Честно говоря, ирландцев я представляла по-другому. Крепкими, рыжими, зеленоглазыми. Немного разгильдяями и поэтами. Началось все вроде правильно: в такси играла нежная ирландская гитара, зеленые светящиеся указатели в виде стрелок проносились мимо, сливаясь в изумрудную полосу, которая вела нас в город.
Домик, где нас ждали, оказался коттеджем, укрытым зеленью, внутри же он выглядел, как иллюстрация к классическому английскому сериалу. Плетеная мебель на веранде, желтые даффодилы в китайских вазах, кресла с высокими спинками у камина и темные дагерротипы в серебряных рамках: мальчик в матроске, молодой летчик в кожаном шлеме, девушка в коляске придерживает шляпу на гладких волосах.
Хозяйка, невысокая, худенькая, с быстрыми, как у белочки, глазками, поставила по краям длинного стола подсвечники. Два джентльмена — хозяин дома и брат хозяйки тихими сдержанными голосами ведут застольную беседу. Разговор перекатывается между ними, как теннисный мячик. Я автоматически выпрямляю спину, но где мне,— такой прямоты добиваются, как гладкости у газона, — веками.
Близнецов — вихрастых, веснушчатых, одетых в клетчатые твидовые пиджаки подростков, подводят знакомиться. Чуть склонив в знак приветствия головы, они протягивают нам ладошки:
— Как дела? Позвольте представиться, Тони.
— Джонни, рад знакомству.
Хозяйка раскладывает по тарелкам ростбиф.
— Вы не передадите мне йогурт?
— Йогурт к мясу? Благодарю!
— Элина, — это вариант моего имени на английском, — что бы вы хотели на завтрак?
— А что вы готовите обычно?
Если бы вежливость позволила леди поджать губы на наивный вопрос иностранки, но нет, и она растягивает улыбку, пряча в глазах изумление:
— Конечно, овсянку!
Я ухожу, не дождавшись десерта, ссылаясь на усталость после путешествия, и через пару минут спускаюсь по лестнице вниз:
— Простите, нельзя ли включить отопление в комнате? Там очень холодно.
— В комнате? — хозяйка смотрит на меня с оторопью. — Зачем в комнате тепло?
— Вы знаете, — тушуюсь я, — немного болит горло…
— А, — кивает хозяйка, найдя объяснение моей безрассудности, — обычно мы включаем его по утрам на два часа. Но раз у вас такие обстоятельства…
По приставной лесенке, состоящей из трех ступенек, покрытых зеленым фетром (такие бывают в библиотеках), я забираюсь на покрытую пологом постель. Она возвышается посреди комнаты прямо под хрустальной люстрой со свечами. Колотун, как в бараке.
Может, завтра я встречу ирландцев?
***
Стол накрыт для завтрака. Старинный охотничий сервиз, тарелки со стертыми, как у писем, краями.
Хозяйка торжественно разливает кашу.
— Овсянка, сэр! — не могу удержаться я, да кто бы смог?
— Элина, вот молоко и сахар к каше.
— Позвольте, я положу масло?
Невозмутимая леди сдавленно шепчет за моей спиной мужу:
— Смотри, она ест кашу с маслом!
***
Вот Грег оказался настоящим ирландцем!
— Ирландец должен говорить по-ирландски! — сказал он. — но никто не имеет права заставлять его это делать!
Он был бледен, немного седоват и одет в зеленую теплую куртку. Мы втроем (я, мой спутник по путешествию и наш дублинский экскурсовод) стояли на станции метро и рассматривали надписи, сделанные на двух языках.
— Мне кажется, — сказал Грег, — ирландский должен быть похож на славянский.
Его лицо вдруг стало торжественным, как у короля Лира, он слегка отодвинулся от нас, откинул голову и заговорил непонятно и очень красиво. Мы догадались, что он читает стихи на древнем кельтском языке. На славянский было не похоже нисколько.
