Инокиня Светлана (Тарасевич), регент в Покрово-Тервеническом женском монастыре (с. Тервеничи Лодейнопольского р-на Ленинградско области, Санкт-Петербургская епархия).
– Матушка Светлана, расскажите, как пришло решение выбрать этот путь?
– Это трудно объяснить. Жила-жила и в какой-то момент поняла, что мое – именно монашество. Вот и все. Дальше уже были поиски: как это конкретно можно осуществить, где, под чьим руководством... Когда я еще в школе училась, однажды одноклассница стала мне рассказывать про какой-то необыкновенный храм, необыкновенный монастырь, необыкновенного батюшку. Такие были бурные восторги, что я даже разозлилась – что же там за монастырь, что же за батюшка такой?! А потом пришла сюда, да так и осталась с этим батюшкой и с этим храмом.
– Был ли с этим выбором связан какой-то кризисный момент жизни?
– С выбором – нет. Наоборот, у меня все шло очень успешно. Я тогда как раз после окончания музыкальной школы поступила в девятый класс школы при Консерватории, попала к очень хорошему преподавателю, мне было интересно. Но в один момент монашество вдруг открылось мне как мое реальное будущее. И вот здесь-то и начался кризис: весь намеченный мною план жизни рухнул за ненадобностью, оказалось, что жизнь совсем не то, к чему я стремилась. Что делать и как жить с этими новыми мыслями, было совершенно непонятно, но оставить все по-прежнему было невыносимо. И я решила: раз поменялись внутренние задачи, надо срочно менять и внешние обстоятельства. И начала менять... Это оказалось болезненным для окружающих, ну и для меня, конечно.
Понимаете, самому себе не надо объяснять свои поступки, а близкие люди хотят получить хоть какое-то объяснение твоим действиям.
Недавно прочитала у святителя Николая Сербского чудные слова: «Господи, освятивший брак, освятил Ты и безбрачие. Имеющих мудрость и силу жизнь свою, от Тебя исшедшую, Тебе посвятить, Ты благословил. И тех, кто не в состоянии всю данную им жизнь держать в себе, благословил Ты, дабы могли они поделиться ею, и через жену дать жизнь новую».
Мне думается, что для человека отдавать свою жизнь – это потребность. А как именно – через рождение новой жизни, ребенка, или как-то иначе – это каждый решает по-своему.
– И как Ваши родители отнеслись к Вашему решению?
– Папа попытался понять. И если не понял сразу, то хотя бы принял как мой свободный выбор. Старался всячески помогать. Маме, как я думаю, это непонятно и сейчас... Она видела и видит мою жизнь по-другому... Но все равно я ее любимая дочка, а она моя любимая мама.
– А кто Ваши родители? Вы часто с ними видитесь?
– Где-то раз в неделю я стараюсь приезжать домой. Хотя, конечно, маме хочется видеть своего единственного ребенка чаще. Она – актриса в драматическом театре. А папа стал монахом Свято-Троицкого Александра Свирского монастыря...
– Вы где-нибудь учились после школы?
– Когда я из десятилетки при Консерватории ушла, то окончила гимназию при Русском музее и поступила в семинарию на регентское отделение. Рассуждения мои были просты: я люблю музыку и ничем другим заниматься не умею. А так хотя бы смогу быть грамотным певцом в монастыре. В семинарии я отучилась два года, но не закончила – стала послушницей. Потом поступила в Санкт-Петербургский институт богословия и философии.
– Как Вы считаете, нужно ли монахине образование?
– Не знаю. Кому-то нужно, кому-то нет. Вся жизнь – образование. И каждый получает его разными способами: кто-то больше благодаря учебе, кто-то с помощью книги, через профессию, кто-то просто в силу обстоятельств жизни... То, что я закончила институт, думаю, мне пригодилось. Хотя я не философского склада человек, и мне, когда я там училась, вопросы философии были не интересны. На лекции я приходила изредка, и то на многих из них спала... Меня терпели, по-видимому, только потому, что я пела молебны на Рождество и Пасху. Меня почему-то любили. Одним словом, я просто доучивалась – главным образом, в утешение родителям. Зато сейчас, когда у меня возникают какие-то вопросы, я приблизительно знаю, что почитать, где найти ответ, потому что помню, что в институте об этом говорилось.
