Есть в Евангелии вопросы, которые как бы скрыты за другими, более очевидными, и ответ на них найти бывает непросто именно по причине этой их прикровенности. Например, «Возлюби ближнего, как самого себя» — одна из самых известных евангельских максим. Как правило, первый же вопрос, который возникает у человека по поводу этой заповеди, ничем не отличается от того, что прозвучал в Евангелии, — кто мой ближний? Об этом много писали толкователи Писания — от Иоанна Златоуста до наших дней, поэтому и ответ на него найти довольно просто. Но есть тут и другой вопрос, не менее важный — как человеку правильно любить себя? Думаю, ответить на это с ходу вряд ли получится. Хотя необходимо — каждому верующему. Ведь именно эта способность — любить самого себя — дается в заповеди как некий очевидный критерий любви к ближнему. И здесь есть над чем подумать всерьез.
Как-то еще на заре перестройки, когда библейские вопросы только-только появились в общественном обсуждении, услышал по телевидению фразу: «Почему это — возлюби ближнего, как самого себя? Может быть, я хочу его любить больше, чем самого себя!» Человек искренне считал, что для него это возможно. Хорошо, если так. Но мне почему-то кажется, что именно эти слова — «как самого себя» — самая точная оценка некой постоянной величины в любви, если так можно выразиться. Почему? Просто потому, что это основание, которое очень сложно вырвать. Ведь человек всегда себя будет любить. Например, всегда себя будет прощать. Так или иначе, раньше или позже — но непременно. Не прощают себя лишь самоубийцы. Да и то — самоубийцы, ушедшие из жизни не в состоянии аффекта, а осознанно принявшие решение уйти. Человек, говоря образно, не может развестись сам с собой. Он просто вынужден себя прощать, мириться с собою даже после самых печальных, тяжелых и отвратительных поступков. Мне кажется, каждый из нас это испытывал — просыпаешься утром и думаешь: ну почему нельзя ластиком стереть все, что было накануне? Чтобы этих слов ты не говорил, этих поступков не совершал, этого стакана не допил… Или этой подписи не поставил... Но стереть нельзя. И ты должен как-то дальше жить со всем этим. И единственный для этого способ — простить себя. Не в смысле — оправдать. Себя вчерашнего можно даже ненавидеть — иногда это бывает очень хорошо и даже весьма душеспасительно. Но жить с собой дальше все равно приходится. А куда деваться-то?
Мне кажется, это и есть ключевой момент — прощение, если речь идет о заповеди «возлюби ближнего, как самого себя». Ведь «не забудем, не простим» — это всегда к другим, это не к себе. Потому что если бы — к себе, было бы по-другому, отнюдь не так категорично. Тогда, как минимум, — не забуду, но прощу.
.jpg)
Любить — значит прощать. Человек себя самого знает намного глубже, чем остальные. Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Видел я согрешившего явно, но втайне покаявшегося; и тот, которого я осудил как блудника, был уже целомудр у Бога…» И мне в этой связи думается вот что: себя-то ты же знаешь — как грехи свои, так и покаяние или его отсутствие. Но если ты любишь ближнего, как самого себя, значит, ты и относительно него тоже допускаешь, что он не только сказал гадость, но потом еще по этому поводу переживал, мучился, — так же, как и ты сам. И ты его поэтому можешь простить. Как самого себя.
Любить себя для человека — одна из важнейших форм самосохранения. Христианство учит ненавидеть грех, а не того, кто его совершил. Но когда грешный человек начнет ненавидеть не грех в себе, а себя самого, когда он начинает видеть в себе врага, включается логика войны: если враг не сдается, его уничтожают. Так удавился Иуда. Так любой человек, разлюбивший себя, может повеситься или просто спиться: это ведь тоже — самоуничтожение.
И наоборот — если я хочу сохранить для себя человека, и себя сохранить для него, если я дорожу нашими отношениями и боюсь их потерять — я просто обязан отнестись к нему, как к самому себе. То есть — с любовью, и прощением, что бы он ни сделал плохого. Думаю, каких-либо иных способов просто не существует.
И вот еще что. Любовь к себе, на которую мы призваны равняться в своей любви к ближнему, тесно связана с онтологическим памятованием человека о грехопадении. Это ощущение «я все равно — хороший» в нынешнем, падшем состоянии человека может и большой вред ему нанести, об этом необходимо всегда помнить. Но все же по сути своей оно вполне естественно — именно как ощущение в себе образа Божьего. «Я все равно хороший», потому что Бог сотворил меня хорошим. Думаю, никак по-другому христианин не может объяснить, откуда это чувство в нас. Мне кажется, это не самооправдание, а глубокая интуиция человека о себе, с очень серьезными корнями, уходящими в праисторию, в райский период существования человека до грехопадения. Другое дело, что это благое ощущение накладывается у нас на совсем не благую жизнь, и действительно может превратиться в самооправдание. И все-таки даже наши пороки — это, в сущности, наши же добродетели, только искаженные грехом. Потому что у порока просто не может быть иной природы, он не может быть какой-то самостоятельной формой бытия, ведь Бог не творит зла. А покаяние как раз в том и заключается, чтобы увидеть, как грех изуродовал во мне эту красоту человеческого естества, ужаснуться этому уродству, и постараться с Божьей помощью исправить его, вернуть себе утраченную добродетель. Поэтому, на мой взгляд, «любить себя», по самому большому счету — это видеть в себе образ Божий. Следовательно, и «любить ближнего, как самого себя» тоже означает — увидеть образ Божий, но уже в другом человеке, понять — если не сердцем, то хотя бы умом, — что и он тоже прекрасен, хорош и достоин любви, каким бы плохим он в данный момент ни был.
Психологи говорят, что себя надо полюбить и принять таким, каков ты есть. Здесь есть определенная правда. Человек, не любящий себя, вряд ли когда-нибудь станет счастливым. Но точно так же не станет счастливым и человек, любящий только себя самого и не распространяющий свою любовь дальше собственной персоны. Поэтому, думаю, библейская заповедь о любви к ближнему по сути является таким призывом к каждому из нас: «Человек, пойми, стать счастливым в одиночку невозможно».
