От кого зависит, какое слово будет последним, почему митрополит Антоний Сурожский угрожал, а Иоанн Кронштадтский подставил другую щеку, и простой «способ» терпеть обиды в Удивительных историях на «Фоме».
Последнее слово
Известный британский дирижер Бенджамин Цандер рассказывал: «Это правда очень важно, что и кому мы говорим. Наши слова намного важнее, чем мы думаем. Я понял это, поговорив с одной женщиной, которая выжила в Аушвице.
Она попала в лагерь, когда ей было 15 лет. Ее брату было 8, родителей они потеряли. И она рассказала мне: «Мы ехали в поезде в Аушвиц, я посмотрела вниз и увидела, что мой брат потерял башмаки. И я сорвалась на него: „Почему ты такой болван, не можешь за своими вещами уследить!“ Ну, так, как старшая сестра может выговорить младшему брату. К несчастью, это было последнее, что она сказала ему в этой жизни. Потому что больше она никогда не видела его. Он не выжил.
И когда она выбралась из лагеря, она дала клятву: „Я вышла из Аушвица живой, и я клянусь, что никогда не скажу того, что не могло бы остаться как мое последнее слово“.
Сможем ли мы сделать так же? Нет! Но у нас существует возможность хотя бы двигаться в этом направлении».
Терпеливый брат
Преподобный авва Дорофей рассказывал: «В нашем монастыре был один брат, которого я никогда не видал смутившимся или скорбящим, или разгневанным на кого-либо, тогда как я замечал, что многие из братии часто досаждали ему и оскорбляли его. А этот юноша так переносил оскорбления от каждого из них, как будто никто вовсе не смущал его. Я же всегда удивлялся чрезвычайному незлобию его и желал узнать, как он приобрел такую добродетель. Однажды отвел я его в сторону и, поклонившись ему, просил его сказать мне, какой помысл он всегда имеет в сердце своем, что, подвергаясь оскорблениям или перенося от кого-либо обиду, он показывает такое долготерпение. Он отвечал мне презрительно без всякого смущения: „Мне ли обращать внимание на их недостатки или принимать от них обиды, как от людей? Это — лающие псы“.
Услышав такое, я преклонил голову и сказал себе: нашел путь брат сей. И, перекрестясь, удалился от него, моля Бога, чтобы Он покрыл меня и его».
Решительный отпор
Дело было в середине восьмидесятых. Один опустившийся бродяга решил ограбить православный храм. Он знал, что поздним вечером там не бывает никого, кроме старенького настоятеля. Дождавшись, пока церковь покинут последние прихожане, бродяга постучал в двери. Когда настоятель открыл, грабитель потребовал отдать деньги и все ценное, что находилось в храме. Но в ответ услышал нечто совершенно неожиданное: «Приготовься, сейчас я тебя буду бить. Предупреждаю тебя заранее, несмотря на то, что человек я пожилой, побить я могу очень сильно, а поскольку я хирург, то и покалечить могу. Я тебя предупредил? Теперь давай будем драться». Бомж оторопел от такого «приема», стушевался и ушел ни с чем.
Происходило все это в Лондоне, а настоятелем Успенской церкви был митрополит Сурожский Антоний. Владыка очень весело об этом потом рассказывал: «А что делать? Я же не дам храм грабить, охраны у нас нет, надо в одиночку защищать храм. Защитим!» Во время описываемых событий ему было уже за семьдесят.
Ответ на удар
В те годы, когда святой Иоанн Кронштадтский был уже всенародно известен и в Андреевский собор к нему на Литургию ежедневно съезжались тысячи людей со всей России, произошел один вопиющий случай. Во время службы на амвон поднялся некий студент и... прикурил от лампады на иконостасе. Отец Иоанн в это время уже вышел с чашей для причащения. Он в недоумении посмотрел на молодого человека и спросил: «Что же ты делаешь?» В ответ молодой человек подошел к отцу Иоанну и резко, наотмашь ударил его по лицу рукой. От удара святой сильно качнулся, и евхаристические Дары расплескались из чаши на пол. Иоанн Кронштадтский перекрестился, подставил ему другую щеку и сказал: «Ударь еще раз». Но народ уже схватил студента и вывел его из храма. Плиты, на которые расплескались Святые Дары, были вынуты из пола, и утоплены в море.
Благодарим издательство «Никея» за помощь в подготовке рубрики.
