После того как я стал священником, для себя решил, что по возможности буду избегать совершения таинства исповеди, пока не наберусь пастырского опыта. Насмотрелся плачевных примеров, когда молодой батюшка на исповеди начинал раздавать советы направо и налево, незаметно для себя превращаясь в младостарца. А потом — слезы, поломанные судьбы… Другими словами, я пугался той ответственности, которая легла на мои плечи.
И потом думал, чему могу я научить убеленных сединой стариков, которые начали ходить в церковь, когда я под стол пешком бегал? И становиться бездушной машиной по приему исповедей совсем не хотелось. Я рассуждал так, что, дескать, послужу немного, заматерею, а потом уже… Но Бог рассудил иначе: на одной из архиерейских служб владыка благословил меня помочь требному священнику исповедовать людей.
И вот моя первая исповедь. На аналой кладу Евангелие, Крест. Почему-то стараюсь не смотреть в глаза «исповедникам», будто боясь смутить их своей «желторотостью».
Подходит первый — слушаю, читаю разрешительную молитву. Всем своим нутром чувствую силу этой молитвенной формулы. Потом второй, третий, четвертый… Мои глаза повлажнели. Понимаю, что они мне называют мои собственные грехи. А некоторые прихожане называют такие поступки, которые я и за грехи-то не считал. «Вокруг меня святые люди!» — пульсировало в сознании.
Подходили и близкие знакомые… В их глазах я видел страх, что после их исповеди у меня изменится к ним отношение. Честно говоря, подсознательно сам этого боялся. Но Бог словно выключает из сознания все услышанное на исповеди, и когда я после общался со своими знакомыми, открытые ими грехи не тревожили моего сознания. Уверен, что, будь по-другому, многие священники долго бы не выдерживали.
Были и вопросы с просьбой дать совет. А иногда задавали и такие, что загоняли в тупик. Но в самый последний момент ответ находился, причем самый простой…
И самое главное — таинство Покаяния учит священника сопереживать чужой боли, что мне стало понятно с самой первой исповеди. Угнетает только сухое перечисление среднестатистических проступков, выписанных из какой-нибудь брошюрки. Теперь-то я понимаю, что чувствовали когда-то батюшки от моей собственной мирской формальной исповеди…
