В новой рубрике мы будем публиковать афоризмы известных людей, которые внесли уникальный вклад в мировую культуру — о христианстве, истории, любви, свободе, труде, вере, культуре и о многом другом. Открывают проект "Мысли великих" афоризмы Гилберта Кийта Честертона, английского мыслителя и писателя конца XIX-начала XX вв.

Бог, личность:

Мало найти богов — они очевидны. Надо найти Бога, подлинного главу всех богов.

...у мира есть цель, а раз есть цель — есть личность. Мир всегда казался мне сказкой, а где сказка, там и рассказчик.

Космос бесконечен, но в самом причудливом созвездии нет ничего интересного, вроде милосердия или свободы воли.

Пантеизм не пробуждает к нравственному выбору, ибо все вещи для него одинаковы, а для выбора необходимо предпочесть одно другому.

Если Бог заключен в человеке, человек заключен в себе. Если Бог выше человека, человек выше себя самого.

Гилберт Кийт Честертон: афоризмы
Г. К. Честертон за работой. 1920-е гг.


Христос:

…в самом свободном, самом глубоком смысле лишь один Человек в Ветхом Завете — Личность; и предвосхищен раб Ягве язвами Иова.

Однажды небеса сошли на землю, даруя власть или печать образа Божьего, благодаря которой человек стал владыкой Природы; и вновь (когда во всех империях люди были взвешены и найдены очень легкими), чтобы спасти человечество, небеса сошли на землю в потрясающем облике Человека.

Человек:

Беда не в том, что машин всё больше, а в том, что люди стали машинами. 

Вера и идеалы, атеизм и свободомыслие:

Таково свойство материализма и скептицизма, ибо если разум механичен, думать неинтересно, а если мир нереален, думать не о чем. 

Детерминист создает четкую теорию причинности и не может сказать служанке «пожалуйста».

Сомнения агностика — это всего-навсего догмы материалиста. 

...материалистическая философия (верна она или нет), несомненно, стесняет больше, чем любая религия.

Христианин вправе верить, что в мире достаточно упорядоченности и направленного развития; материалист не вправе добавить к своему безупречному механизму ни крупицы духа или чуда... 

Христианин признает, что мир многообразен и даже запутан, — так здоровый человек знает, что сам он сложен... Но мир материалиста монолитен и прост… Вера не ограничивает разум так, как материалистические отрицания. 

Секуляристам не удалось сокрушить небесное, но прекрасно удалось сокрушить все земное... Сторонники эволюции не убедят нас, что Бога нет, — Бог может действовать и постепенно. Но себя они убедили в том, что нет человека.

Напрасно речистые атеисты говорят о великих истинах, которые нам откроются, когда мы увидим начало свободной мысли, — мы видели ее конец. У нее не осталось сомнения, и она усомнилась в самой себе.

Чудо и духовность:

Жизнь прекрасна, ибо она — приключение; жизнь — приключение, ибо она — шанс.

Чем отчетливей видим мы, как похожа жизнь на волшебную сказку, тем ясней, что эта сказка — о битве с драконом, опустошающим сказочное царство.

Их неверие в чудеса было верой в неподвижную безбожную судьбу, глубокой искренней верой, что мир неисцелимо скучен...

Чудо — мгновенная власть духа над материей.

Чудо — свобода Бога...

Человек чудесней и удивительней, чем все люди. Чудо человека должно поражать сильнее, чем все чудеса разума, мощи, искусства и цивилизации.

Для закона недостаточно, как воображал Гексли, что мы рассчитываем на обычный порядок вещей. Мы не рассчитываем, мы делаем на это ставку. Мы рискуем столкнуться с чудом...

Мы не учитываем чудо не потому, что оно исключено, но потому, что оно — исключение.

Не мистики недостает нам, а здоровой мистики; не чудес, а чуда исцеления.

Мы, западные люди, «пошли туда, куда нас поведет разум», и он привел нас к вещам, в которые ни за что не поверили бы поборники разума.

Вера и истина:

Что я отвечу, если нет мерила, стоящего вне времени?

