Есть в нашей русской культуре одна маленькая хворь. Не то, чтобы она многое портила, губила, разрушала, но неудобств от нее хватает. В двух словах суть ее расшифровывается как «неприятие среднего».
Понятие «среднее» в коллективном разуме русских образованных людей слишком часто и слишком неоправданно сливается с понятием «серое». Иными словами, интеллектуально беспомощное, неоригинальное, скучноватое.
Поэтому люди искусства у нас привыкли избегать среднего и в оценках, и в устремлениях. Что не вершина, то всё провал. Что не искристый плод гения, то – на помойку! Что не «пятерка», то «двойка», или, редко и со скрипом, — «тройка». Оценка «четыре балла» в нашем интеллектуальном быту отсутствует…
А ведь такой радикализм страдает детской наивностью. Для нормального развития культуры необходим плодородный слой «хорошо сделанных вещей». Гениальные тексты, фильмы, спектакли, картины не появляются из пустоты. Нужны школы мастерства, эстетические эксперименты, попытки освоить какие-то новые культурные пространства, опыты с переложением идей на язык искусства. Из сотни попыток, может быть, родится не более десятка «хорошо сделанных вещей». Но если они все-таки появились, именно из этой среды, из «культурного чернозема», вырастет одна – гениальная. Та, что сохранится в памяти народа на десятилетия, может быть, на века.
А если смешать этот десяток хороших, сильных, но не блистательных вещей с тем, что на уровень ниже, с тем, что безобразно или же просто не поднимается выше уровня однодневки, то достоинства «культурного чернозема» умалятся. «Средний класс» окажется морально люмпенизированным и не станет ступенькой к появлению величайших культурных достижений народа.
Надо учиться уважать «хорошо сделанные вещи». Если талант, дарованный свыше, реализовался в них, следовательно, он не растрачен впустую, не похоронен в земле, он нашел верное применение. Народ, представитель которого создал такую вещь, получил добротное украшение.
А теперь я перехожу к одной из таких «хорошо сделанных вещей». Это спектакль «Царский путь», поставленный московским театром «Камерная сцена» под руководством Михаила Григорьевича Щепенко. Премьера состоялась недавно, и сейчас самое время поговорить о достоинствах его и недостатках.
«Царский путь» — историческая драма, посвященная русской Смуте начала XVII века. Появлению спектакля способствовали два больших исторических юбилея: 400-летие династии Романовых на русском престоле (1613) и 400-летие же со дня мученической кончины патриарха Гермогена (1612). Творцы спектакля были погружены в глубокое переживание нашей истории. Поэтому они отважились на два эксперимента, на решение двух чрезвычайно сложных задач.
Во-первых, они уместили в рамках сценического действия колоссальный период исторического времени. Действие «Царского пути» начинается в 1605 году, когда жив еще Борис Годунов, а заканчивается в 1612-м: уходят из земной жизни два центральных персонажа – патриарх Гермоген и царь Василий Шуйский. Притом само это действие не растягивается сверх обычного. «Царский путь» немногим больше обычной театральной постановки, идет за один вечер, не содержит особенных длиннот. Более того, фактическое содержание спектакля очень мало расходится с действительной историей России. Оно почти документально. К событиям четырехвековой давности постановщики отнеслись весьма бережно.
Во-вторых, всё, происходившее на протяжении этих лет, подано с точки зрения, которую иначе не назовешь, как только безусловно христианской.
Генеральная суть спектакля: патриарх Гермоген как духовный пастырь и просто как православный человек дает образец абсолютной духовной непоколебимости. Он подан в образе несокрушимой скалы, в которую с остервенением бьют волны Смуты. Ему страшно, ему больно, ему порой просто мерзко от происходящего, но он всегда знает, как поступить правильно. Иными словами, как должен поступать христианин. И он никогда, ни в жесте, ни в слове, ни в действии не отступает от христианского долга. Перед зрителями проходят образы тех, кто отступил и оступился в большей или меньшей мере. Соблазненные, уязвленные собственной гордыней, павшие жертвами страстей… Вот Лжедмитрий I, лучшая, может быть, актерская работа, — настоящий живой механизм, нечто предельно неорганичное для Руси и для православия. Ясное, хрестоматийное зло, нечто даже не вполне человеческое, своего рода робот-истерик… Вот вельможи, погубившие семейство Годуновых. Они представляют зло традиционное, вечно смущающее людей корыстолюбивых. Вот боярин Салтыков, дальше всех пошедший в отступничестве, — прямой, осознающий свою роль слуга дьявола. А вот гораздо более сложная фигура: царь Василий Шуйский. Этой персоне придан ореол трагизма. Василий Иванович совершает непозволительное для христианина, потом осознает свои грехи, кается, проходит через «перемену ума», но в конечном итоге все-таки падает на дно. Редкий, стоит заметить, случай, когда к этой крупной исторической личности потомки отнеслись с подобающим почтением, отступили от традиции карикатурного портретирования…
В итоге получается нечто вроде спектакля-иконы: на «среднике» стоит праведник-Гермоген, по краям – «клейма» из его жития, где он сталкивается с грешниками разной степени нравственного падения. Очень сложно дать современному зрителю именно такое, последовательно христианское видение Смуты: без Ивана Сусанина, без Пожарского, без светской героики, но с явственным мистическим подтекстом. Притом дать так, чтобы он не отвратился и не заскучал.
Итог: обе задачи оказались успешно решены. Однако творцы спектакля оказались заложниками его структуры. Они вывели громадный многофигурный ансамбль действующих лиц, они оказались вынуждены так или иначе отыграть миллион исторических событий, они должны были смягчить силой художества резкую христианскую назидательность, без которой фигура Гермогена в принципе немыслима. Надо отдать им должное: в «Царском пути» — множество красивых находок, неожиданных ходов, нестандартно поданных ролей. Но все эти достижения куплены дорогой ценой: мощный поток истории преобладает над судьбами отдельных персонажей, публицистика господствует над психологией, летопись оказалась выше чувств. На полутона в развитии характеров, на эмоциональные переживания, на «диалектику души» осталось не столь уж много места.
Худо ли это? И да, и нет.
Произошло то, о чем говорилось в начале этого текста, — большой эксперимент с чрезвычайно высокими ставками, облачение сложной идеи в наряды искусства, освоение нового художественного пространства. В итоге «Царский путь» обратился в «хорошо сделанную вещь». Это не провал, не фальшь, не казенная патриотическая агитка: пафос драмы наполнен искренним христианским переживанием. Постановка «Камерной сцены», заставив работать ум, отнюдь не будит чувства, не заражает эмоциональной вовлеченностью. Высотой гениального «Царя Феодора Иоанновича» она не обладает. И все же это образец высокой культуры, это серьезное достижение. Иными словами, — спектакль из той десятки «среднего класса», которая создает плацдарм для нового взлета к вершинам гениальности.
Источник иллюстраций: информационный портал департамента культуры города Москва и портал культурного наследия России.
