Учение Максима Исповедника о страстях, которое открывает взгляд на то, почему мы погрязли в несчастьях

Пётр ПАШКОВ

кандидат теологии

Жизнь как свидетельство

Преподобному Максиму случилось жить в трудную эпоху. Великолепная Империя св. Юстиниана, раскинувшаяся от Месопотамии до берегов Испании, рушилась на глазах. Сперва престол достался тирану Фоке, который, по выражению одного византийского писателя, «задушил любовь и сеял всеобщую ненависть по всему Востоку». Затем разразилась многолетняя война с Персией; она увенчалась победой Империи, но победой пирровой: из пустынь Аравии шел новый завоеватель, перед которым быстро пали восточные и южные провинции христианского мира. Перед мыслителем в такие времена стоит трудная и крайне насущная задача: понять, на что можно опереться, когда рушится мир. Ведь Византия не только теряла один за другим древние города и святыни апостольской эпохи; внутри империи не прекращалась борьба правой веры и ереси монофелитстваМонофелитство — еретическое учение, согласно которому в Господе Иисусе Христе есть лишь одна воля, т. е. человечество Христа в некотором роде оказывается безвольным, движимым лишь Его Божеством., причем долгие годы казалось, что ересь торжествует благодаря поддержке властей. Сам преподобный Максим в борьбе с монофелитством провел годы в изгнании и темницах.

Оказавшись в окружении хаоса и разрушения со всех сторон, было легко, вероятно, впасть в отчаяние. Однако св. Максим своим примером показал, что и в условиях крушения вселенной для нас всегда остается выход; даже самое безысходное страдание не может сломить человека, в сердце которого теплится подлинная духовная жизнь. Вот лишь один небольшой пример. В 655 г. преподобный Максим находился под судом за упорное сопротивление монофелитству, которое поддерживал император и большинство иерархов Константинопольской Церкви. Обвинители, зная, что преподобный выступает для православного сопротивления как своего рода «знамя», стремились сломить его, заставить подчиниться. С этой целью они прибегали к самым разным доводам: указывали, что с монофелитами Константинополя вступил в церковное общение весь христианский мир, включая Римскую Церковь; насмешливо спрашивали, не считает ли Максим, что он один спасется, а весь мир погибнет. Но святой упорно отвечал:

«Я думаю не о единении или разделении римлян и греков, а о том, чтобы мне не отступить от правой веры… И мне не дай Бог осудить кого-либо, что я один спасусь, но сколько могу, предпочту умереть, чем страх иметь пред совестью за то, что каким-либо образом преступил веру в Бога».

После суда Максим Исповедник шесть лет провел в темнице. В 662 году его вновь вызвали на церковный суд в Константинополь, но заставить изменить позицию не смогли. В наказание святому отрубили правую руку, вырвали язык и заточили в крепости Схимар на Кавказе, где он через несколько месяцев скончался.

Преподобный Максим и своим творчеством, и своей жизнью засвидетельствовал один определяющий принцип: внешние обстоятельства в конечном итоге не важны; единственно важной для духовной жизни человека, для его подлинной жизни является его верность Богу и Его заповедям, «окно в небеса», открытое в нашем сердце. И в этом смысле даже самые сложные и «абстрактные» тексты преподобного Максима, конечно, остаются совершенно практическими. Представленное в них описание восхождения человека к Богу дает ответ на вопрос, откуда Исповедник брал силы, чтобы не сломаться даже в заточении, где он по несправедливому приговору лишился правой руки и языка, в чем видел источник счастья и блаженства?

Как святые боролись за Церковь? Максим Исповедник и «православные политтехнологи»

Чтобы ценить, нужно перестать оценивать

«Любовь есть благое расположение души, когда она ничего из сущего не предпочитает ведению Бога. Но навык такой любви невозможно приобрести тому, кто имеет пристрастие к чему-либо земному». Так начинаются «Главы о любви» — небольшое, пожалуй, самое «удобочитаемое» и одновременно очень важное сочинение преподобного Максима. Любовь в своем высшем и наиболее полном смысле есть любовь к Богу, а любовь к Богу, как мы увидим дальше, для Исповедника включает в себя и любовь к человеку (поскольку каждый человек по природе своей является носителем образа Божия), подлинную любовь к тому, что есть в мире (поскольку мир создан Богом и несет на себе отпечаток Его замысла) и даже нашу подлинную любовь к самим себе. Эту-то любовь и делают невозможной т. н. «страсти»Страстью в христианской аскетике называется своего рода греховная зависимость, проявляющаяся в сильном влечении человека к определенному виду греха..