Вера зависит от взглядов, а не от века и часа.

Проще всего — идти на поводу у века, труднее всего — идти, как шел... Легко упасть; падают под многими углами, стоят — только под одним.

...некоторые ученые заботятся об истине, и истина их безжалостна; а многие гуманисты заботятся только о жалости. И жалость их (мне горько об этом говорить) часто лжива.

Как опишу я такие горы истины? Трудно защищать то, во что веришь полностью… убежден не тот, для которого что-то подтверждает его веру. Убежден тот, для кого все ее подтверждает, а все на свете перечислить трудно. 

Религии не очень отличаются обрядами, они страшно различны в учении.

Апология христианства:

...в истории христианства присутствует какая-то неестественная жизнь, — можно считать, что жизнь сверхъестественная.

…христианская Церковь — живая, а не умершая наставница моей души. Она не только учила меня вчера, но и почти наверняка будет учить завтра...

Альтруисты тонкими голосами уличают Христа в жестокости. Эгоисты — у тех голоса еще тоньше — уличают Его в мягкотелости. Чего ж и ждать от нашего времени, когда все помешались на придирках? 

Одни и те же люди обличали кроткое непротивление монахов и кровавое насилие крестоносцев...

Люди, начинающие борьбу против Церкви во имя свободы и гуманности, губят свободу и гуманность, лишь бы биться с Церковью... Секуляристы не уничтожили божественных ценностей, но (если это может их утешить) поколебали ценности земные. Титаны не разрушили небес — они разорили землю.

Радость и простота:

Бог ненасытен, как ребенок, ибо мы грешили и состарились, и Отец наш моложе нас.

Человек больше похож на себя, человек более человечен, когда радость в нем — основное, скорбь — второстепенное… Радость — великий труд, которым мы живы.

Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь, кроме себя, и удивляются, и благодарят… Но стоит им решить, будто они сами выше всего, что может предложить им жизнь, всеразъедающая скука овладеет ими, разочарование их поглотит, и все танталовы муки ждут их.

Альтруизм и эгоизм: 

Счастье проверяется благодарностью...

Вот лучшее правило жизни и лучший врачебный совет. Здоровье — как и сила, и красота, и благодать — даётся тому, кто думает о другом.

...Ницше отрицает эгоизм тем, что его проповедует: проповедовать учение — значит делиться им. Эгоист называет жизнь войной без пощады и не жалеет усилий, чтобы уговорить своих врагов воевать. Проповедник эгоизма поступает весьма альтруистично. 

Каждый, кто не желает смягчить свое сердце, кончит размягчением мозга.

Гордыня и смирение:

Снобы — простые души, вроде дикарей.

Из всех страшных вер самая страшная — поклонение богу, сидящему внутри тебя.

Безусловная вера в себя — чувство истерическое и суеверное.

...худшее в мире зло воплощено не в рюмке, а в зеркале, не в кабаке, а в той уединенной комнате, где человек рассматривает себя.

...«я сам» — очень мелкая мера и в высшей степени случайная. Так возникает типичная для нашего времени мелочность, особенно свойственная тем, кто кичится широтой взглядов.

Человек, не доверяющий своим ощущениям, и человек, доверяющий только им, равно безумны...

... править должен тот, кто чувствует, что править не может. Герой Карлейля говорит: «Я буду королем»; христианский святой — «Nolo episcopari». Если великий парадокс христианства вообще что-нибудь значит, он значит вот что: возьмите корону и обыщите всю землю, пока не найдете человека, который скажет, что недостоин ее.

Выполняя обряд, люди обретали нравственную ценность. Они не воспитывали храбрости — они сражались за святыню и вдруг замечали, что храбры. Они не воспитывали чистоплотности — они омывались для алтаря и замечали, что чисты.

Неважно, кто сильней, — важно, кто прав.

Гордый примеряет все на свете к себе, а не к истине.

