В ранней молодости я очень любил гулять с чужими детьми, показывал им Москву, читал сказки. У нас была небольшая группа друзей-единоверцев. Родители хотели спокойно помолиться за службой и пели в хоре, а я был «внештатным» уставщиком. Если служба была не слишком сложной, то я открывал книги, минут за 15 объяснял регенту, что и откуда брать, а затем забирал детей и уходил на два часа гулять с ними по старой Москве.
Наверное, я был плохим уставщиком, но зато я неплохо знал картины в Третьяковке, Болотную площадь и множество других прекрасных мест, куда можно пойти с детьми.
С тех пор я превосходно играю в крестики-нолики, чуть хуже в города и могу с легкостью отличить возраст ребенка по его почерку и особенностям написания букв Ч, Э и Я. Встречные прохожие называли меня молодым отцом, что немало веселило меня и моих подопечных – если верить прохожим, родить я был должен в период от 12 до 14 лет.
Сейчас мне почти 35, и я с нетерпением жду момента, когда у нас появится первенец. Не знаю, когда это случится, но надеюсь, что скоро.
Иногда на меня находит уныние, и я переживаю, как я буду поднимать ребенка или коляску на 5 этаж, как буду зарабатывать деньги на семью, сколько буду спать по ночам и смогу ли читать любимые книжки. В этот момент мне на секунду кажется, что дети – это обуза, и лучше жить вдвоем с прекрасной супругой в свое удовольствие…
У условного меня также есть страхи и комплексы, определяющие мое поведение и мои тексты. Прекрасный журналист Дмитрий Соколов–Митрич недавно написал, что колумнисты делятся на тех, кто нервничает, и тех, кто умничает. Я, надеюсь, отношусь к первой категории.
«Умные» колумнисты никогда не расскажут вам, что у них есть страхи, но зато напишут пламенный текст о том, как женщину уродует многодетность, о том, что настоящая дама рожает только в двух случаях – по «залету» или после того, как выходит замуж вторично, уже имея на руках неожиданное дитя любви. Умным колумнисткам дети, требующие внимания, очень мешают читать Джойса.
В мире вообще слишком много людей, готовых развести руками чужую беду, слишком много пессимистов, говорящих, что рождение ребенка – это путь в нищету, но почти нет людей, готовых сказать простые, проникновенные слова о том, что социальные гарантии верующим дает Сам Христос, что наши папы и мамы рожали и воспитывали нас часто в очень трудных условиях. Они как-то смогли это сделать, некоторые из нас даже выросли приличными людьми, прочитавшими Джойса и Пруста. Теперь мы способны называть «фашизм» модным словом «провокация», оправдывать человека с подобными взглядами тем, что у него было тяжелое детство, и он все-таки привлек внимание к больной теме.
За последние годы мы благополучно забыли о том, что единственный способ пробуждения в людях добрых чувств - это изменение самого себя. Заигравшись в постмодернистскую относительность, мы забыли о существовании абсолютных истин. Мы начали респектабельно травить людей, определять что один ребенок – норма, два –еще ничего, а три – уже извращение. Мы называем собеседников лузерами потому, что они не знают, как правильно пить текилу, но зато воспитывают несколько прекрасных детей.
Мы любим смотреть, как умирают чужие дети, и не замечаем, что этим убиваем своих. Впрочем, хватит о грустном, лучше я расскажу об одном из самых «страшных» эпизодов своей юности.
Как-то я, будучи счастливым «молодым отцом», катал на своих плечах ребенка. В какой –то момент получилось так, что он стал падать. Ощущение от того, что ты, сдирая локти об асфальт, все-таки ловишь его и ставишь на землю без единой царапины, до сих пор остается одним из самых светлых воспоминаний. Очень надеюсь, что через несколько лет я смогу испытать подобную радость снова. И дело здесь совсем не в том, чтобы спасти кого-то от травмы, а в том, что не передается буквами на бумаге.