— У нас допотопная система образования, — горько заметил он (видимо, чтение стихов навело его на эту мысль). — А вы знаете, что во время британской оккупации, буквально до XIX века, англичане запрещали ирландским детям учиться? Детей учили тайно. Открывали так называемые школы у околицы. В классе было по сто ребятишек. Порой учитель приходил на урок — а школы нет. Это означало, что английские солдаты заметили ее и снесли.
Вся экскурсия так и протекала под знаком борьбы с англичанами. Грег слегка отвлекался на другие моменты, но от основной темы оторваться не позволял.
Старинный парусник "Джинни Джонсон". Фото Елены Зелинской
Вдоль неширокой на российский взгляд реки Лиффи сверкали стеклянные небоскребы. Формы они были самой причудливой: один напоминал уложенные рядами детские кубики, другой изображал опрокинутый на бок бочонок.
— Это все построили во время экономического взлета. Помните: кельтский тигр! — пояснил Грег и тут же вернулся к основной теме, тем более что повод был. Повод — старинный парусник с натянутыми парусами — стоял перед нами.
— Давайте присядем на скамеечку, — предложил он. Мы сели, подставив лица весеннему солнцу, а Грег показал рукой на надпись «Джинни Джонсон», золотыми буквами выведенную на борту.
— В XIX веке главной культурой, которую выращивали ирландские фермеры, была…
Грег выжидательно посмотрел на нас, и я, как хорошая ученица, быстро закончила предложение:
— Картошка!
— Верно! — радостно похвалил меня Грег, но тут же грустно продолжил: — Вы, может, спросите, почему они не догадались, что нельзя опираться на монокультуру?
— Хороший вопрос! — вставила я.
— Отсутствие образования! — поднял палец Грег, я покивала головой, но, признаюсь, подумала, что тут что-то другое. Вот наш, русский, крестьянин тоже не был излишне образован, однако его долго пришлось уговаривать, прежде чем он поверил незнакомому фрукту.
— В общем, когда пришла беда, а именно страшная эпидемия, поразившая картофель, то начался страшный голод. Более миллиона человек погибло. Американцы прислали два корабля с пшеницей, чтобы помочь голодающим, но англичане не разрешили им войти в порт. «Как это — бесплатно раздавать еду? Это разрушит экономику!» — говорили они. А я думаю, — Грег значительно выгнул бровь, — просто радовались: вот так они сломят ирландский дух!
Он повел плечами то ли от холода, то ли демонстрируя нам, что никакие происки уж его-то духа не сломят, и продолжил: «Так вот, на таких парусниках полтора миллиона ирландцев эмигрировали в Америку. Причем этот корабль знаменит тем, что на нем не умер ни один человек! А ведь в это время смертность во время морских путешествий была такая, что судна называли — гробовые корабли!»
Мы поднялись и двинулись вдоль по набережной. Навстречу нам, к кораблю, шли истощенные, замотанные в отрепья люди: мужчины со скудным скарбом в иссохших руках, женщины с ввалившимися щеками, отец, сгибаясь, нес не плечах ослабевшего ребенка, и тощая, с впалыми боками, собака тащилась за ними следом… на их бронзовые фигуры падала тень от деревьев, и отчаянье на их лицах мешалось с надеждой…
В начале главной улицы Дублина мы остановились у величественной статуи.
— Это Дэниел О'Коннелл — наш самый выдающийся политик! — объяснил Грег. — Он добился, чтобы английский парламент уравнял ирландцев в правах с англичанами. И он всегда был противником любого насилия! А насилия хватало! Вот посмотрите — видите: во многих местах фигуры, окружающие пьедестал памятника, пробиты пулями? Это свидетельство восстания ирландского народа против англичан.
Походя показав нам несколько великолепных образцов георгианской архитектуры и пешеходную улицу, наш экскурсовод подвел нас к зданию почтамта.
— Это сердце Дублина, — сказал он. — Именно здесь началось неудачное восстание Пирса! Сейчас я покажу вам его памятник!
Мы крепко пожали руку настоящему ирландцу, и двинулись в самостоятельное плавание по улицам Дублина. Теперь, когда мы плотно изучили историю освобождения Ирландии от британского ига, наши интересы направились в более мирное русло: Дублинский замок, твердыня английского могущества, и собор святого Патрика — средоточие ирландского духа. Удивились, кстати, узнав, что великий сатирик Джонатан Свифт, автор «Путешествий Гулливера», сочетал язвительный характер с должностью настоятеля собора.
Фабрика «Гиннесс» возвышалась над кварталом, как цитадель. За высокой каменной стеной, ограждающей производство самого известного в мире пива, были видны корпуса, круглые крыши солодоварен и огромный собор. Мы зашли в паб прямо напротив входа на пивоварню. Краснощекий рыжий хозяин поднес нам по темному стакану. На кремовой пузырящейся пене был выведен трилистник.
***
В Москве любую экскурсию начинают с Царь-колокола, в Америке — с отцов-основателей, в Дублине главной гордостью является книга. Келлская книга, которая хранится в стенах старинного университета Тринити-колледж, основанного еще Елизаветой Первой Английской.
По легенде, эту книгу начали писать еще в IX веке в скриптории монастыря св. Колумбы на острове Иона, откуда ее, спасая от викингов, и привезли в Ирландию. Викинги, кстати, успели-таки отодрать от манускрипта обложку, украшенную драгоценными каменьями. Здесь, в Келлском монастыре, четверо монахов завершили труд. Сверкая немеркнущими красками, священная, во всех смыслах слова, книга лежит под стеклом на витрине. Раз в месяц сотрудник музея переворачивает одну страницу. На стенах святятся увеличенные фотографии таинственных кельтских узоров, причудливых фигур, гибких животных, — свидетельство Золотого века Ирландии.
***
Пологие холмы катились мимо окон автобуса, как волны. Домики за невысокими изгородями, белые комочки овечек, прозрачные речки.
— Обратите внимание, — сказал Грег, — посреди поля стоит невысокий холмик с двумя–тремя деревьями. Это место, где живут феи. Никакой фермер не тронет его, и даже если прокладывают дорогу, то предпочтут обойти стороной. Спросишь: ты что, правда веришь в фей? Он руками замашет: ты что, как ты мог подумать! А потом добавит: но зачем ссориться с ними?
Мы едем в Ньюгрейндж, так неожиданно называется древнейшее место не только в Ирландии, но и в Европе. В этой долине жили и строили свою цивилизацию люди неолита.
Круглый, как натянутый лук, холм венчает приземистое строение, которое мы назвали бы курганом. Самое древнее крытое сооружение, оно старее Стоунхенджа и даже египетских пирамид. Построено оно из огромных, подогнанных друг к другу плоских камней, а снаружи выложено белым кварцем. Гранитные монолиты по реке на плотах привозили издалека, используя рычаги, поднимали камни на холм и строили стены.
— Бывая здесь, я всегда задумываюсь, — сказал Грег, — как должно было быть сложно устроено общество в те далекие неолитические времена, чтобы выполнить работу, требующую организованности, изобретательности и дисциплины.
— И как высока должна была быть цель, — добавила я , — с которой возводили первый каменный собор!
Вход в здание преграждал длинный камень. На нем от края до края вились таинственные спирали, вырезанные древним человеком. Какое послание заключено в этих линиях? Кому оно направлено: небесам или потомкам?
Нас всех, приехавших на автобусе, разбили на мелкие группы. По проходу, такому узкому, что иногда протискиваться приходилось чуть ли не бочком, провели внутрь, в погребальную камеру, где в трех нефах располагались ритуальные чаши.
