АхалашвилиУже полгода я не смотрю телевизор. Не только «Время», «Вести», «РБК», ток-шоу с Соловьевым, но и любимые Travel & Living, NBO и 2x2. Совсем, насухую. То есть никаких рюмочку для аппетита или перед сном. Перед сном будет молитва. Я не ушел в Гималаи и не попал в тюрьму, обстоятельства так сложились.

Сначала на новой квартире не было хорошей антенны, а плохую не хотелось, я не разведчик в тылу врага, которому нужно во чтобы то ни стало узнать как там дела у Ксюши Бородиной или Павла Воли, мне нужны любимые спутниковые каналы, а потом стало как-то не до этого. Появилась новая интересная работа, времени на всякую ерунду почти не осталось, а то, что осталось, на ерунду тратить не хотелось. Есть любимые друзья, есть природа, есть благословенная тишина,  в конце концов! И вообще, когда тебе сорок, начинаешь замечать, что в голове хороших мыслей катастрофически  мало, и уже всяких мало, а тут еще постоянно кто-то лезет со своими поганенькими убогими историями про поющие трусы или политику,  пищат и лезут, а ты уши развесил, лишь бы ничего не делать, и это уже похоже диагноз.

Вдруг это последний день твоей малоинтересной не успевшей никуда жизни, тогда что? Придешь ты к Богу и скажешь: Вот Господи, все мое – вот поющие трусы, вот политика, вот куцые никому не нужные статейки, написанные впопыхах, вот планы, которые так никогда и не были реализованы, потому что пробегал, а потом тратил время на всякую ерунду, а потом оно закончилось. Это единственное, чего потом не будет – этого самого времени. А поющие трусы останутся. И останется только смотреть на них до Второго Пришествия.

Чтобы услышать другого, нужно перестать говорить. Чтобы услышать себя, нужно хотя бы немного побыть в тишине. Некоторых тишина пугает. Некоторые готовы выпрыгнуть из окна, лишь бы не оставаться самими с собой. Тишина – это Бог, это возвращение блудного сына к заброшенному порогу и потухшему очагу. Это радость первой молитвы, рассвет за окном и исписанная тетрадь на столе. Ты стоишь, смотришь, обалдевший от счастья и усталости на рассвет за окном, и знаешь, что все хорошо, как только можно себе представить и пожелать. И этого у тебя не отнять, как не отнять спящую, свернувшуюся под одеялом девушку в углу твоей кровати. Это человек отдает сам.

...Я начал с самого простого – выключил телевизор. Конечно, сначала за завтраком без «Евроньюс» или «РБК» чувствуешь себя немного неуютно, а потом ничего, проходит. А когда вечером перед сном рука по привычке тянулась к пульту, берешь в руки хорошие книжки (сейчас это «Повесть о доме Тайра», а до этого были эссе Честертона и грузинские народные новеллы), и жизнь мало-помалу налаживается.

Первое, что заметил – люди вокруг какие все хорошие! Только сейчас узнал, что мои соседи по лестничной клетке - двое замечательных мальчишек: старший Димка, который может разогреть обед и покормить младшего Степку, пока их мама зарабатывает деньги в каком-то архитектурном бюро, а Степка  несмотря на свои четыре уже может полностью разрисовать все обои на кухне. За полчаса одним забытым на виду лечебным маркером "Лекс". Пока мама на работе мальчишки строят в песочнице крепость, а соседка снизу – вдова известного ученого, который пятнадцать раз ездил на чернобыльскую аварию, из-за чего и умер, а она еще в конце 80-х возила внучек по монастырям. Тамаре уже за семьдесят, а она соображает лучше моих студентов, и была свидетельницей событий, о которых Леонид Парфенов рассказывает в «Намедни». Тьфу ты, опять я про ТВ! Не к ночи будет помянуто….

Фото www.flikr.com, stepzh, фрагмент

4
3
Сохранить
Поделиться: