там встретим, какую тонкость различения психических состояний, какую верность определений и классификации всех ощущений.
Самоотречение, о котором столько говорится в практике христианства, понимается некоторыми как самоцель, и видят в нем самом смысл жизни каждого христианина… Как раз обратное: в самоотречении — освобождение от рабства греху (без него — плен) и свободное выявление своей истинной сущности в ее первоначальном Божьем замысле о нас.
Плохо не иметь дурные помыслы, а поддаваться им. В них мы не вольны, такова наша природа, помраченная грехом; помыслы имели и святые. Наше вольное следование помыслам или борьба с ними — вот где наша победа или поражение.
Способность видеть во всем, даже в хорошем, темную сторону показывает не столько наличие этой темноты, там, где мы ее видим, как точно обличает нашу темноту и общую греховность.
В исповеди самое важное — состояние души кающегося, каков бы ни был исповедующий. Важно ваше покаяние, а не он, что-то вам говорящий. У нас же часто личности духовника ошибочно уделяется первенствующее место.
Гордыня и смирение:
Гордый глух и слеп к миру, мира он не видит, а только свое во всем отражение.
Все добродетели без смирения ничто.
Гордость, — отсюда самолюбие, отсюда — пристрастность, неспособность самооценки, — отсюда глупость. Каждый гордец глуп в своих оценках, хотя бы от природы имел гениальный разум. И обратно, смиренный мудр, хотя бы был и "неумен"; сущность мудрости — чувство Истины и смирение перед ней — доступна ему.
Чувство своей необычайной греховности часто бывает, особенно в юности, видоизменением той же страсти гордости. "Я необычен во всем, даже мои грехи сильнее и ярче, чем у других!".
Сама по себе ограниченность человеческая не есть глупость. Самые умные люди непременно ограничены до некоторой степени. Глупость начинается там, где появляются упрямство и самоуверенность, т.е. проявление гордости.
Любовь:
Всякая любовь несет удовлетворение и награду в себе самой.
…нам дан верховный закон жизни, прямо ведущий нас к Богу, — любовь, путь, трудный, тернистый, и по нему мы должны нести свой крест, не сворачивая на окольные дороги.
Любовь только тогда есть любовь, когда она ко всем без исключения. Пока это любовь только к тем, кого "я" люблю, это не любовь, а эгоизм. Я говорю сейчас о любви христианской, не о любви в браке, семье.
…дорога в браке только любовь, так страшно ее потерять, и от таких пустяков она иногда исчезает, что надо все мысли и усилия направить сюда (и еще на "божественное") — все остальное придет само.
Человек, общество:
Христианство научило нас любить и ценить в человеке не его атрибуты и достоинства, а его существенное ядро — его душу, и это оно первое провозгласило абсолютную ценность и единственность всякой человеческой души… Все блага мира ничто перед этой ценностью души — "что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою погубит?"…
Мнение о нас других людей — вот то зеркало, перед которым позируют почти все без исключения.
Наше немилосердие, неумолимость, беспощадность к людям есть непроходимая завеса между нами и Богом. Это как если бы мы закрыли растение черным колпаком, а затем стали бы сетовать на то, что оно гибнет без солнечных лучей.
Божье — любить ненавидящих. Дьявольское — ненавидеть, оскорблять любящих. Человеческое — любить любящих, ненавидеть ненавидящих. Но — "будьте совершенны, как Отец наш Небесный".
Жизнь:
Мы или с тоской смотрим в прошлое, или ждем будущего, когда, будто бы, должна начаться настоящая жизнь. Настоящее же, т.е. то, что и есть наша жизнь, уходит в этих бесплодных сожалениях и мечтах.
В заповедь "будьте как дети" и "не заботьтесь о завтрашнем дне", возможно, входит и совет — довериться и в этом вопросе Богу.
Оставьте точку зрения личного суда и станьте на точку зрения Божьего дела в мире.
Пугает течение времени — когда стоишь на месте. Надо погрузиться в глубину, где время безразлично.
Счастье не есть самоцель; оно — производное от правильной жизни. Будет правильно построена жизнь, будет и счастье: а правильная жизнь — это праведная жизнь.
Страдания:
Как утешить плачущих? — плакать вместе с ними.
Разум, мудрость:
Для мудрости необходимо приготовить свою душу к принятию" насаждаемого слова" — в молчании, кротости, собранности и чистоте.
Значение, моральное и религиозное, памяти: благодарность, покаяние.
Алчность:
Сребролюбие… грех чрезвычайной важности — в нем одновременно фактическое отвержение веры в Бога, любви к людям и пристрастие к низшим стихиям. Оно порождает злобу, окаменение, многозаботливость. Преодоление его есть частичное преодоление всех этих видов греха.
Пост, молитва:
Пост усиливает дух в человеке. В посте человек выходит навстречу ангелам и бесам.
…бывают часы большой душевной тяжести и тоски, и тогда слова некоторых канонов (Божией Матери — молебный, Иисусу Сладчайшему) произносишь как свои собственные. Значит, "нечувствительность" к канонам есть обличение — отсутствие у данного лица настроения автора данного канона.
Биография священника Александра Ельчанинова
Священник Русской Православной Церкви, церковный историк, литератор Александр Викторович Ельчанинов родился 1 марта 1881 года в городе Николаеве.
Вскоре семья перебралась в Тифлис, где Александр учился во 2-й тифлисской гимназии. Его одноклассниками по гимназии были П. А. Флоренский, В. Ф. Эрн и М. И. Асатиани. Вместе они посещали историко-философский кружок, организованный учителем истории Георгием Николаевичем Гехтманом. Флоренский, Эрн и Ельчанинов с золотой медалью окончили гимназию в 1900 году.
По окончании гимназии Александр Ельчанинов учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, затем поступил в Московскую духовную академию, но не окончил ее, а был призван в армию.
В 1905 году участвовал в деятельности нелегального Христианского братства борьбы основанного В. П. Свенцицким и В. Ф. Эрном. Входил в редколлегию «Религиозно-общественной библиотеки» и был редактором-издателем газет братства.
18 ноября 1905 года избран членом совета Московского религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. С 1910 года активно занимался педагогической деятельностью. На Высших женских курсах в Тифлисе читал лекции по истории религии и о новой русской религиозно-философской мысли. С 1912 года преподавал в гимназии Владимира Левандовского в Тифлисе, в 1914 году стал её директором.
В 1921 году поселился с семьей во Франции в Ницце, рукоположён в священника в 1926 году, преподавал русский язык. Был одним из руководителей Русского студенческого христианского движения.
В 1934 году был назначен в Александро-Невский собор на ул. Дарю в Париже, где прослужил всего неделю и тяжело заболел. Скончался 24 августа 1934 года в Париже и похоронен на кладбище в городе Медон под Парижем.
Фото на заставке: Владимир Гурболиков