Страсти и пристрастия, в свою очередь, для преподобного Максима тесно связаны с понятиями страдания и наслаждения. Мы все хотим наслаждаться и боимся страдать; хотим владеть тем, что приятно, и сама мысль о лишении «радостей жизни» нам тягостна. Страсть, таким образом, подразумевает стремление обладать, «завлечь в постоянное сожительство наслаждение и остаться совершенно недоступным страданию». Поэтому, собственно, страсти делают невозможными и любовь, и стремление к познанию: ведь подлинное знание, неотделимое от любви, подразумевает заинтересованность в людях и вещах ради них самих, ради красоты их бытия. Любовь и познание, если они подлинны, должны быть свободны от стремления к обладанию. Чтобы любить, нужно перестать оценивать все вокруг с точки зрения того, какое наслаждение оно нам сулит и каким страданием угрожает. Чтобы ценить, нужно перестать оценивать.

Стремление к обладанию, которое господствует над страстным человеком, заставляет его видеть в других людях врагов и соперников; каждый человек представляет собой угрозу, поскольку он может лишить нас наслаждения и причинить тем самым страдание. Если же другой человек не вызывает страха, то тогда он может восприниматься как объект, как средство для достижения наслаждения. Так утрата бескорыстной любви к Богу порождает «стремление к власти над сродными» — тиранию и зло всех видов в отношениях между людьми.

Соответственно, как полагает преподобный Максим, жажда наслаждения и страх перед страданием, порождающие алчность, похоть, гнев и все многообразие иных греховных страстей, не только лишают нас способности любить Бога, но и обрекают род человеческий на «борьбу всех против всех». Более того, поскольку в конечном итоге мир вне Бога по определению обречен на смерть, «поскольку всё естество тел тленно», рано или поздно страстный человек обречен утратить все, чем он так мучительно хочет обладать. Наслаждение всегда ограничено, в то время как страдание в безбожном мире не имеет конца.

Молитвенно ищите волю Божию

Итак, страсти обрекают своего носителя на страдание, и только «избегающий всех мирских похотей поставляет себя выше и всякой мирской печали». Свободным от скорби может быть только тот, кто свободен от самолюбия. В возможность подобного бескорыстия вне благочестия и веры в Бога преподобный Максим не верит; по его мнению, «никто не может презирать» наслаждение и страдание, «если только он не взирает на одного только Бога». Кроме Бога нет ничего столь прекрасного, чтобы из любви к нему можно было стать свободным от внешних обстоятельств, от пристрастия к земным усладам и неотступного страха, тревожности, которые по жизни сопровождают человека.

Однако приобрести столь совершенную любовь к Богу сразу и вдруг никак невозможно. Освобождение от страстей и восхождение к любви подразумевает постепенное принятие воли Божьей. Начинается оно с воспитания в себе привычки говорить и действовать, руководствуясь не нашими инстинктами (в нашем падшем состоянии они как раз велят нам искать наслаждения и избегать страдания), а заповедями. Каждый поступок должен быть — в идеальном случае — осознанным; действуя, мы должны задумываться о том, чего от нас хочет Бог (именно такое постоянное обращение ко Христу и память о Нем во всяком деле были для св. Максима «непрестанной молитвой»). Приучаясь таким образом жить перед лицом Божиим, человек понемногу освобождается от тех самых пристрастий к земным вещам, которые делали его неспособным любить.

Стремление к обладанию должно смениться готовностью к принятию

Если это верно применительно к собственным действиям человека, то тем более таким должно быть отношение к событиям, которые происходят в нашей жизни. Все происходящее с нами преподобный Максим считает необходимым не оценивать исходя из наших субъективных наслаждения и страдания, а принимать как волю Божию. Разумеется, речи при этом не идет о какой-то специфической жизненной пассивности; святой предлагает попросту не позволять тому, что находится вне нашей власти, господствовать над нашим душевным состоянием. А для этого единственным средством является принятие своих жизненных обстоятельств как воли Божией. Здесь уместно вспомнить характерный обмен репликами из «Диспута в Визии»«Диспут в Визии» — исторический документ, составленный участниками или свидетелями диспута между преподобным Максимом и его оппонентами, который состоялся в 656 году в Визии на территории совр. Турции., когда святой уже находился в заключении: «И говорит ему Феодосий епископ: “Как живешь, господин авва Максим?” Ответил святой: “Как предопределил Бог прежде всех веков Свое промыслительное обо мне решение, так и живу”». Впрочем, такое принятие никак не мешало преподобному Максиму быть деятельным и активным борцом за истину Православия, даже когда могло показаться, что против него был весь мир.

Итак, стремление к обладанию должно смениться готовностью к принятию, а инстинкты и страсти — уступить место заповедям Божиим. Воля человека таким образом постепенно становится все ближе к воле Божией; собственно, вся духовная жизнь, вся аскеза направлена на то, чтобы в нас выработалось «намерение, чистое от наклонности и расположения» к греху.

По мере сближения человеческой воли с Божественной человек все больше и больше делается открытым для Бога, так что Господь уже может действовать и проявлять Себя в его жизни. Незаметно для себя самого человек учится смотреть на мир как бы теми же глазами, какими на него смотрит Бог. Такое вúдение (или созерцание — θεωρία) открывает для человека подлинную реальность этого мира. Свободный от желания обладать вещами, не требуя наслаждений и не боясь страданий, христианин начинает видеть «логосы» всего в мире — Божественные идеи, замыслы, смыслы, которые Бог при творении вложил в этот прекрасный и искусно устроенный мир.

Хотя преподобного Максима, высочайшего аскета и мученика за веру, вряд ли занимала эта сторона вопроса, вероятно, мы можем говорить, что такое бескорыстное восприятие мира парадоксальным образом открывает и возможность подлинно радоваться тем радостям, которые присутствуют в нашей земной жизни. Другой святой отец и внимательный читатель преподобного Максима, святитель Марк Эфесский, прямо писал, что именно страсти и вожделения не дают нам в полной мере воспринимать красоту земли и окружающих нас людей:

«А во время оно, когда чистым сделается наше суждение о прекрасном и увянут низкие страсти, не найдется того, кто бы не прославил Творца за красоту зримого!..»

Позволить Богу сиять в нас

Высшие ступени этого аскетического процесса освобождения от страстей — от воли к обладанию, от желания наслаждений и страха перед страданием — описываются святым Максимом в предельно таинственном духовном ключе. Всецело сочетав свою волю с волей Божией, «человек всецело проникает во всецелого Бога (ὅλῳ περιχωρήσας ὁλικῶς τῷ Θεῷ) и становится всем тем, что есть Бог, кроме тождества по сущности (πᾶν εἴ τί πέρ ἐστιν ὁ Θεός, χωρὶς τῆς κατ’ οὐσίαν ταὐτότητος), вместо себя получая всецелого Бога». Язык, который здесь использует преподобный Максим, может показаться несколько странным: что останется от человека, если он «вместо себя получает Бога»? Не означает ли это своеобразного «растворения в Абсолюте»? Хотя преподобного, возможно, несколько меньше, чем нас, занимал вопрос об уникальности каждой человеческой личности, все же он совершенно не предполагал, что в блаженной вечности упразднится наше индивидуальное бытие. Для него «сохранение и соблюдение усыновления в Боге зависит от свободной воли возрождаемых»; в Боге исчезает не наше личное начало, а наше греховное опьянение самими собой. Даже если спасенные уже не желают ничего, противного воле Божьей, их воля остается их собственной и неповторимой.

Достичь такого состояния в земной жизни дано лишь весьма и весьма немногим великим подвижникам; однако если в воле христианина присутствует готовность к отречению от своей греховной самости (т. е. от упорного, решительного нежелания принимать волю Божию), от своего страстного себялюбия (т. е. зацикленности на собственном наслаждении и страдании, безразличия к другим), то Божественная благодать врачует его немощи и восполняет скудость его сил — если не на земле, то уже на небе.

Учение преподобного Максима Исповедника о страстях и добродетелях было плодом его глубокого личного духовного опыта (опыта страдания в том числе). Святой Исповедник смог описать те основные духовные принципы, которые позволяют христианской душе оставаться твердой и мужественной в любых обстоятельствах, постепенно возрастая в любви Божией и через это достигая блаженства. Безусловно, механически воспроизводить те формы подвижничества, о которых говорит преподобный, невозможно (и не очень нужно), но положить сформулированные им принципы в основу нашей духовной борьбы для нас почти необходимо.