— Когда археологи провели раскопки, — рассказывал экскурсовод, — то неожиданно обнаружилось еще одно невероятное значение этого памятника. Посмотрите, — он показал на проход, по которому мы только что пришли, — видите, над входом, отделенное плоским камнем, расположено узкое окно. Один раз в году, 21 декабря, в день солнцестояния, утреннее солнце бросает свой луч в эту прорезь. Свет падает золотой дорожкой на пол, бежит по коридору и внезапно освещает все это пространство!
— Кстати, — добавил Грег менее торжественно, — вы можете стать участником лотереи. Победители — три человека — получают право присутствовать при этом уникальном событии!
«Нет, — подумала я, — я не стану участвовать в лотерее. Надо быть ирландцем, чтобы со всей мощью кельтского воображения чувствовать эту удивительную связь зеленого пространства, спиралей, начертанных на древних камнях, и золотого луча, посланного с небес в урочный час».
***
— Глендалох, — сказал Грег, — это не просто красивое место. Красивых мест в Ирландии много. — Он подумал и добавил: — Вся Ирландия красивая. — Потом помолчал немного, пережидая наше бурное кивание, и продолжил: — Это место Силы.
Наш настоящий ирландец провожал нас на автобус, направляющийся в графство Виклоу, через горы, через торфяные болота, к руинам монастырского города Глендалох. Грег волновался, отправляя нас одних в дальнее путешествие.
— Имейте в виду, — предупредил он, — там везде проложены дорожки, мостики. Никуда с них не сворачивайте, на траву не ступайте, там один шаг в сторону приравнивается…
— К сотрудничеству с Англией?
Грег посмотрел в мои невинные глаза, вздохнул и закончил:
— К опасности! Там под каждым бугорком может оказаться топь! Глендалох— это долина между двумя озерами, оставшимися с ледникового периода.
Про ледниковый период Грег говорил так, будто он случился прошлой осенью. Я представила себе тающий лед, влажную землю и задержавшуюся в горных долинах воду… Весна человечества.
Много веков назад, не убоявшись топей, в Глендалох пришел святой Кевин. Он искал уединения и тишины, однако недолго удалось пожить ему отшельником в пещере над Верхним озером. Как это часто случалось в истории, прослышав про великого святого и его мирные чудеса, в долину потянулся народ. И не просто монастырь основался на берегу ледникового озера, окруженного соснами, а целый монастырский город. Наверное, самым большим подвигом для святого Кевина было терпеть вокруг себя неизбежную суету, которую хочешь не хочешь, а создадут вокруг тебя несколько тысяч человек — именно столько народу проживало в то время внутри монастырских стен.
Ирландские монастыри, как и русские, были центрами образования, здесь, в Глендалохе, многие века творилось просвещение и создавалась книжная культура. Монастырь закрыл английский король Генрих Восьмой, а окончательно разрушили солдаты Оливера Кромвеля.
Много чего могут напортачить короли, но никому не удается принести столько вреда, сколько радетелям за народное благоденствие! Вот о чем беседовали мы с моим спутником, блуждая меж величественных руин.
Сила человеческого духа, не уничтоженная ни гонителями, ни временем, стояла в воздухе, крепкая, как рать, и прозрачная, как озерная вода. Церковь святого Кевина, сложенная из серых камней сухой кладкой, сурово смотрела в небо своей высокой трубой, за которую местные жители назвали ее «кухней». Старое кладбище с утопленными в землю могилами и каменными крестами, собор с окном, похожим на огромный глаз, дом священника, явно построенный в более позднее время, — и над всем этим возвышается огромная круглая башня. Такие башни строили в ирландских монастырях, чтобы спасать от набегов викингов ценности, для чего вход прорезали на высоте трех метров от земли.
Вокруг острой верхушки башни кружили черные птицы. Может, потомки тех самых дроздов, которые вили гнезда в ладонях святого Кевина?
***
— А ведь ирландское христианство очень близко к русскому Православию, — сказал Грег, — у нас даже кресты похожи.
