19 августа, праздник Преображения Господня. В самом обычном храме города Апатиты, здание которого было когда-то бараком, служит священник. Его зовут отец Сергий. Он приехал одним из первых, снял пиджак и надел облачение. Когда служба заканчивается и все яблоки по случаю праздника освящены, священник выходит в Интернет, чтобы прочитать онлайн-лекцию на международном конгрессе Союза кристаллографов. Она посвящена природным полиоксометаллатам. «Это минералы, в основе которых лежат многоатомные кластеры», — пытается как можно проще объяснить батюшка, но группа журналистов его все равно не понимает.
«Фома» представляет проект «Другая провинция» о людях, которые меняют мир вокруг себя, несмотря ни на что.
Отец Сергий — в миру Сергей Владимирович Кривовичев — кристаллограф и минералог, который возглавляет Кольский научный центр РАН в Апатитах. В его честь назван редкий минерал кривовичевит, а полную научную библиографию затрудняется перечислить даже Википедия. Он доктор геолого-минералогических наук, профессор и член-корреспондент РАН. А еще тот самый отец Сергий, который служит, исповедует, крестит и читает проповеди.
Как же получилось, что священник руководит одним из самых важных научных центров (и единственным в России, который находится за Полярным кругом)? Вот его рассказ.
— У меня есть православные друзья и коллеги, которые предпочитают в любой ситуации называть меня отцом Сергием. И поначалу всех шокировало, когда во время ученого совета мой коллега — член-корреспондент РАН — обращался ко мне именно так. Люди оборачивались и не понимали, о ком вообще идет речь. Но я ничего против не имею — пусть называет как удобно.
Я геолог в третьем поколении. Дед закончил геологический факультет Санкт-Петербургского университета, а отец, профессор, до сих пор работает там на кафедре минералогии. В детстве он приводил меня в Минералогический музей, и я часами разглядывал камни. Там есть образцы, собранные Вернадским, Менделеевым. А еще — уникальная коллекция архиепископа Ярославского и Ростовского Нила (Исаковича) — он был большим собирателем минералов и передал их перед смертью университету. До сих пор на кафедре минералогии висит его портрет.
Меня поражает красота минералов — эта запечатленная вечность. В детстве я всегда говорил, что хочу быть геологом — как отец, как дед. Так что проблемы выбора профессии у меня не было. Все сложилось само собой.
А вот мой путь к Церкви начался уже в довольно сознательном возрасте. Я пришел к вере в 10 классе благодаря своей учительнице по литературе, как и многие мои одноклассники. Именно когда мы с ней изучали русских классиков, особенно Достоевского, я стал задумываться о вечном. Крестился я позже, в 1991 году. С этого момента моя жизнь изменилась — я понял, что стал другим и мир стал другим. Сложно это выразить словами — я буквально иначе стал чувствовать реальность. Как будто внутри меня образовалась новая жизнь. Да и наукой серьезно я стал заниматься только после крещения.
О священстве я впервые задумался, когда попал в алтарь в качестве пономаря — это было в 1995 году. Но как-то не складывалось, и вопрос о рукоположении переносился по разным причинам. Сейчас я думаю, что, если бы меня тогда сразу рукоположили, я бы уже не стал ученым — моя жизнь была бы полностью посвящена Церкви. Видимо, это Божия воля, чтобы я принял священный сан только через 10 лет. На момент рукоположения в диакона в 2006 году я уже успел поработать за границей, защитить кандидатскую и докторскую диссертации.
Во священники меня рукоположили в 2018 году. Скажу честно — совмещать служение и светскую работу очень нелегко, хотя бы просто потому, что не хватает времени все успеть. Особенно это ощущалось в начале, теперь я уже привык. Сейчас даже не знаю, стал бы рекомендовать такое стоящим перед подобным выбором. И тем не менее я понял: хотя ученый и священник — это разные сферы деятельности, они вполне могут сосуществовать друг с другом. Но священство — особенная часть жизни, потому что это дар свыше.
С коллегами я стараюсь вести себя максимально корректно. Религию я с ними практически не обсуждаю. По научным и организационным вопросам мы говорим с ними на одном языке. Вообще я считаю, что лучшая проповедь — не словом, а делом.
О возвращении на Родину
В 1999 году я вместе с семьей уехал работать в США по стипендии Американского научного фонда и НАТО. Когда я узнал, что выиграл конкурс, это стало для меня большим испытанием — НАТО как раз бомбило Белград, а я ходил к американскому консульству на демонстрации протестов. Даже написал письмо с отказом, но так его и не отправил — подумал, что это хорошая возможность получить знания и потом применять их в России.
Всего за границей я провел около пяти лет — у меня были научные стипендии в США, Германии, Австрии. Я изучал кристаллические структуры минералов и неорганических соединений. В профессиональном плане для меня это было большим рывком вперед — я работал на современном оборудовании, которого не было в России, вошел в круг западных ученых, завел полезные связи.
Мне даже предлагали остаться там навсегда, но я не смог. Хотелось вернуться — все было хорошо в материальном плане, но душа была «не на месте». Не было мотивации. Получалось, что я работаю только на себя и свою семью. Я искал смысла во всей этой деятельности. Может быть, это громко звучит, но хотелось работать на свою Родину. Да и просто чувствовал, что я здесь нужнее.
Об открытиях
Кольский научный центр, который я возглавляю, занимается исследованием европейской части Арктики. Мы изучаем геологию, горное дело, химические технологии, экологию, арктическую энергетику, медицину. Наши ученые открыли платинометальное месторождение «Федорова тундра» — одно из самых крупных в мире. Там будут добывать палладий и другие металлы платиновой группы. На 2017 год сотрудниками Кольского научного центра открыто 120 новых минералов. Большинство минеральных месторождений на Кольском полуострове открыто и изучено нашими учеными.
Вся современная высокотехнологичная экономика основана на металлах, которые мы добываем из земли. Они нужны для всевозможных электронных устройств — те же редкие земли, например. Сейчас все больше появляется электромобилей, для них нужны мощные батареи. А из чего они состоят? Для них нужен литий, который в свою очередь берется из минералов. И вот как раз Кольский полуостров, где находится наш научный центр, уникален: здесь открыто больше минералов, чем где-либо в мире.
Одно из самых интересных открытий в моей работе связано с матрицами для захоронения и переработки отработавшего ядерного топлива. Нам с коллегами удалось расшифровать структуры соединений, которые входят в состав этих самых матриц, — так называемые муратаиты. Это было интересно как с научной точки зрения, так и с практической — ядерные радиоактивные отходы бывают очень разные по своему составу. Сложносоставные отходы — это просто помойка из разных элементов. Для них нужно было придумать матрицу, которая бы вбирала в себя все и сразу, — это и сделали наши московские коллеги, а нам удалось понять как эти матрицы работают на молекулярном уровне. То есть наша разработка напрямую помогает в захоронении ядерного топлива.
О науке и религии
Меня очень интересует сочетание науки и религии, я даже написал книгу «Наука верующих или вера ученых. Век XX», а недавно прочитал на эту тему серию лекций в Санкт-Петербургской духовной академии. Англиканский священник и физик Джон Полкинхорн сказал, что у верующего ученого, а тем более у ученого-священнослужителя, бинокулярное зрение. То есть он смотрит на вещи, с одной стороны, как верующий человек (тем более как священник), а с другой стороны — как ученый. Это дает уникальное сочетание, которое нужно уметь сохранить и применять с пользой.
Мнение о несовместимости науки и религии — от недостатка образования. Наука зародилась на средневековом христианском Западе. И первые люди, которые ее творили, были христианами, причем убежденными. Для них наука и религия не были противоположными сферами — они выясняли, как Господь устроил этот мир. Тот же Ньютон после своих математических выкладок задается вопросом: а где в этой картине мира Бог? Михаил Васильевич Ломоносов, имя которого носит Московский государственный университет и изображение которого есть на значке у каждого члена РАН, был верующим ученым. Но об этом мало кто задумывается. Даже Дарвин и Эйнштейн не были заядлыми атеистами.
Вообще большая ошибка смотреть на ученых как на оракулов, которые могут дать окончательные ответы на все вопросы. Ученые в вопросах веры довольно беспомощны и не осведомлены. Когда говорят популярную фразу: «Я верю только в то, что доказано», хочется спросить: а существование тебя самого доказано? Мира, который вокруг нас? Мы верим, что существуют другие умы и люди общаются друг с другом как личность с личностью, — но это ведь тоже не доказано. Поэтому не стоит на ученых возлагать надежды, что они могут сказать последнее слово в вопросах веры.
Фото Владимира Ештокина