– Монахини эмоционально отличаются от женщин в миру?
– Все разные. Здесь общие не эмоции, а цели, устремления. Если ты был в миру эмоциональным, живым, общительным человеком, ты им и остаешься. Ты таким родился! Вряд ли кто-то будет это специально ломать. Человек же перед Богом раскрывается как уникальная личность: кто-то радостный, кто-то меланхоличный, кто-то созерцательный. Это тоже часть личных отношений с Богом.
Наверное, характер человека, и в том числе его эмоциональные особенности, со временем меняются. А если волевым усилием начать что-то ломать – это ни к чему, кроме надрыва, не приведет. Нужно, чтобы раскрылся именно ты, какой ты есть, а не какой-то обрубок тебя. Ведь действительно меняться может только реальный человек, а не вымышленный образ некой идеальной монахини, который ты сам себе создал.
– Расскажите, как проходит Ваш день?
– Здесь все дни очень разные. Если служба – встаешь где-то в половине восьмого, потому что в восемь начинается правило. Потом Литургия. Потом перерыв, который проводишь по-разному, в зависимости от самочувствия. Пока я днем могу позволить себе какой-то отдых, потому что иначе к вечеру очень устаю. А дела приходят сами, только знай встречай. То пришел настройщик фортепиано, то позвонил знакомый священник, из Сибири проездам, обещал зайти. То экскурсия приехала. Позвонила мама, попросила приехать – значит, надо ехать. Договорились с педагогом – еду на занятия. В общем, чего-то запланированного не получается. Но, может быть, это только у меня.
– На книги время остается?
– Да, остается. Но вообще-то я не очень люблю читать ради самого процесса чтения. Когда мне что-то надо, есть какой-то вопрос – я начинаю искать, листать, могу много пересмотреть, перечитать, потом пойму что-то для себя – и всё, до следующего вопроса.
– Я вижу, у Вас есть телевизор. Вы его смотрите?
– Он у нас только как видеомагнитофон работает. Фильмы я смотрю. Иногда у нас большая видеотека: есть фильмы религиозные, есть просто хорошее кино. Недавно мы смотрели «Солярис» Тарковского – размышлений хватит надолго. Наверное, если фильм задел, то он уже сделал свое дело.
– А музыку слушаете? Какую?
– Всякую. Классическую, современную... Мне ребята из хора диски приносят: много хорошей музыки и в хорошем исполнении. Сказать, что мне нравится и что я буду каждый день слушать, к примеру, какого-то современного исполнителя – это исключено. Но посмотреть, узнать – это мне интересно.
– Говорят, что во время послушничества нужно пройти искус, что послушников очень «гоняют»...
– Я не знаю, может, где-то и гоняют, но у нас никто такой целью – сделать, чтобы тебе было тяжело – не задается. Ты же перед Богом делаешь свой выбор, а возможность проверить себя и без специальных «гонений» всегда есть. Бог создает такие условия, когда искушения и возникают, и разрешаются. Я очень благодарна нашему монастырю, потому что здесь ни у кого нет такого желания: вот, я с тебя десять шкур сдеру, я тебя буду смирять... Мне это как-то несимпатично. Я боюсь и не понимаю таких вещей. Все идет так, как идет. В любом случае, у тебя будет возможность проверить свое решение, и можно не беспокоиться – остаться в розовых очках не грозит никому. Ты начинаешь жить интересами монастыря, его проблемами, начинаешь лучше видеть себя и других, как-то сам проявляться. Конечно, неизбежны конфликты – с самим собой и с окружающими. Чего-то не понял, потом выяснил, с кем-то поругался, чего-то испугался, на что-то с радостью откликнулся. Даже из повседневных ситуаций можно понять, что в этой жизни твое, а что не твое, и чего, все-таки, ты сам хочешь.
– Расскажите, что такое постриг?
– Это очень личная вещь, рассказывать о которой бесполезно. У каждого, кто к этому придет, будет свое, и словами этого не передашь. Постриг – это не магия, не превращение. Это особое Божие благословение на тот путь, который человек избирает. А потом – все равно жизнь. Только теперь уже с сознанием того, что она вся отдана Богу.
