Штаб помощи пострадавшим Русской Православной Церкви на территории храма святого Архангела Михаила в Крымске — первый волонтерский центр, появившийся в Крымске на следующий же день после трагедии. На протяжении всех спасательных и восстановительных работ он остается крупнейшим в городе: за десять дней через него прошло больше семисот тонн гуманитарной помощи. Один день в волонтерском штабе провел корреспондент «Фомы».
Адреса милосердия
Прошло десять дней после трагедии в Крымске — и в пострадавшей части города уже более или менее чисто. Редко где до сих пор лежат сломанные деревья, в основном их уже распилили и увезли. Воду откачали, хотя внутри домов грязи и ила по-прежнему много. Практически перед каждым двором на обочине выложена куча мусора из поломанной мебели, люди ждут, когда МЧС приедет с техникой. Техники на весь город не хватает. Стены новых кирпичных домов выстояли. Некоторые деревянные сложились, будто карточные. Попадаются ворота с крупными надписями «Все спаслись».
Старушка Раиса Тимофеевна живет в станице Нижнебаканской. На полу ее дома хлюпает серо-бурая жижа, мебель смыло, окна выбило.
Во время наводнения она каким-то чудом успела подняться на чердак по приставной лестнице. Сейчас этот чердак стал ее домом — на балках сохнет одежда, на деревянных перекрытиях лежит одеяло — часть гумпомощи, плотно сложенный кусок материи претендует на то, чтобы заменить собой подушку. Смотреть хладнокровно на то, как бабушка, дрожа вместе с лестницей, залезает на чердак — невозможно. Но Раиса Тимофеевна спокойна:
— Войну пережили — страшнее было. И это переживем.
Это все, что она может сказать в беседе со священником Романом Осташевским, клириком храма святого Архангела Михаила, который приехал вместе с мобильной бригадой и привез ей консервы, две пятилитровые канистры воды, одеяла. Волонтер, помощник батюшки, записывает, что еще Раисе Тимофеевне нужно, чтобы приехать на следующий день.
— Слава Богу, живы остались, — говорит отец Роман.
Другой пострадавшей, хозяйке разрушенного дома Татьяне, около тридцати лет. Перед ее домом выставлена табуретка с картонной коробкой, на которой написано «консервы». Здесь это общепринятый знак — все поймут, что человек ждет помощи. Увидев его, мобильная группа тут же останавливается: несмотря на то, что этого адреса в планах не было, у мобильной группы всегда есть с собой резерв.
Татьяне отец Роман тоже говорит:
— Слава Богу, живы остались, — но добавляет: — А вещи, которые потеряли — дело наживное.
Татьяна улыбается и кивает.
— Я ехал сюда и очень волновался — что говорить людям, ведь они наверняка ждут от священника слов утешения, — признается иеромонах Матфей (Мунтяну), он приехал в штаб добровольцев вместе со своими студентами из Российского православного университета. — Но когда вышел на улицу в подряснике и с крестом, люди стали сами ко мне подходить и просто рассказывать. И я понял: они не ждут, что кто-то им что-то скажет. Они ждут, что их выслушают. Действительно, такое ощущение, что сейчас, спустя десять дней после наводнения, одна из насущных потребностей каждого жителя Крымска — выговориться.
К отцу Матфею подходит пожилой человек и плачет о том, что смыло новый, только что купленный диван — «два года на него копил». Молодой человек, живущий на той же улице, расстроен тем, что из-за наводнения испорчен дубовый паркет, который стоил полтора миллиона рублей. Стихия не различает богатых и бедных.
Что скажешь тем, кто потерял все? А что скажешь тем, кто потерял родных?— Трудные вопросы, — признается священник Филипп Ильяшенко, приехавший в штаб волонтеров вместе со своими студентами из Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. — Верующему человек я скажу, что физическая смерть ближнего не означает полной разлуки с ним. Но какие бы слова мы, священники, ни нашли, они будут пустыми, если мы не подкрепим их делами.
Отец Филипп — один из трех священников, которые являются также профессиональным спасателями, аттестованными МЧС. До него в Крымске был другой священник-спасатель.
— В первый же день трагедии сюда прилетели два священника, из которых один — профессиональный спасатель, и был развернут первый в городе — и до сих пор один из крупнейших — штаб помощи пострадавшим, — говорит отец Филипп.
«Вера без дел мертва» — эта знакомая всем евангельская истина обретает в Крымске свое, особое звучание. В каком-то смысле быть верующем в данном случае — значит делать дело. Нельзя заглянуть в сердце к пострадавшему от наводнения, но что-то подсказывает, что, если даже он глубоко верующий, бессмысленно ждать от него подвига смирения и терпения. Никакие слова — даже самые правильные, и самые евангельские — не утешат. И тому, кто задается вопросом: «Помогает ли вера человеку пережить трагедию?» — Крымск дает прямой ответ: «Помогает — если это вера его ближнего и если эта вера диктует ближнему не только говорить, но и делать”.
Живой пример — настоятель крымского Свято-Казанского храма священник Александр Карпец. Когда началось наводнение, храм затопило. Отец Александр тут же отправился туда на резиновой лодке — спасать бабушку, работницу храма. К нему сразу — по первому звонку — присоединились его прихожане, тоже на лодках. За ночь они спасли и перевезли на сушу более пятидесяти человек.
Священник Александр Карпец. Сразу после утренней службы к организации доставки адресной помощи приступают священники.Глядя на отца Александра, я вспоминаю частые упреки в адрес «попов на дорогих машинах». У отца Александра и вправду хорошая и, судя по всему, недешевая Volvo. Вот только сейчас, спустя неделю после трагедии, машина из черной превратилась в бурую, а в салоне всюду комки глины, извести и просто грязь — отец Александр неделю развозил по городу гуманитарную помощь и людей, искавших новое жилье.
«Не берите лишнего»
Двадцатитонная фура перекрывает собой и без того узкую Крепостную улицу города Крымска. Грузовик похож на Гулливера в стране лилипутов, как он протиснулся между низкими домами и маленькими легковыми машинами — непонятно.
Площадь перед иконной лавкой храма святого Архангела Михаила в Крымске, где располагается церковный штаб помощи пострадавшим, быстро заполняется ровными рядами бутылок и канистр с питьевой водой — эту фуру с гуманитарной помощью из Ростова разгружают волонтеры: десять человек выстроились конвейером и ритмично перекидывают пятилитровые канистры из рук в руки. Бутылки специально ставят у самых ворот — любой может свободно зайти и взять столько, сколько нужно.
У волонтера из Москвы Антона доброе красное лицо. Доброе — видимо, по жизни. Красное — неизбежный загар. Он в Крымске уже неделю. «Вернусь в Москву — подумают, что в отпуске на юге отдыхал», — иронизирует Антон. Еще у него сгорела шея и руки ниже локтей — это становится видно, когда он снимает майку — ему невыносимо жарко.
К жесткому ритму волонтеры привыкли: ложиться в три ночи, вставать в шесть утра, а в остальное время плавиться на тридцатиградусной жаре, когда в семь вечера солнце палит, как в полдень, и «отпускает» только к девяти-десяти часам, спать в спальнике на траве или на пенке на полу в подвале храма — это нормально.
Недавно в течение одной ночи пришло семь грузовиков с гуманитарной помощью: разгрузив их, люди падали с ног от усталости в буквальном смысле слова. Но разгрузить — мало, надо еще рассортировать. Для каждой категории на импровизированном складе есть свое место с табличкой: «хлеб», «консервы», «детское», «бытовая химия» и т. д. Еще есть табличка «начало очереди». Склад находится под навесом. По утрам коробок столько, что они, стоя одна над другой, упираются в потолок. К концу дня остается лишь один-два ряда.
— Недавно дагестанский благотворительный фонд прислал двести десят тонн гумпомощи, — говорит Антон, оглядывая коробки. — Вы можете себе представить — двести десять тонн?!
— А вы столько заказывали?
— Мы просто публикуем список конкретных нужд в Интернете — и люди сами нас находят. Церкви верят. Верят, что мы точно выяснили и знаем, в чем здесь есть потребность, и что от нас гумпомощь попадет в руки тем, кто в ней по-настоящему нуждается.Прошла неделя после трагедии — и проблема адресной помощи нешуточно о себе заявила. Первый шок прошел — и появились «умельцы»: они набирают в штабе помощи пострадавшим полную машину вещей и продуктов — и везут продавать в свой магазин: все новенькое, запакованное — удобно. Другой случай — люди, которых наводнение в реальности не коснулось (ведь не весь Крымск оказался в зоне затопления, а только нижняя и средняя часть города): эти люди приходят в штаб оказания помощи и жадно сгребают все подряд — просто запасаются, пока раздают бесплатно… Иногда таких людей здесь напрямую называют «мародерами». А на воротах храма все это время — с первого дня — висит табличка, сделанная священниками: «Дорогие братья и сестры, мы рады вам помочь. Возьмите все необходимое, но не берите лишнего». Настоятель храма протоиерей Сергий Карпец на девятый день после наводнения вынужден об этом даже в проповеди сказать:
«Тому, у кого Господь отнял, Он воздаст четверицей. А у того, кто решил нажиться на горе ближнего, — поверьте — четверицей отнимет».
Решение нашли. Выдачу вещей на руки в штабе заменили выездом мобильных групп с конкретной адресной помощью по персональным заявкам потопленцев. Работать так — труднее. Нужно вести учет просьб, а половина ночи у волонтеров уходит на то, чтобы сформировать индивидуальные пакеты с помощью для следующего дня.
Волонтеры за работой.
Машины, на которых должны выезжать мобильные группы, — отдельная история: их просто нет. В том смысле, что штаб добровольцев Русской Православной Церкви не располагает своим автопарком. И с вечера никто не знает, будет ли транспорт назавтра. Но каждый раз назавтра он обязательно откуда-то появляется — не иссякает поток тех, кто готов помочь: фонды из Краснодарского края, которые присылают свои машины с водителем, просто владельцы «Соболей», которые утром привозят груз в город по работе, а потом до ночи возят гумпомощь, полученную в штабе церковных добровольцев.
Правда, и тут не все всегда проходит гладко: заявку на адресную помощь оставляют и те, кто не попал в зону потопления. Добровольцы, однако, не могут не поехать по указанному адресу с грузом: всегда есть вероятность того, что пострадавшие от наводнения живут у родственников или друзей в непострадавших районах. Но иногда волонетры видят вполне благополучную семью, которая просто ждет бесплатного товара. Тогда волонтер разворачивается и уезжает.
— Такие трагедии, как Крымск, — тест на порядочность для всего общества, — то и дело можно услышать от добровольцев.
“Церковь помогает?”
Доброволец Евгений ведет машину и говорит уверенно и быстро:
— Я уже второй день развожу помощь. Вот, смотрите, сколько адресов.
Он показывает мелко исписанный клочок бумаги. Ему просто — он местный, он может развозить гумпомощь один. Хотя и приезжие волонтеры — из Анапы, Ставрополя, Краснодара, Екатеринбурга, Новороссийска, Пятигорска, Москвы — уже достаточно свободно ориентируются в городе.
Евгений продолжает рассказывать про волонтерские будни и вдруг — совершенно тем же голосом бравого солдата — произносит:
— У меня теща утонула. И два деда. Ребенка с женой я успел вытащить.
Мы проезжаем мимо большого кирпичного дома, Евгений указывает на него и комментирует:
— Мой друг спасал дочку. Спас — но остался без руки. В воде налетел на кусок металлического листа.
Мы проезжаем по мосту, над которым прошла волна в день трагедии, и Евгений показывает на фонарный столб, в который другой его друг во время удара волны вцепился что было сил и, борясь со стихией, держался два часа. Его успели спасти.
Евгений стал для меня самым ярким выражением настроения людей в городе. Сначала я удивился — как же он так спокойно говорит о смерти близких? И как в городе в целом не слышно стенаний и плача? А потом я понял: все это у людей внутри. Люди — кто вынужденно, кто добровольно — нашли для себя, пожалуй, единственный способ бороться с внутренней болью: не оставлять себе свободного времени. Кто-то расчищает свой дом. Кто-то ругается с местными властями по поводу компенсаций. Кто-то, как Евгений, все свое время отдает штабу добровольцев.
— А почему Вы именно к добровольцам от Церкви пошли?
— Мой отец эту церковь строил, — говорит Евгений, имея в виду храм святого Архангела Михаила, на территории которого расположен штаб помощи.
И в этот момент Евгений своими действиями — возможно, сам того не желая — наполняет выражение «Церковь помогает пострадавшим» новым содержанием. Приходится снова и снова напоминать себе, что Церковь — это не только священники и не только синодальные отделы. Это все верующие, которые причисляют себя к Русской Православной Церкви и мотивированы православной верой. А значит, и через меня, и через Евгения, и через водителя «Соболя», решившего отвезти бабушке консервы, и через вообще любого человека в штабе добровольцев — людям помогает Церковь. А так ли на самом деле важно, к какой структуре или организации принадлежит ее отправитель?
Во всяком случае, пострадавшие жители Крымска берут питьевую воду в храме и в штабе МЧС с одинаковой благодарностью.
Чувство благодарности, а не общее горе, как ни парадоксально, — вот что витает в воздухе в Крымске спустя десять дней после наводнения. И в каком-то смысле объединяет людей. Достаточно включить местное радио. Мы ехали в машине, и за десять минут было два звонка в эфир. Первый — женщина благодарила предпринимателей из станицы Голубицкой. Прозвучали имена благотворителей, а фамилии они попросили не раскрывать. Второй слушатель благодарил студентов-добровольцев из Краснодара.
То же самое — на улицах.
— Вы сами разгребаете завалы? — спросил я пожилого мужчину, он сидел на скамейке перед своим двором, за его спиной был виден дом без окон и дверей.
Выживший.
— Нет, они помогают, — он указал на молодых людей в доме.
— Это ваши знакомые?
— Нет, волонтеры. Откуда они — не знаю, просто пришли. Спросили — можно ли войти в дом. Вошли — и со вчерашнего дня работают. Я-то думал, до зимы с завалами не разберусь. А они уже почти управились. Вообще странно… Я такого не ожидал.
Я повернул за угол и увидел громадную деревянную панель, прислоненную к забору. Краской на ней было выведено: «Спасибо всем, кто нас не бросил».