Грех, покаяние, прощение:

Где чистый ужас перед неправдой, который так прекрасен в детях? Где чистая жалость к человеку, которая так прекрасна в добрых? Христианство нашло выход и здесь. Оно взмахнуло мечом — и отсекло преступление от преступника. Преступника нужно прощать до семижды семидесяти. Преступление прощать не нужно.

Наше время подвело подкоп не под христианскую демонологию, не под христианскую теологию, а под ту самую христианскую этику, которая великому агностику казалась незыблемой, как звезды.

Любовь и верность, дающие силу:

Верность одной женщине – недорогая плата за то, чтобы увидеть хоть одну женщину… Полигамия – недостаток любви, словно ты рассеянно перебираешь десяток бесценных жемчужин.

Я принимаю мир не как оптимист, а как патриот. Мир — не пансион в Брайтоне, откуда мы можем уехать, если он нам не нравится. Он — наша фамильная крепость с флагом на башне, и чем хуже в нем дела, тем меньше у нас прав уйти...

Рим полюбили не за величие — Рим стал великим, ибо его полюбили.

...необходима извечная верность бытию.

...надо любить мир, не полагаясь на него; радоваться миру, не сливаясь с ним.

Идеалы и свобода:

Мы не стали менять реальность в угоду идеалу. Мы меняем идеал; оно и легче...

Если вы хотите, чтобы все оставалось как есть, меняйте почаще веры и моды...

Бунт современного бунтаря стал бессмысленен: восставая против всего, он утратил право восстать против чего-либо.

Мой идеал устойчив — он встал вместе с этим миром. Мою утопию не изменишь, ибо имя ее — рай. Можно переменить место назначения, но не место, из которого ты вышел.

У того, кто верит, всегда есть повод к мятежу: ведь Бог в сердцах человеческих под пятой сатаны. В мире невидимом ад восстал против неба. Здесь, в мире видимом, небо восстает против ада. Верующий всегда готов восстать; ведь восстание — это восстановление.

Современный молодой человек не изменит мира — он занят тем, что меняет убеждения… идеал должен быть устойчивым... Твердое правило нужно не только правителю, но и мятежнику. Устойчивый идеал нужен любому мятежу.

Свободомыслие — лучшее средство против свободы. Освободите разум раба в самом современном стиле, и он останется рабом. Научите его сомневаться в том, хочет ли он свободы, — и он ее не захочет...

Перемены:

Ницше высказал бессмысленную идею, будто люди некогда видели добро в том, что мы ныне зовем злом. Будь это так, мы не могли бы говорить, что превзошли предков или хотя бы отстали от них. 

Изменение — чуть ли не самая узкая и жесткая колея, в какую только может попасть человек.

Фанатизм как сумасшествие:

Однородность его мышления делает его скучным, она же делает его сумасшедшим.

Если б сумасшедший мог на секунду стать беззаботным, он бы выздоровел... Ему не мешает ни чувство юмора, ни милосердие, ни скромная достоверность опыта.

Сумасшедший заключен в чистую, хорошо освещенную тюрьму одной идеи, у него нет здорового сомнения, здоровой сложности.

Демократия:

...первый принцип демократии: главное в людях то, что присуще им всем, а не кому-то в отдельности.

...газетчикам незачем сражаться против цензоров. Прошли те времена. Теперь сама газета — цензор.

Труд:

Я всегда доверял массе тяжко работающих людей больше, чем беспокойной породе литераторов, к которой принадлежу. Даже фантазии и предрассудки тех, кто видит жизнь изнутри, я предпочту яснейшим доводам тех, кто видит жизнь снаружи.

Творчество:

Картина или книга удалась, если, встретив после нее облако, дерево, характер, мы скажем: "Я это видел сотни раз и ни разу не увидел".

Переворот в искусстве  — одно, в нравственности — другое...

…приедается только изображение; чувства остаются чувствами, люди — людьми...

Тех, кого заботит правда, а не мода, не собьет с толку чушь, которой окутывают теперь всякое проявление раздражительности или распущенности. Те же, кто видит не правду и ложь, а модное и немодное, —несчастные жертвы слов и пустой формы.


0
3
Сохранить
Поделиться: