Всю свою жизнь я считала себя москволюбом. Нас таких тьмы и тьмы, когда зачитанный до дыр дядя Гиляй, галочки напротив всех столичных музеев и прерывистость дыхания от наслаждения Замоскворечьем позволяют утверждать, что мы знаем и любим Москву. Добавьте к этому факт рождения в столице, фотоколлекцию московских двориков в соцсетях, фото на крыше высотки и большую карту города у изголовья кровати – и перед вами готовый москвовед. Ну а если подсолить вздохами о том, что всю настоящую Москву давно снесли – это уже москвовед-интеллигент. Существо возвышенное, айфонозависимое и любящее свой город хоть и искренне, но, поверьте, весьма издалека.
Именно в таком статусе на прошлый День Города я выходила с патриаршей службы в Высоко-Петровском монастыре, преисполненная гордости за только что размещенную в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) эксклюзивную картинку с его колокольни. Наверное, я была столь смешна и уперта в своей искренней и неумелой любви, что столица решила наконец-то ответить мне взаимностью. На Страстном бульваре расположился винтажный базар с кучей ретро-штук, нынче очень модных, пользующихся уважением и домохозяек, и хипстеров, и офисного планктона обыкновенного.
- Где же вы все это берете? – спросила хозяина одного из развалов.
- Как где: выселенки, заброшки.
- Разве все это не кончилось еще лет 20 назад? Ведь сейчас все уже снесено или «отреставрировано»?
И тут мой взгляд упал на неописуемой красоты эмалированную табличку «Квартира высокой культуры быта», которая лишила меня всякой совести и стеснения: «Пожалуйста! Возьмите меня с собой!» Взгляд собеседника, в свою очередь, упал на юбку в пол, шпильки и красный маникюр: «Понимаете, это безумно интересно, но…эээ… там может пахнуть экскрементами, поэтому вряд ли получится». Получилось!
Прошел год. Первопрестольная снова отмечает «днюху», а я могу с уверенностью сказать, что по-настоящему знаю и люблю свой город. Потому что узнав, что я с Пресни и вывешиваю дома старые фото района, новые друзья посмеялись и отвели меня в настоящую, ныне подземную Пресню. Спускаешься у Белорусского, идешь под Зоопарком, доходишь до Баррикадной, попутно копая старые монеты, значки, ключи, натыкаясь на части каких-то телег и кроватей. Отвыкаешь щелкать каждый шаг и привыкаешь к налобному фонарику. Теперь город – условно - не красивый малыш из журнала для родителей, а как будто твой собственный ребенок, доставшийся тебе потом и кровью, принесший волнения и бессонные ночи, и оттого – понятный тебе целиком и полностью, любимый без условностей, без поиска недостатков, с принятием ампутированных или гангренозных, покрытых зеленым саваном, конечностей. Я о московских домах, которые и являются главным проводником в историю города.
Мы делим их на «пятиэтажки-выселенки» и «царевы заброшки». Сначала я полюбила последние. Это дома 17-19 веков, мимо которых мы ходим по центру. Они покрыты зеленой сеткой, или ужасным баннером, или просто стоит такой домик, с заколоченными окнами и дверями. Заходя в такой дом, попадаешь в огромную многокомнатную квартиру с залой.
Потолки – 4,5 метра. Дверь – метра два. Начинаешь нащупывать под слоями краски именную табличку. Вот она, латунная. Скромная и великолепная – «МОРОЗОВЫ». Входишь, воображение само подсказывает, как бедных Морозовых, если не посадили, то уплотнили до одной комнаты, сделав из великолепной квартиры коммуналку. Вот самодельные полати, а вот изразцовая печь, покрашенная масляной краской, а вот и более скромная табличка из оргстекла, гласящая, кому сколько звонков надо дать. Дровник. Черный ход. Этаж для прислуги с низкими потолками и деревянной лестницей. Лепнина. Резные двери. Широченные подоконники и где-то уцелевшая великолепная дверная и оконная фурнитура. Брошенные шкафы, комоды, буфеты. Вы видели все это в музеях, но вы не прочувствовали всего этого, если не видели этого вот так. В такие давно стоящие дома заходили уже сотни людей, находок довольно мало, а крупные формы невозможно забрать физически, хотя никогда не забуду, как в одном из переулков были в доме с нетронутой самодельной антресолью. Лет 30 на ней никто не был – слишком высоко находится, сама при этом низенькая, малозаметная и труднодоступная. Залезли – восторг! Прямо разгребаешь эти слои: середина двадцатого – начало – девятнадцатый! Представленный десятком огромных портретов в великолепных рамах.
Ну и вишенка на торте – чердак! Вот запасливый дворник сложил старые уличные указатели и почтовые ящики. Вот – венские стулья, зингеровская станина, чемодан с елочными игрушками. Начинаешь копать засыпку – аптечные пузырьки с орлами. Сидишь грязный, счастливый и – ну никакой антикварный магазин и дом-музей этого не даст! – окунувшийся во времена Гиляровского.
Когда меня со всем эти познакомили, долго не хотелось знакомиться с расселяемыми пятиэтажками, жители которых уезжают в новые дома, а хрущобы сносят. Только перед этим городские службы выносят из них ванны и батареи на металлолом, а интересующиеся (я называю их (нас) хабаристами от слова «хабар», которое имеет множество коннотаций, но проще всего переводится как «добыча артефактов») – ретро-вещички.
Входишь в такую милую выселенку, деревья – выше дома! Милый дворик, старинная лавочка у подъезда. Недалеко виднеется высоченный дом-зуб, в который переселили жильцов. Говорят, большинство из них ждут этого годами, мне не понять, ну да ладно… Вот она стеклянная хэнд-мейд табличка «1 этаж», аккуратно снимаем – на изнаночной ее стороне – либо газеты пятидесятых годов, либо что-то поинтереснее, например, попадались письма, прописи. Меня всегда удивляло, что одни люди не снимают эти таблички себе на память о своем этаже, а другие потом покупают их на ежемесячной (каждое последнее воскресенье месяца) Винтажной Барахолке в Музее Москвы (Зубовский бульвар) по тысяче рублей. Потому что такая была в детстве!
Поднимаемся. Если дверь новая и в коридоре ремонт – даже не проходим, все самое интересное из такой квартиры давно отнесли на помойку, бабушкин сервант тут не интересен, повсюду какой-нибудь икейский брокгульм или прочий фейгерх. Ищем «бабушкину квартиру», как правило, таких одна-две на подъезд. Это не выдумка (сама видела!)– в таких находят военные награды. Столовое серебро. Фарфор Кузнецова. Все семейные архивы лежат нетронутыми. Я стараюсь не думать, как это получается, что внуки и правнуки просто-напросто ВЫКИДЫВАЮТ ордена?! Ложечки с выгравированным именем их матери. Сундук с семейным фотоархивом. Я видела десятки таких случаев. Наблюдала, как бережно хабаристы собирают все это и относят в свои хранилища, чтобы потом пристроить куда-нибудь, но не пустить под бульдозер, который будет здесь уже через неделю.
В пятиэтажках находят коллекции монет и дорожных билетов, личные дневники и подшивки любовных переписок. Самое ценное, что мы находили из эпистолярного жанра – письмо Ольги Книппер-Чеховой и подборку военных «уголков».
В каждом таком доме – живая история Москвы. Но дома сносятся, а история выкидывается. Хотя каждый из нас может хранить ее. В одной пятиэтажке я наблюдала чужеродный косяк из старинного дома, любовно вырванный и перевезенный на новое место, с отметинами типа: «Петруша, 1939; Мариша, 1946». Что должно было случиться с внуками Петруши и Мариши, какая сила должна была заставить их уехать в новостройку и не прихватить с собой дедов косяк?
Именно об этом я буду думать в День Города, гуляя вместе со всеми по бульварному кольцу.
Фото - Полина Тюренкова
